ВОКРУГ ПРАВОСЛАВНОГО СОЦИАЛИЗМА

В конце 2015 года Изборский клуб провел ряд дискуссий на тему возможности православного (или христианского) социализма как перспективного идеологического направления нашей общественной и политической жизни. Предлагаем вниманию читателей избранные выступления участников этих дискуссий.

Александр Проханов, председатель Изборского клуба

Друзья, спасибо, что почтили нас своим вниманием. И сразу — к делу. Сегодняшняя Россия – это олигархическая страна. Олигархи сформировали свою экономику, свой уклад, свою этику, и даже свою олигархическую культуру и мифологию. В этом укладе мы все задыхаемся. В этом укладе не будет развития, в этом укладе не будет побед: ни военных, ни моральных, ни религиозных. Этот проект себя исчерпал – это чувствуют все, в том числе, и сами олигархи.

На смену этому проекту идет некое неведомое будущее. И любые альтернативы этому проекту должны быть провозглашены как можно скорее, они должны быть обнародованы. Православный социализм — это формула, которая витает в воздухе. Я ее слышал от многих известных людей, об этой формуле говорят в монастырях, существует целое направление в православном общественном сознании, которое сегодня можно назвать «православный социализм». А в еще более резкой форме ее можно назвать «православный сталинизм».

Мы все могли бы высказаться на тему православной альтернативы, в какой степени экономика, связанная с банковскими кредитами, ссудным процентом может находиться во взаимоотношениями с Божьими заповедями, в какой степени она может быть проникнута вот этим духовным, фаворским началом.

Нам предстоит порассуждать на такую тему. Вот русский монастырь – это уклад, способ организации производства, способ воссоединения земного и небесного, способ соединения мистического иррационального с абсолютно рационально-прагматическим. В какой степени монастырь может быть прообразом современного российского хозяйства? Мне кажется, что такая альтернатива будет очень важна.

Скажем, Сергей Юрьевич Глазьев создал стройную, альтернативную экономическую систему, во многом подпадающую под категорию православного социализма, хотя в своих докладах, в своих выступлениях он этими формулировками не оперирует. И вот повторяю: соединение этой продуманной, академической, подробно разработанной теории с мировоззрением нашей Православной Церкви, мне кажется, должно дать поразительный эффект – социальный и моральный эффект.

Геннадий Зюганов, лидер КПРФ, доктор философских наук

Благодарю за приглашение в ваш интеллектуальный клуб. Мы внимательно следим за вашим журналом, и многими из ваших разработок пользуемся.

Мы подготовили программу, связанную со столетием трех событий. Это — столетие февраля 1917 года, столетие Великого октября, и столетие гражданской войны. Мы рассматриваем гражданскую войну прежде всего, как войну пролетарского октября с либерально-масонским февралем. Сам же факт подготовки нашей программы был связан с проведением трех выдающихся выставок в Манеже: Рюриковичи, Романовы, и вот в последнее время была показана довольно достойно советская эпоха. Не без перекосов, с нашей точки зрения, но, тем не менее, многое из советской эпохи на этот раз было отражено более достоверно, чем это делалось ранее.

Я писал закрытую записку Президенту и членам правительства о 12 кризисах капитализма за 150 лет истории, при этом два последних системных кризиса закончились двумя мировыми войнами. Новый системный кризис, который разразился в 2008-м году – одному Богу известно, чем он закончится.

И вот из последнего глобального кризиса мир был выведен во многом благодаря советскому проекту. Этот выход был обеспечен нашей великой победой 1945. Я считаю, что на войне мы, умывшись кровью, примирились – и белые, и красные, и репрессированные священники, и казаки. И май 45-го мы встретили единым народом.

А сейчас пытаются снова сталкивать и растаскивать, и в этой связи нам угрожают серьезнейшие опасности. Одна из них, о чем сказал Путин на сессии ООН: нас пытаются брать в клещи. Американцы подготовили торговое партнерство со своими сателлитами в Европе. Это партнерство выдавливает нас с европейских рынков. И если мы потеряем европейские рынки, у нас бюджет вообще развалится, хотя он и так дохлый и хилый. Готовится такое же партнерство в азиатско-тихоокеанском регионе. Оно должно не пустить нас на азиатские рынки, где мы в основном теперь торгуем только сырьем. Вот эти клещи сейчас могут захлопнуться, и нам надо искать противоядие против данной угрозы.

Я согласен с тем, что идеи православия, дружбы народов, соборности и коллективизма имеют у нас тысячелетнюю историю. Они могут и должны быть не только главной духовной, но и социально-экономической опорой. Идеалы социализма, в основу которых заложена справедливость, труд и дружба народов, и идеалы православной культуры, на базе которых вырастали целые поколения наших державников, сегодня вполне совместимы.

Сергей Глазьев, академик РАН, советник Президента РФ

Современная ситуация в экономике характеризуется нарастающим хаосом. Экономика вышла из режима какой-либо управляемости. К примеру, мы пришли к таргетированию инфляции, и в итоге получили двукратное повышение инфляции. Мы говорим о переходе на инновационный путь развития, и в итоге получили дальнейшую деградацию в экономике. Мы говорим о деоффшоризации, а получили рост доли иностранного капитала в корпорациях, в промышленности. Мы говорим об импортозамещении, но вместо импортозамещения получили дальнейшее повышение цен. И этот нарастающий хаос — следствие двух процессов. Во-первых, продолжается углубление нашей внешней зависимости от американоцентричной финансовой системы. С другой стороны, во внешней сфере мы оказываемся на острие американской агрессии, и вынуждены ей сопротивляться. Явно имеет место диссонанс между финансово-экономической внешней зависимостью и необходимостью суверенной внешней политики, проводимой для того, чтобы выжить.

Наш финансовый рынок на две трети контролируется нерезидентами, а в сфере валютно-финансовых спекуляций доля нерезидентов составляет 90%. Это — прямое следствие проводившейся у нас политики Вашингтонского консенсуса, которое выражается рекомендациями Международного Валютного Фонда. Смысл этой политики очень простой: это подчинение национального пространства интересам международного, главным образом, американского финансового капитала. Это отказ от суверенитета в области денежной политики, отказ от самостоятельной эмиссии денег и привязка денежной эмиссии только к расширению валютных резервов. До сих пор две трети эмиссии у нас по-прежнему формируются под иностранные источники.

Раньше эта зависимость мало ощущалась потому, что шел приток дешевых кредитов из-за границы, наши корпорации позанимали там вместе с государством 700 млрд. долларов. Развивалось при этом только то, что нужно было Западу — то есть экспорт сырья, импорт товаров народного потребления. Уничтожалось все то, что было нужно для внутреннего рынка. Но вот эта внешняя зависимость проявилась во всей своей мощи, как только мы столкнулись с санкциями. Санкции заключаются в том, что нам прекратили рефинансировать внешние кредиты, и сразу наша денежная база начала сдуваться.

Рубль — самая обеспеченная валюта мира сегодня, наши валютные резервы избыточны, т.е. вдвое больше, чем денежная база, рубль недооценен в 5 раз по паритету покупательной способности. Рубль – самая заниженная в мире валюта по цене, самая обеспеченная при этом, и одновременно, самая волатильная. Таким образом, нас искусственно загнали в стагфляционную ловушку.

Во всем мире развитые страны перешли к денежно-промышленной политике. То есть они заливают экономику деньгами. Уже восемь лет, как идет беспрецедентная денежная эмиссия доллара, евро, фунта, йены, юаня. Объем мировых валют в долларах, то есть количество доллара выросло в четыре раза с 2007-го года. Наша финансовая система сжимается, западная система расширяется. А у нас под разговоры про инновации поднимают процентную ставку, а еще Шумпетер доказал, что процентная ставка — это налог на инновации и на инвестиции. Мы убиваем нашей макроэкономической политикой переход к новому технологическому укладу, и одновременно усиливаем зависимость от внешних источников, потому что экономика идет туда, откуда приходят деньги. А раз деньги оттуда уже не приходят, экономика сжимается.

Бурно растут Китай, Корея, Вьетнам, Малайзия, Индия. Такие темпы экономического роста демонстрируются на основе новой системы производственных отношений. Это то, что Питирим Сорокин назвал в 60-е годы «интегральным строем»: сочетание плана и рынка. То, что наши экономисты позднее назвали «конвергенцией двух систем». И мы видим, эта конвергенция состоялась, и на наших глазах формируется новая система производственных отношений, новая система институтов, которые кардинально отличаются от глобальной либерализации американского образца.

Если главным движущим мотивом в американоцентричной системе является максимизация прибыли, где бал правит финансовый олигархат, то новая финансовая система ставит перед собой задачу роста народного благосостояния, гармонизацию социально-экономических отношений. Государство выстраивает такие правила игры, чтобы обеспечивать эффективную работу бизнеса в интересах общества. Китайцы называют это социализмом с китайской спецификой, японцы — джапан инкорпорейтед, у корейцев своя система, во Вьетнаме по прежнему строят социализм, в Индии элементы этого порядка тоже работают.

Та программа, которую мы предлагаем, это — программа перехода на внутренние источники кредита, стратегическое планирование, использование наших конкурентных преимуществ на основе долгосрочного целеполагания, и система целевого кредита под низкие процентные ставки в соответствии с индикативными стратегическими планами, на основе частно-государственного партнерства.

Вот чего нам недостает, так это идеологии. И в этом смысле опыт православной традиции и опыт строительства социализма в нашей стране может дать качественно-новый идеологический взгляд, который упорядочит наше понимание и собственных перспектив, и собственных преимуществ, и наше понимание окружающего нас мира. Нам такая идеология крайне нужна. Она, замечу, отвергается нашими европейскими партнерами напрочь, хотя там есть и социал-христианское движение, и христианско-демократические движения. Но все мои попытки в Социнтерне объяснить им, что нужно переходить к консервативному синтезу, опираясь на традиционные ценности, вовлекая религиозные конфессии в формирование идеологического базиса, просто не встретили никакого понимания. Их волнуют однополые браки и прочий сатанизм. К ценностям исконным они возвращаться не хотят, исходя из чего, я думаю, Европа обречена.

У нас за последние два года возник самый настоящий финансовый олигархат, который искусственно вверг страну в кризис. Целью этого кризиса является перераспределение национального богатства в пользу олигархата. И то, что он паразитирует на государственных банках, не делает его не-олигархатом. Кому сегодня подчиняются наши госбанки? Никому. Они занимаются максимизацией прибыли. Иными словами, наша государственная система выродилась в олигархическую. Почему? Потому, что нет никакой идеологии. Точнее, есть одна: главное — деньги, главное — прибыль, главный критерий деятельности – рентабельность.

Но при такой идеологии страна обрекается на глубочайшую внешнюю зависимость, потому, что мы находимся не в центре, а на периферии этой системы, которая работает по такой идеологии. И находясь на периферии этой идеологической системы, мы не можем управлять собственным развитием. Поэтому вся наша программа отторгается сегодня. Она не воспринимается потому, что доминируют финансовые интересы этой небольшой горстки людей, которые присвоили гигантскую финансово-экономическую власть, и поддерживаются со стороны своих внешних партнеров очень интенсивно. Поэтому, мне кажется, выработка новой идеологии, сочетающей традиционные ценности с нашим опытом социально-экономического строительства, вещь крайне необходимая.

При этом по теме сегодняшнего заседания необходимо сказать очень важную вещь. Вся социал-христианская идеология прекрасно подходит к шестому технологическому укладу, где возникает общество знаний, где прибыль не играет уже особой роли, где цены формируются по потребностям. Эта «новая экономика» очень сильно отличается от традиционных представлений, вплоть до того, что в ситуации автоматизации, в режиме создания объектов с заранее заданными свойствами производитель настолько подлаживается под потребителя, что богатому он втирает втридорога, а бедному отдает бесплатно. На наших глазах рождается экономика, которая может сочетаться как с православной, так и социалистической доктриной.

Один из признаков новой эпохи: западный мир перешел на отрицательные процентные ставки (как раз и с православием, и с социализмом процент не совместим). Хотя наш Центральный банк все время ждет, когда же они от этого откажутся, они от этого не отказываются. И это, похоже, осень серьезная трансформация. Экономическая политика РФ архаична, и это радикализирует то положение, в котором мы оказались.

Виталий Аверьянов, директор Института динамического консерватизма, доктор философских наук

Из рассматриваемых нами трактовок понятия «социализм» самым значимым является опыт конкретного исторического уклада. Потому что все теории сто́ят гораздо меньше, чем этот 70-летний опыт. Безусловно, это тот реальный социализм, явленный в истории со всеми его грехами, пороками, и в то же время, со всеми его достижениями. Это тот социализм, который должен рассматриваться, когда мы ставим вопрос: возможно ли соединение социалистических идей с православными ценностями.

Однако, для нас крайне важно, что социализмом можно называть и определенные старинные традиции русской самоорганизации. Знаменитый спор об общине в XIX веке поставил вопрос о социализме, который существовал в недрах самодержавия в течение многих веков. А значит, можно предположить, что в архетипе русского мужика социализм был заложен задолго до любых теорий. И может быть, именно здесь заключается разгадка того, почему удалось построить в России такой мощный социалистический уклад в XX веке. Ведь крепостной крестьянин (даже не берем государственных крестьян) владел землей через общину. Часто называли крепостных рабами, но это были рабы-землевладельцы. Собственность это была, конечно, не частная, а в форме коллективной, общинной. Отсюда и представление о том, что земля Божья. Кстати говоря, после завершения гражданской войны, как показывают современные исследования, большинство крестьян вернулось к общине. Ни столыпинская реформа, ни даже Декрет о земле, который, безусловно, апеллировал к инстинкту частной собственности, не переломили народное представление о справедливости. В общинных отношениях, при всей их неоднозначности, русский человек видел гарантию от явной социальной несправедливости, от социальных хищников, от скупщиков земли.

Даже Карл Маркс писал, что Россия, обладая такой мощной и развитой общиной и артелью, сможет перепрыгнуть в социализм, минуя все эти трагические периоды «первоначального накопления», которые свойственны западной истории. Эти его письма долго не публиковалось, поскольку они указывали на цивилизационную специфику России в противовес прямолинейной марксистской догматике.

Герцен полагал, что можно объединить эти русские общины, эти малые социализмы в единый земский собор — такой республиканский парламент. Безусловно, это была утопия, но ведь если называть вещи своими именами, и марксизм ведь тоже был утопией. Мы говорим сейчас о некой конкуренции между утопиями, из которых какая-то одна должна была стать ведущей.

Социализм не был изначально ни атеистическим, ни космополитическим, не был ему свойствен в обязательном порядке и экономический детерменизм. Изначально на Западе широко был распространен христианский социализм. Он возрождался в XX веке, в частности, в католической теологии освобождения. Мать Тереза в 86-м году говорила: «Я считаю учение Христа глубоко революционным, и глубоко соответствующим делу социализма. Оно не противоречит даже марксизму-ленинизму». Не так давно Уго Чавес говорил: Иисус Христос — наш, он принадлежит бедным, он принадлежит тем, кто решает задачи освободительные.

Но здесь, конечно, тоже есть смысловая ловушка, потому что не всякое освободительное движение само по себе адекватно христианству. Оно адекватно ему лишь постольку, поскольку выступает союзником в борьбе с воплощением социального зла. Например, к «освободительным» течениям можно отнести и так называемое квир-богословие, которое стремится полностью изменить матрицу христианства, исходя из интересов всевозможных меньшинств (сексуальных и прочих).

Часто говорилось, что задача социализма — это, прежде всего, преодолеть голод, преодолеть нужду. Но, с другой стороны, главный вопрос заключается ведь не в том, как преодолеть голод, а в том, ради чего голодать, и ради чего насыщаться. Даже утопии своим энергетическим зарядом сообщают человеку вектор его смысложизненных ориентиров. Если утопия ориентирует человека на полный холодильник, то мы и получим в результате недолет – во всех отношениях. Если же человек ориентируется на воскрешение отцов (утопия русского космизма), то такая планка обеспечивает благородную и в сущности довольно точную оценку очень многих жизненных вопросов.

В истории России ХХ века мы видели два магистральных облика социалистической идеи, – это социализм сталинского образца, и поздний зрелый социализм, который возник после хрущевского перелома. Первый социализм был нацелен и направлен на рывок в развитии, в производстве и создании нового индустриального уклада, а также построения принципиального нового типа человека. Второй образ социализма, который постепенно переходил в стадию энтропии, поставил совсем другую задачу – догнать и перегнать Запад по потреблению. Это был очень существенный перелом в установке ценностного ориентира для общества, и когда этот перелом произошел, постепенно стало ясно, что целевые векторы развития у социалистической и капиталистической систем, в общем-то, не сильно отличаются друг от друга.

В России, так же как и в Германии, сто лет назад были очень развиты идеи кооперативного взаимодействия. Россия накануне революции была лидером по количеству кооперативов, по количеству промысловых артелей. На Западе это кооперативное движение, социалистическое по своему происхождению, очень рано выдвинуло лозунг доминирования потребительского товарищества над производительным товариществом. Здесь возникает своего рода игра слов: «потребительское общество» как форма хозяйствования и «общество потребления» как итог социальной эволюции, в котором произошел синтез социализма и капитализма, частного интереса маленького человека и монополий. В этом смысле социалистическая идея в ХХ веке была отнюдь не достоянием только восточного лагеря. И речь должна идти не только о модели «шведского социализма» с его решающей ролью налоговых инструментов, но и о своего рода мутации социализма в направлении потребительства.

Столкнулись две полуправды, а значит две лжи. С одной стороны, мамонопоклонство, узкий эгоизм, а с другой стороны – потребительство, стадный эгоизм. И произошло взаимопроникновение этих двух полуправд, они фактически на определенном этапе выступили заодно. Поэтому, когда мы ставим вопрос о православном социализме, мы, конечно, ставим вопрос об определенном метафизическом перевороте. Потому что полный холодильник, развлечения, свободное время – вот эти вещи, которые были ориентиром прогресса для революционных социалистов, безусловно, не могут задать ту планку развитию человека, которая бы способствовала, действительно, его совершенствованию, в том числе и социальному.

Есть определенная недооценка человека, когда мы говорим о том, что он зависит от среды, что если поменять среду, то поменяется и человек. Помимо уровня преодоления нужды, есть более высокие уровни человеческой жизни: это творчество, это совершенствование души и ума, и еще более высокий этаж – это служение как преображение мира. Не всегда творчество и служение становятся возможными благодаря удовлетворению нужды. Очень часто первый этаж удовлетворенных потребностей, напротив, запирает путь человеку к верхним этажам личности.

Православие, идея Христа и социализм как преодоление невзгод мира с помощью труда могут быть союзниками в своем восстании против метафизического зла, метафизической несправедливости. По выражению нашего выдающегося христианского социалиста Сергия Булгакова, зло – это паразит, который вторгся в благую природу творения и живет в ней. И вот этот паразит меняет свои лики, все время является в разных обличьях. Поэтому идея православного социализма как преображения социума действительно может быть весьма богатым источником для наших идейных решений в будущем.

Протоиерей Александр Миняйло, ректор Уральского института бизнеса, доктор экономических наук

Дорогие братия и сестры! Вот уже это обращение «дорогие братья и сестры» – сразу же истирает из сознания такое понятие в существующей экономике как «конкуренция». Братья и сестры, какая конкуренция внутри страны? Ее надо заменить кооперацией, тогда синергетический эффект будет колоссальный. Новое поколение смутно знает о социализме, который строили в нашей стране. Да, мы строили совершенно новое общество. Да, есть огромные положительные моменты в этом обществе, но есть определенные ошибки.

И поэтому, когда у страны нет цели, какое мы общество строим? Мы должны строить духовно-нравственную цивилизацию, в которой образование, медицина и сам человек являются главенствующими. И поэтому в этой цивилизации должна быть другая экономика, называемая духовно-нравственной. Нравственность – это отношения между людьми. А духовность — это уже высший порядок. И поэтому целевая установка этой экономики совершенно отличается от существующей: существующая базируется только на получении максимальной прибыли. При этом бездуховный человек стремится к комфорту. А в духовно-нравственной экономике общественная задача заключена в том, чтобы народ жил в достатке. И при этом главная задача человека — спасение, приближение к Богу, познание Бога как абсолютной истины. Такого рода мировоззрение меняет полностью экономические категории. К примеру, если в нынешней экономике земля продается, то в духовно-нравственной экономике земля не должна продаваться. Она принадлежит Богу.

Правильно академик Глазьев говорит, что с шестым технологическим укладом меняется и хозяйственный уклад. Исходя из этого, конечно, мы не можем рассчитывать на ту финансовую систему, которая базируется на ростовщичестве. Эта система величайшего греха. Мы должны написать чисто российский учебник, а не учить студентов по американскому Экономиксу. В противном случае мы воспитываем пятую колонну.

И еще одна важнейшая задача – нужно консолидировать народ. Какой программой мы можем консолидировать народ? Мы построили в XX веке величайшую страну, но это породило урбанизацию народа. А Господь нам дал величайшее пространство. Поэтому сейчас мы должны перейти к деурбанизации, расселению народа, когда каждый русский мужик строит свой дом. Не в ущерб ВПК, мы возродим таким образом Россию, освоим необжитые пространства. Такая программа объединит народ потому, что без великого общего дела нельзя создать новое общество.

Игумен Афанасий (Селичев), наместник Свято-Архангельского монастыря в Юрьеве-Польском

Нас объединяет тема суверенного социального государства, государства социальной справедливости. И Церковь, которая эту справедливость провозгласила еще со времен апостольской общины, будет сотрудничать в этом важном деле со всеми желающими это государство строить — с атеистами в том числе.

Пару слов о марксизме: другого реального опыта построения социального государства, действительно, нет. И как человек, всерьез увлекавшийся в юности марксизмом, могу сказать, что сегодня, с высоты прожитых лет, и церковного опыта, и опыта житейского, могу сказать, что у меня к марксизму единственная претензия — это атеистический материализм. Заимствован он был из фейербахианского богоборчества. И если социалисты откажутся от этой неорганичной «глупости», внедренной в их мировоззрение, то с ними можно будет сотрудничать в построении государства социального. Называйте это христианским социализмом, православным социализмом, как угодно называйте.

Егор Холмогоров, главный редактор сайта «Русский обозреватель»

То, что было наиболее ценного в советском проекте, было в наименьшей степени социалистическим. Самая ценная черта советского проекта, – мощь державы, индустриализация, технологические прорывы – де факто была украдена у выдающегося немецкого теоретика Фридриха Листа с его теорией национальной экономики и развития производительных сил. В самом марксизме оно было довольно чужеродно. Но именно эта тема наращивания производительных сил, наращивания образования, развития человеческого потенциала была в наибольшей степени востребована в социализме – и в Советском Союзе, и в третьем мире. То есть это дало созидательную, развивающую мощь, в результате которой стал возможен советский проект.

Сегодня Запад столкнулся с той же проблемой, с которой мы столкнулись в 90-е годы (просто в России это произошло раньше потому, что общий объем накопленности капитала за века гораздо ниже, за счет этого мы все эти процессы переживаем гораздо острее) – это проблемы чудовищного неравенства, которое подрывает сами возможности развития в этих странах.

Перед Россией стоит задача спасения и сохранения «среднего класса», созданного у нас в эпоху СССР. Сейчас он добивается нынешней олигархической системой. И в части образования, и в части доступности жилья, и в части доступности вообще любых средств жизни. Но без этого гражданское существование России, и технологическое (потому, что для этого нужны образованные кадры) невозможно. Т.е. нам придется реставрировать средний класс, и здесь нам понадобятся определенные социалистические технологии, определенный срез советского опыта. И нам понадобится православная духовная доминанта, без которой средний класс превращается в дикое, чавкающее существо, которое поддержало демократические реформы в начале 90-х по той формуле, которая убила и наше общество, и нашу экономику.

Кирилл Фролов, завотделом Института стран СНГ

Православные монастыри были в свое время фабриками индустриализации. Первые уникальные ирригационные системы были созданы на Соловках, в Соловецком монастыре, первая металлургия – в Валаамском монастыре. Вспомним и другую формулу – православный капитализм. Великий русский святой Серафим Вырицкий до пострижения в монахи был крупнейшим пушным торговцем Петербурга. Но это был не олигарх, он, действительно, реально кормил весь Петербург, и таким образом действительно воплощал социальный идеал в своем предприятии. Вот о чем нужно сейчас говорить, этот пласт нужно поднимать. Православие – колоссальный фактор не только суверенитета, но и экономической самостоятельности сверхдержавы, а также и фактор новой индустриализации России.

Александр Елисеев, историк, ведущий эксперт Изборского клуба

Базовый институт, в котором выражен примат общественного над частным – это община. И это может показаться немножко архаичным: всем сразу представляется дореволюционная поземельная крестьянская община, – но на самом деле не обязательно замыкаться на этом. Она может быть совершенно разной. На западе сейчас принято выражение «комьюнити» в отношении разных общественных организаций, и это направление очень бурно развивается.

Социализм — это примат, превалирование общин территориальных и общин производственных. Вот говорилось здесь о социализме Герцена, о содружестве самоуправляемых общин (эту, кстати идею разрабатывал Кропоткин и многие другие теоретики левого толка), но они всегда допускали очень большую ошибку, они всегда забывали о государственной власти. В этом плане вот их идея — она выглядела и смотрелась утопически.

А на самом деле это содружество общин должно иметь над собой еще и мощную государственную вертикаль с властью сильного правителя. Может быть, даже монарха. Государство должно защищать общины от эксплуатации и угнетения, чтоб одна группа богатых и знатных не могла поработить большинство, чтоб одни общины не могли поработить другие. В этом – главная функция государства.

Итак, сильная государственная власть с личной властью правителя, плюс — мощное самоуправление общин территориальных и общин промышленных. Вот, на мой взгляд, модель русского, народного, православного социализма.

Августин, епископ Городецкий и Ветлужский

Я сейчас выступаю не от имени Патриарха, не от имени Церкви, а лично от себя, как человек, как гражданин России. 40 лет примерно в Церкви нахожусь, при этом я – государственный человек, юрист по первому образованию, работал и в иностранной Юридической коллегии, и в Министерстве транспортного строительства, и где только не пришлось на руководящих работах работать, когда был еще молодым.

Я был верующим с детства, но это – разные вещи: быть церковным и быть верующим. И когда я попал в 28 лет в Тернопольской области в Почаевский монастырь, и когда я только первую книгу там взял в руки – я сразу нашел ответы на все то, чем я мучился и страдал за эти годы. И с этого момента у меня начинается совершенно другая жизнь.

На мой взгляд, православный социализм имеет право на существование по нескольким причинам и основаниям. Первое: планета Земля есть уникальное явление во Вселенной, при этом она – хрупкий феномен. Все на этой планете уникально и одновременно феноменально. Уникальные вещества: вода, воздух, почва, газы, химические соединения, затем виды живых существ – все это разнообразие участников земных отношений находится в упорядоченном сотрудничестве, сотворчестве, воспроизводстве, но не осмысленном и неосознанном. Все это многообразие чудесным образом организуется, управляется и корректируется объективными законами, почему-то действующими на уникальной планете Земля. Еще одна составляющая нашей планеты – это человеки, люди, народы, человечество в целом. Это фундаментально иная группа участников земных отношений по сравнению с животными и органическим миром.

Человек – существо разумное, душевное, духовное, нравственное, со свободной волей, бессмертное, творческое. Мы знаем, что первый человек совсем не похож на нас.