Как мне кажется, быть либералом в современной России – значит совершить скромный, но подвиг. Это акт абсолютного самопожертвования и почти религиозного фанатизма, так как либерал в России не в почете, более того, он даже презираем, и служит собирательным образом всего откровенно антирусского, запредельно космополитичного и просто физически ненавистного. Короче, либерал – слово бранное.
В свою очередь, «агрессивно послушное большинство», а именно так либерально-креативный класс воспринимает «иных», в силу их архаичной (деревенской) природы и отсутствия инстинкта свободолюбия, – не имеет даже малейшего шанса на историческую перспективу. Следовательно, утверждают адепты просвещенного мира, – «биологический материал», занимающий одну шестую часть суши, требует мировоззренческого переформатирования, для чего необходим слом тысячелетней русской парадигмы любой ценой, на любых условиях. Такова современная российская реальность, пусть даже и несколько упрощенная.
Да, Россия как будто состоит из совершенно несовместимых начал, само существование которых предполагает их вечный конфликт и антагонизм. Хотя, как известно из законов диалектики, единство и борьба противоположных начал – это и есть внутренний источник движения и развития всего сущего. Иногда думается, что каким-то мистическим образом эта реальность отражена в нашем гербе, где две его главы «презрительно» отвернулись друг от друга без всякой надежды хоть единожды взглянуть в одном направлении и сообща.
Безусловно, русское мироощущение неоднородно достаточно давно. Известный конфликт проявляется уже в переписке Ивана Грозного и Андрея Курбского. Патриарх Никон осуществил церковные реформы и тем самым спровоцировал общественный и религиозный раскол, однако идеологическое размежевание по-настоящему усилилось и углубилось после петровских реформ, в результате которых сформировались альтернативные мировоззренческие доктрины «славянофильства» и «западничества».
Дальнейшее развитие русской мысли, невзирая на все метафизические откровения, интеллектуальные прорывы и духовно-нравственные тупики, только демонстрировало этот фундаментальный разрыв, этот сакральный глубинный надлом, разбивающий национальное сознание на убийственные своей непохожестью и степенью взаимной ненависти части. Сутью противостояния «славянофилов» и «западников» была оценка России как культурно-исторического явления: «Что такое Россия?» – Самобытная цивилизация, закинутая божьей волей на край земли и потому сильно отличная от всего сущего? Или её так называемая самобытность – это всего лишь грань отсталости и упадка, последствие исторических, климатических и географических факторов, которые отклонили её развитие от «столбовой дороги цивилизации».
Этот духовный антагонизм не изжит и не преодолен и по сегодняшний день, он продолжает тлеть и определять общий фон мировоззренческого конфликта в России. (Впрочем, А.И. Герцен утверждал, что в основе и одной, и другой доктрины лежит «физиологическое, безотчетное, страстное чувство к русскому народу»).
«Западничество», эволюционировав, просияв множеством оттенков, обрело свое подлинное значение и логическое завершение в «русском либерализме». Как известно, либерализм зарождался как философское и общественно-политическое течение, в основе которого лежит идея личной свободы, идея настолько великолепная и вдохновляющая, насколько смертельно опасная и коварная. Полюбив одну ипостась свободы и, прежде всего, возможность индивидуальной самореализации, самоутверждения, экспансии своего интеллектуального, творческого, духовного и даже волевого потенциала, либералы, «порабощенные свободой», абсолютно забыли о другой стороне этого явления, а именно – свобода как возможность «презреть» и, соответственно, отвергнуть любые этические, моральные, нравственные, религиозные, традиционалистские нормы, которые шли бы в разрез с их вольнодумством, с их пониманием развития, с их «прогрессивными» устремлениями. Все, что остается за рамками свободы (как её понимают либералы) – это архаика, мракобесие, пережитки прошлого. Свобода (в самом общем понимании) – это та категория, которая обладает абсолютным приоритетом и ценностью, эта больше чем просто мировоззрение, идеология, философия, – это религия. Последователи этой религии свили себе гнездо в либерализме и, нарастив интеллектуальную мощь, ринулись искушать «русскую душу».
После революционных потрясений августа 1991 года натиск адептов «свободного мира» на русскую (советскую) цивилизацию, т.е. на историческую Россию, завершился полным триумфом. Слово «патриот» стало ругательным, а определение «русский» чаще всего употреблялось в словосочетании «шовинист», «фашист» или «мафиози». Национальной идей стало возвращение страны в семью европейских народов и приобщение к общечеловеческим ценностям, которые приобрели абсолютное значение. Русский либерализм «разлился» бесконечным потоком запредельной критики и шельмования всего, что хоть немного шло вразрез с «западными стандартами», и думать иначе стало признаком косности, отсталости и мировоззренческого дегенератства. Либерализм стал трансформироваться в систему ценностей, основой которой было уже не столько восприятие свободы как возможности собственной самореализации и нравственного выбора, а как категорический императив отказа от всего, что несовместимо с парадигмой развития современного западного сообщества, с его мировоззренческими установками.
«В либеральной идее на сегодня обозначились черты не столько идеологической пищи для разума, ищущего для себя пространства абсолютной свободы, сколько она стала для современного человека неким безальтернативно агрессивным регулятором его культурного сознания и поведения» (Пахомов В.П.). Современный либерализм стал позиционироваться как всеобщая, глобальная система всеобщих ценностей, хотя по своей сути за таким подходом скрывается попытка Запада универсализировать собственные интересы, выдав их за абсолютную истину, за некое «божественное откровение». Тотальная вестернизация – это и есть истинная свобода, истинный прогресс. Только так и не иначе, все остальное враждебно и омерзительно, с точки зрения мирового развития и современного гуманизма. И вот на этой почве произошла глубинная, таинственная метаморфоза: русский либерализм приобрёл признаки неискоренимой и самоубийственной болезни – русофобии.
Русофобия как последнее прибежище либерала
Термин «русофобия» в последнее время является очень востребованным и популярным в нашем Отечестве. Его легко заметить на страницах печатных СМИ, на телеканалах, в Интернет-изданиях. Непросто однозначно выяснить историю появления этого понятия. Некоторые исследователи приписывают авторство данного определения выдающемуся поэту, общественному деятелю и по совместительству «классическому русскому империалисту» Федору Тютчеву, который использовал его в своих статьях и трактатах, написанных в средине XIX столетия.
Объективно за словом русофобия скрывается не столько конкретное смысловое значение, сколько явление многогранное и многоликое. Я бы даже рискнул охарактеризовать русофобию как «странное нечто». Если быть корректным, то необходимо заметить, что среди человечества различные фобии – иррациональные страхи, подозрения, тревоги встречаются достаточно часто, если не сказать – повсеместно. Однако русофобия в своей сути имеет некоторые столь значительные отличия, обладает такой истовой притягательностью, что заслуживают внимательного рассмотрения.
Существует великое множество определений и семантических толкований этого понятия — слова. Перечислять и квалифицировать их нет возможности, так как для этого потребуется поистине выдающийся научный труд, претендующий на то, чтобы быть «проклятым и забытым» абсолютным большинством беснующихся представителей научной и культурной общественности. (Сомневаетесь, поинтересуйтесь реакцией интеллектуального сообщества на книгу Игоря Шафаревича «Русофобия»). Тем не менее, при всем богатстве смыслов, раскрывающих значение данного термина, в основе русофобии, на мой взгляд, лежит мировоззренческая доктрина об абсолютной умонепостигаемости России как культурно-мировоззренческого феномена, её неразгаданности и просто какой то «зловещей» таинственности.
Наша страна (с точки зрения романно-германской цивилизации) на протяжении всей исторической эпохи – это особый мир, не поддающейся внятному рациональному осмыслению, и потому он имманентно враждебный, а возможно, и смертельно опасный своим деспотичным византийско-ордынским началом. Помните известное изречение Уинстона Черчилля: «Россия – это окутанная тайной загадка внутри чего-то непостижимого»? И это, пожалуй, ещё одно из самых мягких высказываний представителя англосаксонского истеблишмента о нашей стране. Примечательно, но самоуверенность европейцев приводит к тому, что все чуждое воспринимается ими как «курьез», – на это указывал, в частности, немецкий философ Карл Ясперс. Одним словом, «для Запада русское инородно, беспокойно чуждо, странно и непривлекательно» (Иван Ильин).
Но данное восприятие России, в конце концов, во многом только эмоциональные оценки, окрашенные фобиями и собственными комплексами, к которым тяготеет западное сообщество. Казалось бы, что нам до того? Пусть они пребывают в собственных заблуждениях и недальновидных умозаключениях, нас это мало касается. Парадокс ситуации в том, что с точки зрения «цивилизованных народов», «пигмеи» – а к ним относится большинство населения планеты, не должны иметь возможность конструировать собственную картину мира в силу их варварства и интеллектуальной недоразвитости. России отказывают в праве на собственную оригинальность, самобытность, непохожесть. Все эти признаки есть лишь проявление вековой отсталости, запредельной убогости общественных институтов, «великодержавной» гордыни.
Фундаментальный смысл существования «цивилизованного мира» – интегрировать «варварские орды» в свою систему координат, растворив их генетический код, историческое самосознание, привив комплекс неполноценности по отношению к собственной идентичности. «…. Везде, где Рим ступал на землю славянских народов, он развязывал смертельную войну против их национального духа» (Ф. Тютчев).
И это закономерно, ведь как известно, Америка (как авангард англосаксонского мира) – это «последняя, лучшая надежда Земли» (А. Линкольн) и «сияющий город на холме» (Р.Рейган), и прочее, прочее, прочее. А все остальное, по их разумению «…Византия, и государство ацтеков, Индия и Китай, и, конечно, Россия – только объекты приложения сил Запада и не имеют никакого всемирно-исторического значения». (В.Кожинов). Исходя из изложенного, наш удел (т.е. России и прочих) – это безоговорочная мировоззренческая капитуляция, идеологическое разоружение, отказ от любых форм государственной и исторической традиции и суверенитета.
«Живые черты нашей национальной физиономии» должны исчезнуть как напоминание о нашем позорном прошлом, которое не заслуживает ни малейшего сожаления и снисхождения. И вообще, в России можно любить только «её светлое будущее», которое непременно состоится лишь в «лоне» глобального проекта. Только на таких условиях образ и восприятие нашей страны среди евроатлантического сообщества может хоть в какой-то мере стать более привлекательным. Таким образом, цена приобщения к «свободному миру» для России (не меньше и не больше) – это самоликвидация 1000-летней державы во всех её исторических формах в угоду новому «мировому порядку», основанному на универсальных общечеловеческих ценностях. Если случается иное, то это уже почти крамола и бунт «изгоев».
Данная идеологическая доктрина нашла своих приверженцев среди российских либералов, которые всей своей интеллектуальной мощью, талантом, корпоративной «спайкой», пафосным задором стали пропагандировать идею вталкивания России в последний вагон уходящего на Запад трансатлантического экспресса. Повторюсь, с точки зрения просвещенного русофоба, т.е. либерала, Россия имеет значение исключительно как часть общемирового проекта с четко ограниченными функциями и параметрами, которые будут доведены до сведения гражданского общества в виде диктата определенной идеологии, геополитических установок и экономических решений. Подобная позиция уже даже не скрывается: «Необходимо согласовывать некоторые свои решения с глобальными экономическими лидерами», – это непременное условие российского внешнеполитического курса с точки зрения маститого либерала Григория Явлинского.
Если коротко, дилемма проста и очевидна: или вы принимаете наши «правила» мироустройства, наш свод ценностей, занимаете строго определенное место в мировой иерархии, или мы отключаем вас от «столбовой дороги прогресса и процветания». Это новый колониализм, новая форма господства и экспансии «успешного общества», объединенного идей либеральных (толерантных) ценностей и неограниченного материального стяжательства. Надо признать, что подобная доктрина, несмотря на все моральные изъяны и цинизм, достаточно востребована в современном мире. Страны Восточной Европы после краха СССР абсолютно добровольно, толкаясь локтями, выстроились в очередь за получением приглашения в клуб «цивилизованных» государств, и на сегодняшний день очень мало признаков того, что пребывание в том сообществе их как-то тяготит. Более того, они уже во многом становятся похожими на «сверкающую витрину процветающего Запада». Суверенитет в обмен на покровительство – вот идеологическая доминанта современного мира и верных ему либеральных адептов. Готова ли к такому торгу Россия? Может ли она поступиться фундаментальными принципами государственной независимости? С точки зрения либералов-западников – однозначно да, ведь мы «часть Европейского дома», у нас общие христианские корни, мы близки географически и ментально.
Однако надо учесть иное: «Народы живут только сильными впечатлениями, сохранившимися в их умах от прошедших времен», – эти слова П.Я. Чаадаева, если их соотнести на русскую действительность, имеют отношение к главному и определяющему фактору отечественной истории – государству, как яркой формы национального творчества, народной самореализации, его высшую ценность и определяющий смысл. Наша страна, по крайней мере, с окончания периода «смутного времени», устанавливала правила глобального миропорядка, а не принимала их. Инстинкт государственности очень развит у русского народа, он укоренился в его сознании даже в ущерб личной выгоде и элементарным человеческим правам. Государство для русского человека – это очень противоречивая и сложная мегаконструкция. Это – «двуликий Янус», это – «мать и мачеха» одновременно. Оно бывает к нему невыносимо жестоко и даже преступно, но в то же время именно в его «стальных объятиях» он невероятным образом сумел сохраниться и обрести собственное достоинство.
Между прочим, в русском сознании понятие «Родина» порой сливается и становится тождественным термину «государство». В государстве народ видел высший сакральный смысл своего исторического существования. «Власть (т.е. государственность) от Бога» – в этой формуле выкристаллизовывается суть русского мироощущения: обожествление земной власти как отражение власти небесной. Служение державе становится синонимом служению истине, служению правде; соответственно, враги государства – это враги Божьи. Все это передается на уровне генетической памяти поколений как основополагающая «матрица» русского бытия. Русский человек априори прощает государству все мыслимые грехи и пороки: жестокость, несправедливость, ложь, тиранию, однако, никогда не сможет принять его слабость и немощь, ибо данные свойства противоречат его внутреннему пониманию сакральной божественной сути.
Культ государственности как «родовое пятно» русского сознания либералы — западники называют «врождённым рабством». В силу чего все их устремления направлены на слом этой порочной тяги к сильной державной руке посредством насаждения среди «недоразвитых варваров» идей «свободы», «прогресса» и «гуманизма».
«Государство – это только ночной сторож», – на этом его значение исчерпывается. Этот изящный тезис уже долгое время внедряется в сознание российского общества. Ценность государственности, как определяющей формы существования и развития этноса, должна быть нивелирована, подвержена жесточайшему скептицизму и скомпрометирована до такой степени, что отказ от государственного строительства должен быть условием подлинного освобождения от тысячелетнего российского рабства, от азиатчины, от «дьявола русской тирании». «Раздавите гадину!» – это вольтеровское изречение очень точно отражает чувства российской либеральной общественности к стране, в которой им, к несчастью, довелось родиться и жить.
Таким образом, искушение обмена национального суверенитета на внешнее покровительство (управление) и «дружеское» расположение – будет испытанием для тысячелетний русской цивилизации. Возможно цена, которою придется заплатить за любой выбор, будет исчисляться вариантом между плохим и очень плохим, но этот выбор неизбежен и закономерен. И, как мне кажется, Крым – это начало современного российского самоопределения. Это новый вектор движения, который зарождается здесь и сейчас. Присоединив полуостров, В.В. Путин окончательно разорвал неписанные законы «цивилизованного общества», заявив, что правила миропорядка, навязанные мировой закулисой, не являются для России обязательным руководством к действию. Путин утвердил акт подлинного суверенитета, «надругавшись» над сводом правил, составленным и усиленно насаждавшимся группой англосаксонских мудрецов, незаконно присвоивших себе право называться «цивилизованным сообществом». Прощение за данное немыслимое самоуправство невозможно, пока не изменится текущая геополитическая реальность, и потому Россия будет отвергнута и демонизирована на долгую историческую перспективу. Именно этот, едва проявившийся, фундаментальный выбор и привел в истерику российских представителей глобального проекта. Они окончательно теряют страну, они даже перестают рассматриваться на Западе как эффективные «агенты влияния», как лидеры европейского выбора.
Российский либерал, являясь убежденным западнопоклонником и отказавшись признавать любой иной альтернативный миропорядок, иную парадигму общественного развития, представляется чуждым и имманентно враждебным русскому миру субъектом, носителем идеологии тотального заимствования инородных форм общественного сознания.
… А это и есть подлинно рабское начало, отказ от собственного предназначения, от естественного для каждого народа чувства национальной исключительности, от исторических традиций, что вызывает живейшее неприятие и отторжение современной российской либеральной общественности как яркого элемента русофобской доктрины, как чуждых и ментально далеких представителей конкурирующей формы русской идентичности.
