Россия на изломе
Захар Прилепин
Известный российский писатель Захар Прилепин встретился с нижегородцами после завершения заседания «Изборского клуба. Он ответил на их вопросы и рассказал о том, что он думает о нынешней ситуации в России и мире
Об «Изборском клубе»
— «Изборский клуб» — это клуб российских интеллектуалов, которые пытаются создать новейшую идеологию России с опорой на традиции. Никто не пытается открыть Америку, речь идет о том, чтобы вспомнить то, что забыли и заново сформулировать то, что и так знали раньше. Я счастлив, что был приглашен в состав этого клуба со своими писательскими наблюдениями и эмоциями.
Слово, сформулированное вовремя, имеет огромное значение. Недавно я был в Донбассе и общался с главой парламента ДНР, Андреем Пургиным. Он сказал, что в событиях в Донбассе нашло отражение сформулированных ранее мыслей Александра Проханова и других представителей «Изборского клуба». Начиная с 90-х годов все эти мысли постепенно накапливались, формулировались, и теперь реализовываются. Я не хочу давать оценку, хорошо это или плохо, только подчеркну, что влияние каких-то статей, передовиц, колумнистских колонок на действительность чрезвычайно велико. Люди их читали, осмысливали, потом своими словами пересказывали другим, которые в свою очередь несли это третьим. Любое произнесенное слово начинает существовать и работать. Смотришь, какие-то постулаты «Изборского клуба» появились в валдайской речи Путина или в его обращении к Совету Федерации. Как это происходит — неясно, но этот процесс обнадеживает. Я вообще с оптимизмом смотрю в будущее России.
О политике
— Узнал, что мне отводят восьмую строчку в списке самых перспективных политиков России. Мне часто предлагают заняться политикой от имени каких-то организаций, но я отказываюсь. Совсем не хочу заниматься политикой, у меня нет никаких политических амбиций. Это совершенно неинтересный и чуждый для меня мир. В силу некоторых обстоятельств я вынужден к нему так или иначе прикасаться, потому что я журналист, публицист, многих политических деятелей знаю лично и много общался с ними. Среди них, конечно, есть люди яркие, но это не самая приятная для меня среда.
Политик, он как военный, порой берет на себя такие обязательства и ответственность, которые обычный человек, в нашем понимании, взять на себя не может. Я сам бывший военный и знаю, что когда идет, скажем, зачистка какого-то дома, командир должен послать вперед шесть человек и понимает, что первый солдат, вбегающий в помещение, имеет большие шансы быть застреленным. Так же и политикам приходится совершать ряд каких-то действий, которые могут обижать или лишать чего-то целые группы населения. Но им приходится воспринимать это как часть своей работы.
А восьмая строчка в списке перспективных политиков, думаю, связана с моей позицией и активной работой по доставке гуманитарных грузов Донбассу. В этом смысле для меня это признание важно, потому что помогает: уже есть определенное реноме, легче собирать средства для очередной поездки в Донбасс.
О литературе и критиках
— Конечно, я обычно подшучиваю, мол, книжечки сочиняю. Но тем не менее я очень серьезно отношусь к своему литературному труду.
Меня часто сравнивают с Максимом Горьким, даже недавно назвали «чудом нижегородским». Но дело в том я родился в Рязанской области, поэтому сравнения с Горьким чисто поверхностные: я, как и он, ходил в люди, он родился в Нижнем, а я здесь живу, у него есть роман «Мать», а у меня «Санькя». Но на этом, наверное, все и заканчивается: Горький был ницшеанцем, у меня совсем другие убеждения. Он совершенно гениальный писатель, но я никогда себя с ним не ассоциировал ни в чем. Мне любопытны другие литераторы, например, Сергей Есенин. Понимая разницу наших масштабов, я себя больше ассоциирую именно с ним (кстати, он как раз рязанец).
К тому же литературные критики все такие разные. Один назвал меня «русским Ремарком», «новым Бондаревым», а в американском журнале «Плейбой» обо мне написали как о «новом Хэмингуэе». Если я буду обращать внимание на все эти эпитеты, то у меня может случиться растроение личности.
Кстати, о критиках. Это ведь только считается, что у нас «патриотический угар» в связи с Крымом и Донбассом. На самом деле я знаю массу людей из культурного эстеблишмента, серьезных писателей и музыкантов, которые стесняются высказывать свои симпатии. Потому что не рискуют прочувствовать на себе влияние нашей либеральной «культурно-охранительной» среды. Знаю одного поэтического классика, который написал целый восторженный венок сонетов по поводу воссоединения Крыма с Россией, но он признался, что никогда его не опубликует: «Они никогда мне не подадут руку, они не станут со мной разговаривать, они меня просто затопчут». Из молодых только мы с Сергеем Шаргуновым и держим фронт со своей откровенной политической позицией. Остальные не рискуют: а вдруг не опубликуют в журнале «Знамя» или премию не дадут?
Кстати, когда я получал премию «Большая книга» узнал, что многие критики ставили против моей фамилии ноль со словами «Кто угодно, только не Прилепин!» И когда объявили, что премия достается мне, двадцать маститых литераторов в знак протеста покинули зал. Вместе с Боженой Рынски.
— После заседания «Изборского клуба две журналистки задали мне на полном серьезе вопрос: «Сохранится ли Россия после кризиса?» Да куда она денется?! После Гражданской войны в России осталось всего лишь 13% от прежней экономики. Все остальное было разворовано и убито. И это не считая колоссальных людских потерь: миллионов погибших на войне и множества уехавших за границу представителей научной и творческой интеллигенции. И тем не менее в течение двадцати лет страна построила колоссальное количество предприятий, совершила огромный индустриальный рывок.
Я помню перестройку и не самые тучные 90-е годы, поэтому тот уровень кризиса, на котором мы сейчас находимся, не позволяет впадать в пораженческое и невротическое состояние. У России, слава Богу, есть и финансовая подушка безопасности, которой точно хватит на 2-3 года, и есть ресурсы, которые гарантируют, что нищими мы не останемся. Конечно, тот уровень жизни, к которому мы успели привыкнуть в сытые годы, в полной мере не сохранится.
О Западе и России
— Кстати, многие из нас сильно недооценивали то, что имели. Обычно у нас принято считать, что мы-де живем хуже, чем на Западе. Мне пришлось много поездить по заграницам и я утверждаю, что многие мои знакомые живут гораздо лучше, чем среднестатистические жители Западной Европы. Большинство моих друзей-приятелей разного уровня достатка живут в собственных квартирах: кому-то они достались от советского наследства, кто-то сумел купить сам. На Западе я не знаю никого, кто живет в собственной квартире: можно жить, например, в Париже сто лет, но в съемном жилье, а не своем. Мы просто не знали, что наш уровень жизни был довольно высок. Такого уже, скорее всего не будет. Но его не было и нет и в других странах: люди в своей массе так не живут ни в Испании, ни в Италии, ни тем более в Болгарии или Румынии.
Я часто бываю за границей, поскольку мои книги изданы в 20 странах. Некоторое время даже жил в разных странах. И могу со всей определенностью сказать: Россия точно такая демократическая страна, как любая другая в Европе. Никакой принципиальной разницы не вижу. Более того, во многих странах существует колоссальное количество табу, которых в России просто нет.
О сохранении старины
Кстати, в том же Нью-Йорке я рассказывал, как мы в Нижнем Новгороде стараемся спасти от сноса старейшие памятники архитектуры, выставляем ночное оцепление, ночуем в этих домах, деремся с полицией. Эмигрант, уехавший в Америку лет 25 тому назад, слушал меня печально, а потом сказал: «Да, вы молодцы. Но в Нью-Йорке вас всех уже давно посадили бы в тюрьму. У нас тут одни пытались спасти какой-то квартал. Так их главарь получил 75 лет тюрьмы, а остальные сразу куда-то исчезли».
Я с удовольствием курирую есенинский проект, в рамках которого предполагается установить памятник Анатолию Мариенгофу. В Нижнем Новгороде сохранился дом, в котором он жил, двор, подъезд со ступеньками, по которым он ходил, даже надписи на них и его квартира на верхнем этаже. Его нашли с помощью местного журналиста Димы Ларионова. Сначала предполагалось что мемориальная доска в честь Мариенгофа будет установлена на Большой Покровской, потому что сам дом находится в переулке вбок от драмтеатра и найти его довольно сложно. Но чтобы что-то установить на Покровке, требуется столько согласований, что, скорее всего, доска будет установлена все-таки на самом доме Мариенгофа.
О Фейсбуке
— Лет девять я делал всего один пост в месяц. Но когда началась история с Крымом и Донбасом, я понял, что соцсети — это важнейшее средство воздействия на людей. Теперь мой каждый третий пост перепечатывается в других средствах массовой информации. Получается, что их читают не десятки и не сотни тысяч, а уже миллионы. Я понимаю, что людям это нужно: некоторые не могут для себя сформулировать какие-то вещи, поэтому обращаются ко мне.
Если честно, я уже устал от этого Фейсбука: столько приходит негативных сообщений, где пишут, что я мразь, что меня убьют и т.д. Не могу сказать, что я очень переживаю, но читать двести раз в день, что ты подонок рода человеческого – не самое приятное занятие. И все же я воспринимаю это как часть своей работы. Недавно уехал на две недели в деревню, а когда вернулся, меня ждало множество сообщений: «Захар, вернись в Фейсбук!».
Особенно запомнилось сообщение от одной женщины. Ее муж, хирург, после тяжелой работы приходит вечером домой, читает в сети мои посты , и у него поднимается настроение. Хотя в них ничего веселого нет, но он успокаивается. Да я хотя бы ради одного этого хирурга буду и дальше писать, чтобы он утром с хорошим настроением ходил на работу.
www.aif-nn.ru
