О Навальном и его патронах
Сергей Черняховский
Если произнести вслух слово «переворот», зачистка элиты станет неизбежна
Был такой старый анекдот на лагерную тематику, идущий чуть ли не от Солженицына: «Сколько дали? – Пятнадцать лет. — А за что? – Да ни за что! – Хватит врать-то: ни за что только десять дают».
Когда Навальный пишет в Твиттере «Не понимаю, в чем обвиняют!», а его клакеры того или иного уровня артикулируют это же недоумение публично, это именно тот случай, который описан выше. И это очень удобная позиция. Не нужно защищаться и оправдываться, не нужно говорить что-то по существу дела — можно с успехом создавать возможность для всех, кому это почему-либо выгодно, повторять, что обвинение «невнятно» и «необоснованно».
Когда под анонсами: «Приговором Навальному недовольны даже его противники» появляются эмоциональные комментарии как будто бы далеких от «болота» политиков и экспертов в диапазоне от «Теперь он точно станет президентом!», до «Разочарован неадекватностью приговора», то это лишь доказывает, что эти люди еще сами не определились, кто они: не то противники Навального, не то его сторонки, не то претенденты на то, чтобы поиграть с его образом в целях своего воздействия на власть.
За что судили и осудили Навального? За организацию попытки государственного переворота зимой-весной 2011-2012 года. То, что он его организовывал, как и то, что он будет его организовывать, он не скрывал еще с весны 2011 года. Прямо говорил в интервью одному из скандально-маргинальных журналов: «Они могут избрать кого угодно в марте 2012 года, а в апреле уже все закончится». Другое дело, что не он был подлинным организатором. И всегда был не то чтобы марионеткой, но неким муляжом, имитацией «нового лидера нового протеста».
Кто сейчас скоординировано выступает с негодованиями по поводу приговора Навальному? Евросоюз и Макфолл, Горбачев и Прохоров, «Эхо Москвы» и «Дождь». Строго говоря, негодования любого из них достаточно, чтобы признать приговор правильным. Хорош любой политический акт власти России, если его ругает Горбачев или Евросоюз.
Навальный пытался организовать государственный переворот, делая вид, что он организует не государственный переворот, а что-то совсем иное. В ответ власть наказывает его за организацию государственного переворота – делая вид, что наказывает его не за это, а за что-то другое.
Если одни делают вид, что не свергают, то другие могут избрать три пути ответа.
Первый, наивно-правовой: «Раз вы не сказали, что это переворот, значит, и наказывать не будем». Своя логика здесь есть – не показывать миру, что в стране есть элитные группы, на такой переворот готовые.
Второй (на самом деле – самый честный) — назвать вещи своими именами: «То, что было, называется попыткой государственного переворота. Поэтому обвиняться будете не в чем-то отвлеченном, а в том, что делали, и наказание получите за то, что делали».
Третий, в духе куртуазного эвфемизма 16 века и двусмысленности постмодерна 21 столетия, выдерживающий предложенный стиль: «Раз вы не говорите, что это был не переворот, значит, и мы накажем вас не за переворот». Был бы переворот, а статья найдется. По своему это вполне изящно и куртуазно. Вот только дает возможность другой стороне утверждать, что она не понимает суть обвинения: какая разница — воровал или не воровал, если судят все равно за другое… И в этом смысле то, что обвиняемый действительно воровал, никого уже даже и не интересует. И еще такой подход дает возможность обвинять осудивших в политической ангажированности. Все понимают, что судят за переворот, но все делают вид, что не понимают, причем здесь политика.
Можно спорить, что стилистически выигрышнее для власти. Но есть серьезная причина, по которой власть не хочет и не готова открыто назвать вещи своими именами. Причина эта довольно проста: тогда нужно говорить все до конца. О том, что Навальный не был ни основным, ни главным организатором попытки государственного переворота. Навальный был его публичным организатором, актером, игравшим роль «нового лица протеста». С публичностью, смоделированной до этого, но именно в этих целях. Он был создан, как фигура, обладающая целым набором качеств: а) заранее созданный имидж «борца с коррупцией»; б) способность соединять «либералов» и националистов, «правых» и «левых»; в) наличие определенной непривлекательности его занятий в период до начала политической деятельности. Его прошлое относительно мелкого биржевого жулика и шантажиста таково, что если в какой-то момент огласить о нем все, что знают и понимают участники процесса – ему уже не найдется места даже на Западе. Этим – возможностью уничтожить его в один момент — он и был удобен тем, кто его создал и использовал. Просто как всякое волшебное средство, и его хозяева, и те, против кого они его используют, хранят его на крайний случай.
Над ним стояли как минимум два эшелона хозяев. Непосредственно над ним – молодой клан из окружения Медведева. Кто обещал помогать Навальному в избирательной кампании в Москве? Гуриев. После чего он пообещал это сделать? После того, как к нему в Париж приезжал Дворкович и договаривался о дальнейшем сотрудничестве. Друзья Дворковича — Абызов и Тимакова. Кто стоит над этой группой и за этой группой? Люди из старой «старой семьи» — Чубайс и Волошин. Кто финансировал Навального? Группа «Альфа», «Вымпелком», Александр Лебедев.
Власть не хочет называть вещи своими именами потому, что если сказать это слово «переворот», то нужно будет вести речь уже не о сроке для Навального, и спровоцированных и использованных им 6 мая 2012 года наивных мальчиках, нужно будет вести речь о сроке для людей из этого списка, и для многих других. Сказать слово «переворот» — значит, посадить на скамью подсудимых всех названных людей и не только их. А это – масштабная зачистка элиты и ее полноценный раскол. Поэтому все вращается на уровне намеков и полумер.
Строго говоря, смысл срока для Навального не только в том, чтобы он был наказан и посажен, не только его «показательная порка». Смысл его реального срока – «показательно-закамуфлированная порка» тех, кто стоял над ним. Они прекрасно понимали, что реальный срок для их основного протеже – это демонстрация всем понимающим того, что они «своих защитить не могут». Для них – это напоминание «Вы никто, хоть вы министры и олигархи», а для остальных – внятное объявление: «Не надейтесь. Они вас не защитят. Туда – не ходите». То есть всем и по всем векторам (и в России, и за рубежом), демонстрируется: «Не они хозяева. С ними – не нужно иметь дело. Они — никто».
И когда Макфолл и Евросоюз говорят о своем негативном отношении к приговору, они говорят не об отношении к Навальному. Они говорят о своем разочаровании, с одной стороны в том, что не эти люди – хозяева, а с другой – о своем разочаровании в том, что эти люди оказались бессильны в таком показательном вопросе.
Срок, данный Навальному, означает падение политической кредитоспособности его патронов, сокращение их возможного человеческого ресурса. Поэтому они сопротивлялись и будут сопротивляться. Сначала они в тех или иных формах пропагандировали мысль о неизбежных имиджевых и политических осложнениях для власти в случае обвинительного приговора. Это дало повод власти ласково отреагировать: «Мы же не из политической целесообразности исходим. Такие времена прошли и больше не вернуться. Последствия последствиями – но все пусть будет по закону. Пусть рушиться мир, но торжествует юстиция!»
Потом они постарались собрать остатки своих «полевых» ресурсов и продемонстрировать «народное возмущение осуждением народного заступника». Правда, «возмущение» оказалось не вполне «возмутительным». Хотя готовились к нему серьезно и задолго, а не с момента объявления даты приговора. Хотя повод говорить о частичном успехе они получили: власть из-за предвыборной кампании в Москве усложнила общий сценарий дела и искала пути решения одновременно двух проблем – и Навального показательно наказать, но и его участие в выборах мэра Москвы обеспечить.
То есть, решались следующие задачи:
1. Наказать Навального за попытку переворота, не признавая, тем не менее, что имел место факт переворота.
2. Его хозяев вслух не называть, но тоже наказать публичным политическим унижением и демонстрацией их политического бессилия.
3. Навального посадить, но для участия в выборах в Москве создать ему максимально благоприятные условия.
4. Продемонстрировать: «Только Закон. Ничего личного».
5. Придать всей эпопее максимальную сюжетную драматичность: допускают — не допускают, сажают – не сажают, выпускают — не выпускают. Чтобы обыватель следил за развитием событий как за бразильским сериалом, хватался за сердце и поактивнее шел на выборы мэра. То есть, чтобы сторонники болота и Прохорова пришли в как можно большем количестве, а их противники — кинулись голосовать за Собянина. Навального нужно было при этом привести в максимально накаленное состояние, потому что чем активнее он будет, тем меньше голосов получит (это уже точно выверено) и тем больше получит Собянин.
Кампании нужно было придать интригу. Представление прокуратуры на его освобождение под подписку о невыезде было заранее спланированным актом, развивающим интригу. И те, кто выводил «охвостье болота» на улицы в день вынесения приговора, могут, конечно, утверждать, что прокуратура внесла это представление благодаря им. И молчать о том, что оно было готово раньше их гуляний. Только они замечательно вписались в сценарий «повышения драматизма» и «привлечения внимания» к избирательной кампании в Москве.
Впрочем. Здесь есть еще много других аспектов, о которых нужно говорить отдельно.
КМ.ru 20/07/2013
