Тереза Мэй как премьер своей страны была изначально бесхозной. Пост главы кабинета достался ей в итоге победы на референдуме сторонников Брэкзита, хотя сама она была его противником. И хотя сама она была его противником – она взялась за исполнение результатов референдума.
Ее партия была против выхода страны из ЕС – и референдум проиграла. Но, его проиграв, партия тори оставалась в большинстве в парламенте – и назначила ее премьером.
Мэй попыталась укрепиться, провела новые выборы – и проиграла. Ее партию поддержали лишь 42 % голосовавших на выборах, в парламенте у нее не набралось большинства мандатов. Она проиграла.
Ее отторгала страна – за то, какая она есть, ее третировали в Европе – за то, что Англия из ЕС решила выйти. И еще за то, что Мэй хотела выйти так, чтобы от обязанностей отказаться – и права оставить. И попытаться свои долги не платить. И к ней тем хуже относилась страна, чем меньше она была способна выполнить свои обещания и чем меньше ей удавалось выйти из ЕС, сохранив достоинство.
Ее не любила страна. Ее не любила Европа. Ее не любил английский парламент. И ее не очень любила своя же партия – за то, что она обещала стать второй Маргарет Тэтчер и не сумела на нее походить.
Она оказалась между всеми и к тому же между тем, за что взялась и самой собой – потому что сама была против того, за что взялась.
Правда, ей повезло: похвалил Трамп. Только похвалил за то, против чего была она сама: за выход из ЕС и за курс на выход из ЕС.
Когда Британия была в ЕС, она была членом-представителем своего Большого Брата – Штатов. И была нужна Штатам, чтобы влиять на ЕС и в чем-то сдерживать ЕС. Но тогда она и со Штатами могла говорить как бы от имени объединенной Европы, она представляла Штаты в Европе и Европу – в Штатах.
Выйдя из ЕС, она эту выгодную роль утратила. И тогда возник вопрос, кто она… И что она. Если Британия вне этой роли нечто значимое представляла – историю, культуру, экономику и Старую Славу, то Тереза Мэй оказалась лишена и этого представительства, хотя бы потому, что и сама не могла сказать, что в полной мере представляет Британию – хотя бы потому, что не представляет ее большинство. И, утратив возможность перед внешним миром представлять Британию, она лишилась и возможности представлять в Британии внешний мир, потому что при удаляющейся от иных центров мира своей стране она переставала быть одним из мировых лидеров. Тогда она оказывалась ненужной и Британии…
Зачем Британии Премьер, не являющийся одним из мировых лидеров…
Мэй, становясь ничем, зависала между началами, которые были чем-то. И ей нужно было свое зависание и свое промежуточное положение превратить во что-то.
Ей нужно было доказать Трампу, что она может быть ему полезна. Доказать Британии, что она что-то значит. Доказать Европе, что ее стоит принимать в расчет. Доказать парламенту, что она может быть его лидером.
И ей нужно было решить свою дилемму Брекзита: решить противоречие между ее личным несогласием с ним, результатами референдума и твердым намерением Европы получить с нее максимальную компенсацию за выход.
Для этого нужен был конфликт. Нужен был форс-мажор, позволяющий пересмотреть формат сложившейся ситуации. И возникло химическое дело. Сложно сказать, вдохновляли ли ее воспоминания о «папском заговоре» 1779-84 гг., роли в нем «химической темы» и образ Тайтуса Оутса, три года подряд на ходу выдумывавшим новые обстоятельства придуманного им заговора и особенности яда, которым в его рассказах королева должна была отравить короля, после чего даже лордов бросали в тюрьму и отправляли на казнь только потому, что Оутс придумал, в чем их обвинить, — но кризис был создан.
Сначала возникло «отравление Скрипалей», затем история о газовой атаке в сирийской Думе. Правда, «отравление Скрипалей Россией» явно оказалось «похищением Скрипалей Британией». А «газовая атака режима Асада» — сценарной постановкой по заказу Лондона, но кого на протяжении веков в английской элите смущала ложь. Совет Черчилля «довод слаб – повысить голос» — это же в переводе «лги, но лги уверенно и вдохновенно».
Мэй нашла хозяина. Похитив, судя по всему, Скрипалей и организовав инсценировку в Думе, послужила Трампу, дав ему возможность продемонстрировать брутальность. Одновременно подтолкнула вверх падающий рейтинг внутри страны. Представила себя участником силовой акции на Ближнем Востоке, имитировав «маленькую победоносную войну». И представ сама жертвой химической атаки, скорректировала свои отношения в ЕС.
Последнее – может быть, главное из того, что ее интересовало: представ жертвой, она воззвала к солидарности. Которую получила благодаря давлению США через НАТО на страны ЕС. Представ жертвой России, она воззвала к ЕС, убеждая, что такой же жертвой может стать каждая из них и что в такой сложный момент и перед лицом «страшной угрозы с Востока» нужно забыть старые обиды и сплотиться в совместном отпоре. И даже, похоже, с высокой степенью вероятности — пообещала ЕС свою армию для новой «европейской армии».
Но и своим избирателям она показала, что что-то значит в мире и что ее поддерживают (и, возможно, даже уважают) лидеры ЕС, но она показала и то, как важна дружба с Европой в отражении «нависших над страной угроз». И в результате, демонстрируя наличие угрозы и необходимости сплочения перед ее лицом, получила некое право и возможность пересмотреть вопрос о Брекзите. Она всегда была против него и не знала, как решить противоречие между результатами референдума, ее стойким несогласием с ними и высоко денежной ценой, которую за него придется платить.
Теперь есть даже не одно решение. Теперь она может просто в полном моральном праве объявить новый: взывая к тому, что «сила Британии в единстве с друзьями». Либо отложить выполнение решений референдума до лучших дней, скажем, до «победы над Россией», или навсегда.
Каким на деле оказался ее выигрыш – покажет жизнь. И что-то заставляет думать, что не совсем безусловным. Но то, что она получила, сыграв в паре роль и жертвы, и провокатора, — она получила лишь как плату за службу Трампу. Сослужить службу она смогла потому, что ее услуга была нужна и оказалась ко времени Трампу. Выдавить поддержку стран Европы она смогла потому, что эту поддержку для нее выдавили Штаты. Имитировать «маленькую победоносную войну» она смогла потому, что Трамп дал ее самолетам полетать рядом со своими. И если ракеты Трампа перехвачены и сбиты оказались на две трети, то ракеты Мэй оказались перехвачены и сбиты все.
То есть Мэй может быть Премьером – лишь будучи на службе Трампа.
Когда-то Тони Блэра называли «пуделем Буша». И пудель симпатичное животное, и Блэр был благообразен.
Мэй – много менее симпатична и благообразна. Она – другая.
Она – «такса Трампа».
