КНР КАК НОВЫЙ ГЛОБАЛЬНЫЙ ЛИДЕР
Авторский доклад Изборскому клубу Сергея Глазьева
ДВИЖУЩИЕ СИЛЫ КИТАЙСКОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО ЧУДА
ПЕРСПЕКТИВЫ РОСТА АЗИАТСКОГО МИРОХОЗЯЙСТВЕННОГО УКЛАДА
НЕОБХОДИМОСТЬ СОЗДАНИЯ АНТИВОЕННОЙ КОАЛИЦИИ И РОЛЬ РОССИИ
Введение
Глобальный системный кризис, сменивший длительный экономический подъём развитых стран, является закономерным проявлением длинных волн экономической активности, известных как «волны Кондратьева»[1]. В основе каждой из них лежит жизненный цикл соответствующего технологического уклада — воспроизводящейся целостной системы технологически сопряжённых производств. Кризис военно-политический является, в свою очередь, проявлением смены системных циклов накопления, в основе каждого из которых лежит свой институциональный мирохозяйственный уклад: система взаимосвязанных институтов, обеспечивающая расширенное воспроизводство, в т.ч. — воспроизводство капитала и определяющих механизм глобальных экономических отношений. Наложение этих двух циклических процессов в фазе кризиса создаёт опасный резонанс, угрожающий разрушением всей системы мировых экономических и политических отношений.
В процессе смены технологических и мирохозяйственных укладов происходит глубокая структурная перестройка экономики на основе принципиально новых технологий и новых механизмов воспроизводства капитала. В такие периоды, как показывает опыт мирового развития за последние пять веков, происходит резкая дестабилизация системы международных отношений, разрушение старого и формирование нового миропорядка. Исчерпываются возможности социально-экономического развития на основе сложившейся системы институтов и технологий. Лидировавшие до этого страны сталкиваются с непреодолимыми трудностями в поддержании прежних темпов экономического роста. Перенакопление капитала в устаревающих производственно-технологических комплексах ввергает их экономику в депрессию, а сложившаяся система институтов затрудняет формирование новых технологических цепочек. Такие цепочки — вместе с новыми институтами организации производства — пробивают себе дорогу в других странах, прорывающихся в лидеры экономического развития.
В отличие от прежних «чемпионов», которые сталкиваются с кризисом перенакопления капитала в устаревших производствах, у стран-«претендентов» есть возможность избежать массового обесценения капитала и максимально сконцентрировать его на прорывных направлениях роста нового технологического уклада.
Для удержания своего лидерства «чемпионам» приходится активизировать силовую составляющую своей внешней политики и экономики. Не случайно в периоды смены технологических укладов резко нарастает военно-политическая напряжённость, усиливаются риски крупных международных конфликтов. Назидательным примером может служить трагический опыт двух предыдущих структурных кризисов мировой экономики.
Так, Великая депрессия 30-х годов, обусловленная достижением пределов роста доминировавшего в начале ХХ века технологического уклада «угля и стали», была преодолена милитаризацией экономики, результатом которой стала её технологическая перестройка на основе широкого использования двигателя внутреннего сгорания и органической химии, переход на нефть в качестве основного энергоносителя и на автомобиль как ведущее транспортное средство. Переход экономики ведущих стран мира на новый, четвёртый глобальный технологический уклад проходил через катастрофу Второй мировой войны, повлекшей за собой кардинальное изменение всего мироустройства: разрушение системы колониальных империй европейских стран и формирование двух противоборствующих глобальных политико-экономических систем. Лидерство американского капитализма в выходе на новую длинную волну экономического роста было обеспечено чрезвычайным ростом оборонных заказов на освоение новых технологий и притоком капиталов со всего мира в США при разрушении производственного потенциала и обесценении капитала основных конкурентов.
Депрессия середины 1970-х — начала 1980-х годов, обусловленная исчерпанием потенциала этого технологического уклада, повлекла за собой гонку вооружений с широким использованием информационно-коммуникационных технологий, которые составили ядро нового, пятого технологического уклада. Последовавший вслед за этим коллапс мировой системы социализма, не сумевшей своевременно перевести экономику на новый технологический уклад, позволил ведущим капиталистическим странам воспользоваться ресурсами бывших социалистических стран для «мягкой пересадки» на новую длинную волну экономического роста. Вывоз капитала и утечка умов из бывших социалистических стран, колонизация их экономик облегчили структурную перестройку экономики стран ядра мировой капиталистической системы. На этой же волне роста нового технологического уклада поднялись новые индустриальные страны, сумевшие заблаговременно создать его ключевые производства и заложить предпосылки их быстрого роста в глобальном масштабе. Политическим результатом этих структурных трансформаций стала либеральная глобализация с доминированием США в качестве эмитента основной резервной валюты.
Исчерпание потенциала роста доминирующего технологического уклада стало причиной глобального кризиса и депрессии, охватившей ведущие страны мира в последние годы. Переживаемая в настоящее время фаза родов нового технологического уклада на поверхности экономических явлений предстаёт как сочетание финансовой турбулентности, сопровождающейся образованием и схлопыванием финансовых пузырей, экономической депрессии, характеризующейся снижением прибыльности и объёмов привычных производств, падением доходов и цен, в том числе на основные энергоносители и конструкционные материалы, а также быстрым распространением принципиально новых технологий, находящихся на начальных фазах своего научно-производственного цикла.
Уже видны ключевые направления развития нового, шестого технологического уклада, рост которого обеспечит подъём экономики передовых стран на новой длинной волне экономического роста: биотехнологии, основанные на достижениях молекулярной биологии и генной инженерии, нанотехнологии, системы искусственного интеллекта, глобальные информационные сети и интегрированные высокоскоростные транспортные системы. Их реализация обеспечивает многократное повышение эффективности производства, снижение его энерго- и капиталоёмкости[2].
В настоящее время новый технологический уклад переходит из эмбриональной фазы развития в фазу роста. Его расширение сдерживается как незначительным масштабом и неотработанностью соответствующих технологий, так и неготовностью социально-экономической среды к их широкому применению. Однако, несмотря на кризис, расходы на освоение новейших технологий и масштаб их применения растут с темпом около 20–35% в год[3]. Вскоре передовые страны выйдут на длинную волну экономического роста. Падение цен на нефть является характерным признаком завершения периода «родов» нового технологического уклада и выхода его на экспоненциальную часть траектории роста за счёт бурного распространения новых технологий, кардинально улучшающих ресурсоэффективность и снижающих энергоёмкость производства. Например, массовое внедрение светодиодов, возможное при мощном инвестиционном импульсе, позволяет поднять эффективность освещения на два порядка. Сочетание подобных технологических прорывов в ядре нового технологического уклада обеспечивает его ускоряющееся расширение, которое выводит экономику на новую волну роста.
Именно в такие периоды глобальных технологических сдвигов у отстающих стран возникает возможность для экономического рывка к уровню передовых стран, пока последние сталкиваются с перенакоплением капитала в устаревших производственно-технологических комплексах. В частности, для Китая, который быстро наращивает свои конкурентные преимущества, последовательно осваивая всё новые технологические переделы и приближаясь к передовому фронту НТП. Для России, упустившей возможности лидерского прорыва на основе информационно-коммуникационного технологического уклада в 1970—1980-е годы прошлого века, следствием чего стало уничтожение СССР, этот вызов носит экзистенциальный характер. Либо нам удастся воспользоваться окном возможностей технологического прорыва на новую длинную волну экономического подъема, либо повторный проигрыш очередной научно-технической революции окончательно собьёт Россию на обочину мирового экономического развития в качестве сырьевой периферии передовых стран.
В настоящее время на наших глазах в Китае и других быстро растущих странах Юго-Восточной Азии формируется новая, более эффективная по сравнению с американо-европейской социально-экономическая система, адекватная требованиям нового технологического уклада. Спецификой последнего является его гуманитарный характер — крупнейшими отраслями экономики становятся здравоохранение, образование, наука и культура, на долю которых в совокупности вскоре будет приходиться около половины ВВП. В силу общественного характера этих отраслей, обладающих большим внешним эффектом, не подлежащим приватизации в современном демократическом обществе, развитие нового технологического уклада требует намного большего участия государства, чем это наблюдалось в развитии предыдущих. Сегодня оптимальным считается доля государственного участия в системе образования около 80%, в здравоохранении — около 50%, в научных исследованиях — около 60%, в культуре — не менее 30%. Эти отрасли не могут функционировать исключительно на коммерческой основе, значительная часть работающих в них организаций имеют некоммерческий характер, что существенно затрудняет их кредитование в расчёте на прибыль. Для их развития нужны значительные государственные ассигнования в инфраструктуру, субсидии, долгосрочные дешёвые кредиты. Образующие китайскую социалистическую экономику институты государственного планирования, бюджетирования, субсидирования и ценообразования намного лучше подходят для целей развития нового технологического уклада, чем ориентированные на сверхприбыль и обслуживание финансовой олигархии американские институты, в составе которых после краха СССР существенно уменьшилась составляющая всеобщего благосостояния.
В отличие от институциональной системы США, ориентированной на обслуживание интересов финансовой олигархии, паразитирующей на эмиссии доллара как мировой валюты, институциональные системы Китая, Индии, Японии, Кореи, Вьетнама, Малайзии, Ирана и других стран формирующегося на наших глазах нового центра развития, ориентированы на обеспечение общественных интересов социально-экономического развития. Они нацелены на гармонизацию интересов различных социальных групп, выстраивание партнёрских отношений между бизнесом и государством ради достижения общественно значимых целей.
Развитие человечества требует новых форм организации глобальной экономики, которые позволили бы обеспечить устойчивое развитие и отражение планетарных угроз, включая экологические и космические. В условиях либеральной глобализации, выстроенной под интересы транснациональных, в основном англо-американских, корпораций эти вызовы существованию человечества остаются без ответа. Более того, сверхконцентрация капитала и глобального влияния в руках нескольких сотен семей в отсутствие механизмов демократического контроля создаёт угрозу становления глобальной диктатуры в интересах обеспечения господства мировой олигархии за счёт угнетения всего человечества. Тем самым возрастают риски злоупотреблений глобальной властью, чреватые уничтожением целых народов и катастрофами планетарного масштаба. Объективно возникающая необходимость обуздания мировой олигархии и упорядочения движения мирового капитала достигается в восточно-азиатской модели организации современной экономики. С подъёмом Китая, Индии и Вьетнама вслед за Японией и Кореей всё более явственно просматриваются контуры перехода от англо-американского к азиатскому мирохозяйственному укладу с совершенно иной, соответствующей интересам устойчивого и гармоничного развития человечества системой институтов, открывающей дорогу новому вековому циклу накопления капитала.
Движущие силы китайского экономического чуда
Как было показано выше, спустя всего четверть века после установления глобального доминирования США, мировой рынок уже не обеспечивает расширенного воспроизводства институтов американского цикла накопления. Составляющие его основу финансовые пирамиды вышли далеко за пределы устойчивости. Одновременно на периферии этого мирохозяйственного уклада возник новый центр быстро расширяющегося воспроизводства, который в сфере производства товаров уже превзошёл США. Решение Китая о прекращении наращивания своих долларовых резервов обозначило предел бесконфликтного разрешения противоречия между расширенным воспроизводством американских долговых обязательств и глобальными инвестиционными возможностями. Для разрешения этого противоречия у США есть выбор: попытаться силой установить контроль над вышедшими из подчинения сегментами периферии либо уступить место новому лидеру. Пока американская властвующая элита предпочитает первый вариант, не отдавая себе отчёта в ограниченности своих возможностей. Эта ограниченность определяется большей эффективностью институтов нового мирохозяйственного уклада, основой для формирования которых является Китай и другие страны Юго-Восточной Азии.
Чтобы делать прогнозы дальнейшего развития событий, необходимо разобраться в структуре институтов нового мирохозяйственного уклада.
Сами китайцы называют свою формацию социалистической, развивая при этом частное предпринимательство и выращивая капиталистические корпорации. Однако коммунистическое руководство Китая продолжает практическое строительство социализма, избегая идеологических клише. Они предпочитают формулировать задачи в терминах народного благосостояния, ставя цели преодоления бедности и создания общества средней зажиточности, а в последующем — выхода на передовой в мире уровень жизни. Они стараются избежать чрезмерного социального неравенства, сохраняя трудовую основу распределения национального дохода и ориентируя институты регулирования экономики на производительную деятельность и долгосрочные инвестиции в развитие производительных сил. В этом общая особенность стран, формирующих ядро Азиатского цикла накопления капитала.
Вне зависимости от доминирующей формы собственности: государственной, как в Китае или во Вьетнаме, или частной, как в Японии или Корее, — для Азиатского векового цикла накопления характерно сочетание институтов государственного планирования и рыночной самоорганизации, государственного контроля над основными параметрами воспроизводства экономики и свободного предпринимательства, идеологии общего блага и частной инициативы. При этом формы политического устройства могут принципиально отличаться: от самой большой в мире индийской демократии до крупнейшей в мире Коммунистической партии Китая. Неизменным остаётся приоритет общенародных интересов над частными, который выражается в жёстких механизмах личной ответственности граждан за добросовестное поведение, чёткое исполнение своих обязанностей, соблюдение законов, служение общенациональным целям. Причём формы общественного контроля могут тоже принципиально отличаться: от харакири руководителей обанкротившихся банков в Японии до исключительной меры наказания проворовавшихся чиновников в Китае. Система управления социально-экономическим развитием строится на механизмах личной ответственности за повышение благополучия общества.
Примат общественных интересов над частными выражается в характерной для Азиатского цикла накопления институциональной структуре регулирования экономики. Прежде всего — в государственном контроле за основными параметрами воспроизводства капитала посредством механизмов планирования, кредитования, субсидирования, ценообразования и регулирования базовых условий предпринимательской деятельности. Государство при этом не столько приказывает, сколько выполняет роль модератора, формируя механизмы социального партнёрства и взаимодействия между основными социальными группами. Чиновники не пытаются руководить предпринимателями, а организуют совместную работу делового, научного, инженерного сообществ для формирования общих целей развития и выработки методов их достижения. На это настраиваются и механизмы государственного регулирования экономики.
Государство обеспечивает предоставление долгосрочного и дешёвого кредита, а бизнесмены гарантируют его целевое использование в конкретных инвестиционных проектах для развития производства. Государство обеспечивает доступ к инфраструктуре и услугам естественных монополий по низким ценам, а предприятия отвечают за производство конкурентоспособной продукции. В целях повышения её качества государство организует и финансирует проведение необходимых НИОКР, образование и подготовку кадров, а предприниматели реализуют инновации и осуществляют инвестиции в новые технологии. Частно-государственное партнёрство подчинено общественным интересам развития экономики, повышения народного благосостояния, улучшения качества жизни. Соответственно меняется и идеология международного сотрудничества — парадигма либеральной глобализации в интересах крупного частного капитала ведущих стран мира сменяется парадигмой устойчивого развития в интересах всего человечества.
Китайское руководство скромно продолжает называть свою страну развивающейся. Это так, если судить по темпам роста. Но по своему экономическому потенциалу Китай уже встал на уровень ведущих стран мира. А по структуре производственных отношений Китай становится образцом для многих развивающихся стран, стремящихся повторить китайское экономическое чудо и сближающихся с ядром Азиатского цикла накопления. Китай составляет основу этого нового центра мировой экономики. Поэтому сложившиеся в Китае производственные и общественно-политические отношения следует рассматривать не как переходные к «западным стандартам», а как характерные для самой передовой в этом столетии социально-экономической системы.
Китайское экономическое чудо впечатляет. За три десятилетия реформ, инициированных Дэн Сяопином, Китай добился впечатляющих успехов. Из глубокой периферии мировой экономики неожиданно для многих он шагнул в число лидеров, выйдя в 2014 г. на первое место в мире по физическому объёму ВВП и экспорту высокотехнологической продукции. За три десятилетия объём ВВП вырос в Китае в 30 раз (c 300 млрд долл. до 9 трлн долл. по текущему курсу юаня к доллару, а по паритету покупательной способности валют — до 18 трлн долл.), промышленного производства — в 40-50 раз, валютные резервы — в несколько сотен раз (с нескольких десятков млрд долл. до 4 трлн долл.). По уровню экономического развития, измеряемого показателем ВВП на душу населения, Китай поднялся с места в конце списка беднейших стран до места в первой тридцатке стран (среднего достатка).
Китай становится мировым инженерно-технологическим центром. Доля китайских инженерно-технических и научных работников в их мировой численности достигла в 2007 году 20%, удвоившись по сравнению с 2000 годом (1420 и 690 тыс. соответственно). К 2030 г., по прогнозам китайских учёных, в мире будет насчитываться 15 млн инженерно-технических и научных работников, из которых 4,5 млн человек (30%) будут составлять учёные, инженеры и техники из КНР. К 2030 г. Китай по объёму затрат на научно-технические разработки выйдет на 1-е место в мире, и его доля составит 25% от общемировых затрат на эти цели.
Китай выделяется не только динамизмом своего развития и гигантским размером, но и историей реформ, создавших условия для экономического чуда. Китайский подход к построению рыночной экономики кардинально отличается от постсоветского своим прагматизмом и творческим отношением к реформам. В их основе лежат не догматические шаблоны, исходящие из идеологических и оторванных от реальности представлений о социально-экономических процессах, а практика управления хозяйством. Подобно инженерам, конструирующим новую машину, китайские руководители последовательно отрабатывают новые производственные отношения через решение конкретных задач, проведение экспериментов, отбор лучших решений. Терпеливо, шаг за шагом они строят свой вариант социализма, постоянно совершенствуя систему государственного управления на основе отбора только тех институтов, которые работают на развитие экономики и повышение общественного благосостояния. Сохраняя «завоевания социализма», китайские коммунисты встраивают в систему государственного управления регуляторы рыночных отношений, дополняют государственные формы собственности частными и коллективными таким образом, чтобы добиваться повышения эффективности экономики в общенародных интересах.
Апологеты рыночного фундаментализма стараются не замечать ключевых элементов китайского подхода к реформам. Вместо того чтобы взять китайский опыт на вооружение, они придумывают «объективные объяснения» быстрого роста китайской экономики то иностранными инвестициями, то имитацией западных технологий, то перетоком дешёвых трудовых ресурсов из отсталого сельского хозяйства в городскую промышленность, «забывая» о главном: почему все эти процессы оказываются ошеломляюще эффективными с финансово-экономической точки зрения и не приводят к серьёзным социальным конфликтам в китайском обществе. Китайские реформы иногда сравнивают с НЭПом, для которого тоже было характерно сочетание социалистических и капиталистических элементов, а также высокие темпы роста.
Возвышение Китая влечёт за собой реформирование мирового экономического порядка и системы международных отношений. Возрождение планирования социально-экономического развития и государственного регулирования основных параметров воспроизводства капитала, активная промышленная политика, контроль над трансграничными потоками капитала и валютные ограничения — всё это рассматривается уже не как «запрещённый» набор государственного управления экономикой, а как основа новой социально-экономической модели развития, которая, по аналогии с либерально-монетаристской моделью «вашингтонского консенсуса», уже названа «пекинским консенсусом». Пекинский консенсус является куда более привлекательным для развивающихся стран, в которых проживает большинство человечества, — поскольку он, в отличие от вашингтонского, основан на принципах недискриминации, взаимного уважения суверенитета и национальных интересов сотрудничающих государств, ориентируя их не на обслуживание международного капитала, а на подъём народного благосостояния. При этом может возникнуть новый режим защиты прав на интеллектуальную собственность и передачи технологий, могут быть приняты новые нормы международной торговли в сфере энергетики и ресурсов, новые правила международной миграции, заключены новые соглашения об ограничении вредных выбросов и т.д. Китайский подход к международной политике (отказ от вмешательства во внутренние дела, от военной интервенции, от торговых эмбарго) даёт развивающимся странам реальную альтернативу выстраивания равноправных и взаимовыгодных отношений с другими государствами[4]. Китай принципиально отвергает применение силы, а также использование санкций во внешней политике. Даже в своих отношениях с Тайванем Китай всегда делает упор на расширение экономического и культурного сотрудничества, в то время как тайваньские власти сопротивляются этому[5].
Разумеется, переход к новому мирохозяйственному укладу не избавит мир от конфликтов. Китайская внешнеполитическая стратегия не обязательно будет гуманистической: достаточно прочитать знаменитые «36 стратагем»[6], чтобы оценить готовность китайцев применять самые разнообразные методы достижения своих интересов, в том числе — весьма далекие от привычных нам норм христианской морали. Иллюзии идеологии светлого коммунистического будущего для всего человечества чужды современному китайскому руководству, которое строит социализм с китайской спецификой, суть которой сводится к жёсткому преследованию собственных национальных интересов на основе социалистической идеологии общенародного блага и конфуцианских принципов ответственного государственного правления. В определённой степени эта философия напоминает сталинскую идеологему построения социализма в одной стране. Но, в отличие от свойственного для советского социализма интернационализма, китайская версия социализма ориентирована исключительно на китайские национальные интересы. Но по меньшей мере они прагматичны и понятны. Прежде всего — построение общества средней зажиточности. Для этого, в отличие от англосаксонской геополитики мирового господства, Китаю нужен мир и активное внешнеэкономическое сотрудничество. И категорически не нужна разворачиваемая американцами мировая война. Это создаёт объективные предпосылки для выстраивания глобальной антивоенной коалиции, в которой Россия могла бы принять самое деятельное участие, войдя в состав стран ядра нового мирохозяйственного уклада.
Перспективы роста азиатского мирохозяйственного уклада
Американоцентричная модель глобальной либерализации достигла пределов своего развития и вошла в фазу саморазрушения под воздействием внутренних диспропорций. Поэтому её следует считать отживающей и устаревшей по отношению к производственным отношениям, формирующимся в Китае и других странах ядра нового векового цикла накопления.
Это утверждение покажется странным для рыночных фундаменталистов. Они, как настоящие догматики, не хотят видеть очевидные факты, не укладывающиеся в систему их взглядов и представлений. Использование государством рыночных механизмов для достижения запланированных показателей не вписывается в их картину мира. Так же как и крупномасштабные кредиты, финансируемые за счёт денежной эмиссии и осваиваемые частным бизнесом в установленных государством приоритетных направлениях развития. Или государственное регулирование цен на основные товары, образующие издержки, в целях создания благоприятных условий для частного предпринимательства. Я уже не говорю о валютном регулировании и контроле, который не мешает транснациональным корпорациям осуществлять огромные инвестиции в ведущие азиатские экономики.
Все эти механизмы частно-государственного партнёрства, характерные не только для социалистического Китая, но и для вполне капиталистической Японии, Южной Кореи, Индии, стран Ближнего и Среднего Востока, отвергаются рыночными фундаменталистами как устаревшие и бесперспективные. Они не утруждаются доказательством этого суждения, ссылаясь на то, что аналогичные механизмы, действовавшие не столь давно в Западной Европе и многих развивающихся странах, были свёрнуты. В их представлении американская модель капитализма является идеальной, абсолютной — и требуется лишь время для её распространения на весь мир. Они не задумываются над воспроизводством очевидного неравенства между странами ядра и периферией американского цикла накопления, в которой увязло постсоветское пространство. Так же, как и о физической невозможности распространения американского типа массового потребления на весь мир в силу объективной ограниченности ресурсов.
Для рыночных фундаменталистов табуирован и советский опыт управления экономическим развитием, несмотря на очевидные успехи социалистического строительства, позволившие СССР не только одержать победу во Второй мировой войне, но и создать так называемый «второй мир», охвативший треть планеты. Многие элементы этого опыта были восприняты и сохранены Китаем, Вьетнамом, Индией и легли в основу институциональной структуры Азиатского цикла накопления. СССР был первопроходцем в создании культуры государственного управления экономическим развитием, а отнюдь не тупиковой ветвью экономической цивилизации, как это кажется рыночным фундаменталистам.
Опыт социалистического строительства изучался и использовался и в странах ядра американского цикла накопления, особенно в части создания государственных институтов прогнозирования и индикативного планирования, социальной защиты и управления НТП. Вместе с тем достигшая после распада СССР глобальной гегемонии американская олигархия более не нуждалась в государственной поддержке. Были свёрнуты не только механизмы индикативного планирования, государственного контроля над ценами и трансграничным перемещением капитала. Сократились также многие перспективные исследования, социальные программы, международные инвестиционные проекты. Институциональная система американского цикла накопления достигла зрелых и окончательных форм. Она перешла к фазе глобальной экспансии и перестала качественно развиваться. Апологеты рыночного фундаментализма поверили в то, что наступил желаемый «фукуямовский» конец истории и для господства крупного капитала не осталось препятствий.
Они ошиблись. Грандиозные экономические успехи Китая, Индии, Бразилии, Малайзии, Вьетнама, Сингапура, ОАЭ и других стран, отказавшихся от рекомендаций «вашингтонского консенсуса», которым предпочли самостоятельную политику развития с опорой на указанные выше механизмы, должны были озадачить поклонников американского «конца истории». Но в упоении своей «победой» над социализмом они не заметили, как в противовес вашингтонскому сформировался «пекинский консенсус» в качестве образца эффективной системы управления развитием экономики под руководством самой большой в мире коммунистической партии.
Наряду с Китаем в формирование ядра нового мирохозяйственного уклада вовлечены Япония, Сингапур и Южная Корея. Несмотря на существенные отличия этих стран от Китая по политическому устройству и механизмам регулирования экономики, между ними формируется множество устойчивых кооперационных связей, быстро растут взаимная торговля и инвестиции.
К формирующемуся ядру нового мирохозяйственного уклада подтягиваются как близлежащие страны: Россия, Индия, Вьетнам, Малайзия, Индонезия, — так и Бразилия, Венесуэла, Куба и другие страны Латинской Америки. Усиливается притяжение к нему стран африканского континента. В совокупности экономическая мощь этих стран уже сопоставима со странами ядра американского цикла накопления. Есть у них и общий элемент, который может сыграть роль своего рода тоннеля для перемещения капитала из одного цикла в другой, — Япония, обладающая мощной банковской системой.
Популярным образом нового мирохозяйственного уклада стало неформальное объединение Бразилии, России, Индии, Китая и Южной Африки — БРИКС. С момента появления аббревиатуры «БРИКС» в 2001 году совокупный объём ВВП этих стран увеличился более чем в 3 раза, на них пришлась треть прироста объёма мирового производства. «Пятёрка» БРИКС (с присоединением ЮАР), занимая 29% земной суши (без учёта Антарктиды), имеет почти 43% мирового населения. По
