ГЛОБАЛЬНЫЕ МОНОПОЛИИ ЗАГНИВАЮТ, ЗАГОНЯЯ МИР В ДЕПРЕССИЮ

Михаил Делягин

-Исчерпание и изживание рыночных отношений проявляется, прежде всего, в исчезновении частной собственности на главном, наиболее передовом уровне современного бизнеса: в глобальных корпорациях, — считает экономист директор Института проблем глобализации член Изборского клуба Михаил Делягин.
На поверхности же суть нынешнего кризиса мировой экономики заключается в том, что глобальные монополии загнивают, загоняя мир в глобальную депрессию — состояние, при котором всем не хватает денег. Государства удерживают свои экономики на грани срыва в глобальную депрессию раздачей денег, что ведет к угрожающему росту заведомо безвозвратных долгов. И раздача даровых денег, и безвозвратные долги полностью противоречат фундаментальным основам рынка: то, что сложилось в последние два десятилетия на глобальном уровне, уже является не совсем рыночными отношениями.
Весьма существенно и то, что информационные технологии намного производительней индустриальных, и их распространение сокращает количество людей, нужных для производства потребляемых человечеством благ (включая нематериальные). Соответственно, возникают «лишние» люди, слишком много потребляющие и мало производящие, и глобальный бизнес (который, в отличие от государства, не имеет социальных обязательств даже перед развитыми обществами) из экономии начинает беспощадно урезать их потребление.
А это — уничтожение того самого среднего класса развитых стран, на спросе которого основана вся современная рыночная экономика: без его спроса сложноструктурированные рынки в значительной степени выродятся в вульгарную раздачу пайков.
Выход из кажущейся тупиковой ситуации вырождения привычных рыночных отношений и исчерпания ими своих возможностей, который нащупывается современным человечеством, заключается в надстраивании рыночных отношений обмена принципиально новым уровнем уже не рыночного, но технологического господства.
На этом уровне владелец современной сложной технологии контролирует ее потребителей просто потому, что они используют его технологию. Это касается не только программного обеспечения и систем связи, но и, например, такой вроде бы традиционной сферы, как производство продовольствия.
Если раньше деньги были символом богатства, влияния и успеха, то теперь такими становятся технологии: это незримое, не оформленное в явном виде, не провозглашаемое на площадях и не фиксируемое в законах, но исключительно жесткое господство. Участники рынка по-прежнему с воодушевлением зарабатывают деньги, — но лишь там, таким способом и в той мере, в которой позволяют им это делать владельцы новых, интегральных средств производства — технологий.
Эта система пока еще не тотальна, она всего лишь складывается, и ее окончательные очертания и правила еще не вполне ясны.
Однако этот новый мир, пусть даже еще и не оформившийся окончательно, уже живет в нас: деньги быстро теряют значение, уступая технологиям.
У современной России есть (и то пока) лишь деньги — и системное отсутствие главного ресурса господства в самом близком будущем является значительно более страшной угрозой для каждого из нас, чем экономический спад и коррупционно-либеральное безумие власти.