При правильном формулировании идеи, при отсутствии идеологического диссонанса и при избежании концептуального тупика, возникшего в следствие интеллектуального вырождения элит, их слабоумия, коммунизм вполне можно было достроить. У нас были все возможности для этого. А учитывая геополитический фактор, на пике своего могущества советский блок контролировал 50% мировых «геополитических акций». То есть контролировал ровно половину мира, учитывая сам советский блок, союзников, страны, находившиеся за пределами советского блока, но ориентировавшиеся на СССР, а также некоторые страны Движения неприсоединения, склонявшиеся к социалистическому пути развития.
Собственно, советскому проекту не хватало 1% глобального геополитического контроля для того, чтобы реализация проекта формирования глобальной социалистической системы стала необратимой, постепенно вовлекающей в свою орбиту всё новые и новые государства, по принципу сложения – построения социализма в отдельно взятой стране и последующего присоединения её к социалистическому блоку.
То есть, по большому счёту, мы стояли в шаге от необратимости победы советского социалистического проекта и абсолютного геополитического преимущества, полного доминирования над атлантистским блоком. Для этого надо было признать, что идеологией советского блока является не марксизм-ленинизм с его, в том числе, оголтелым атеизмом, а национал-большевизм, с его терпимым отношением, как к религии, так и к Традиции в целом. Именно из-за тупого, механического атеизма сбой произошёл в Афганистане, с чего и началась стагнация советского проекта в целом.
Если бы мы отстояли Афганистан и реализовали бы там социалистический проект, а это возможно было сделать в случае отказа от пещерного атеизма, настроившего против нас подавляющее большинство жителей этой страны, то дальше ситуация была бы уже необратимой, и многие страны так называемого Третьего мира и Движения неприсоединения окончательно бы взяли курс на просоветскую ориентацию. Что, в свою очередь, привело бы к сворачиванию западного блока и в принципе к минимализации влияния атлантистской геополитики в мире. Взятие Афганистана, отказ от атеизма и вульгарного материализма и признание национал-большевистской сущности советской идеологии сделало бы советский проект действительно универсальным и давлеющим.
Именно в Афганистане и произошёл некий надлом системы, надрыв по усилиям, в ходе чего и вскрылось несоответствие советской модели марксисткой догматике. Плюс – утрата нерва идеи, коммунистической идеи, которую советские руководители после Сталина вообще не понимали. Всё это в совокупности и привело к драматичному завершению советского проекта, к нереализации коммунистической идеи, которая могла быть реализована. Все предпосылки для этого были, в том числе и по той причине, что коммунистическая идея основывалась на прогрессистских, позитивистских и материалистических категориях. То есть строилась на той же матрице, что была на тот момент присуща и западному миру в целом. Западный мир был тоже прогрессистским, тоже позитивистским и тоже материалистическим. Разница была лишь в тактических подходах, в различии доминирующего класса.
Эта мировоззренческая база – прогрессизм, материализм и позитивизм, сложившаяся в парадигму модерна к концу XVIII началу XIX века, собственно, и была заимствована русской интеллигенцией именно с Запада, ещё в дореволюционный период. Она же легла в основу марксизма, опять таки принятого с Запада, и воплотилась в идеях Русской революции, реализованных после Октября. И именно на её основе были построены советское государство и советский блок в целом. В дальнейшем, продемонстрировав своё преимущество и получив контрольный пакет акций над мировой геополитической системой, мы могли бы втянуть в советский проект даже западные страны, потому что они мировоззренчески они стояли на тех же самых основах модерна.
