Почему-то считается, что литературную известность в комсомольской среде я обрёл после того, как в январе 1985 года, ещё при Черненко, в «Юности», которую редактировал тогда Андрей Дементьев, вышла после четырёхлетнего запрета моя повесть «ЧП районного масштаба». Это вовсе не так. Но поговорим сначала о «ЧП».
Ради справедливости хочу напомнить, что зелёный свет ей дали благодаря постановлению ЦК КПСС о совершенствовании партийного руководства комсомолом. Там шла речь о серьёзных недостатках в работе крупнейшей молодёжной организации страны, а литература и искусство по сложившейся традиции должны были образно и оперативно проиллюстрировать, или, как тогда выражались, протащить «узкие места» младшего помощника партии. Бросились искать у советских писателей что-нибудь критическое о комсомоле, но ничего, кроме опального «ЧП», не нашли. Перечитали в свете последних решений. А что? Ничего там страшного. Мог бы автор и поострее выступить, партия учит не бояться самокритики. Печатайте под личную ответственность!
Публикация вызвала сначала оторопь, потом бурю мнений, по стране прокатились стихийные обсуждения и дискуссии. На некоторые встречи меня приглашали: рубились там всерьёз, а главное – за молодёжными темами неизбежно маячил скепсис в отношении «руководящей и направляющей силы общества». Наверху спохватились, пошла команда – и в печати повесть ругнули за перегибы. Особенно расстарался обозреватель «Комсомольской правды» Виктор Липатов, опубликовавший разгромную рецензию «Человек со стороны». Несколькими годами раньше он же печатал с продолжениями в КП повесть о буднях райкома ВЛКСМ, сочиненную в лучших традициях «шоколадно-ванильного» реализма. На самом деле человеком со стороны был он, доморощенный искусствовед, а я к тому времени на общественных началах прошёл путь от комсорга 8-го «Б» класса 348-й московской школы до члена МГК ВЛКСМ. Интересно, что именно Липатов в 1991 году на волне декоммунизации тихой сапой, подбив коллектив, сверг Андрея Дементьева, возглавил и погубил в конечном счёте легендарную «Юность». Это к вопросу о том, какой тип людей взял власть на том сломе эпох. Сегодня Валерий Дударев старается возродить «Юность». Бог ему в помощь.
Впрочем, разносная критика вскоре прекратилась, а через год «ЧП» было удостоено премии Ленинского комсомола. Но, к сожалению, повесть, хотя и вышла миллионными тиражами, была заслонена в массовом сознании талантливым одноименным фильмом Сергея Снежкина, комсомола почти не знавшего. Воспитанный в духе интеллигентно-кухонного антисоветизма, он всю тогдашнюю жизнь воспринимал как паноптикум и ленту сработал в духе жестокого, непримиримого гротеска. Когда он гордо показал мне пробы на главную роль Игоря Бочкина, я пришёл в недоумение. Брутальная, я бы даже сказал, «звероватая» внешность актёра, в ту пору малоизвестного, вызывающе не совпадала с человеческим типом, характерным тогда для комсомольских вожаков. Это был принципиальный подход: «Я этих гадов так вижу!» Следом режиссёр положил передо мной снимок другого актёра, выбранного им на роль первого секретаря райкома партии Ковалевского, в повести пред-стающего, если помните, человеком достаточно мягким. «Он же на Геринга похож!» – вскричал я. «Точно! Одно лицо! – благосклонно кивнул Снежкин. «Не утвердят…» – покачал я головой. – «Посмотрим!»
Утвердили. Фильм выпустили в 1988 году. В Госкино его приняли со сдержанной доброжелательностью. Чёрный миф о советской власти начали формировать уже тогда. Зачем? Стало ясно позже… Давала советская власть поводы для жёсткой критики? Давала. Заслуживала она уничтожения? Нет, не заслуживала, её можно было реформировать, приспособив к новым целям. Но решение приступить к ликвидации уже приняли. И мастера культуры – кто сознательно, кто невольно, кто по наивности – стали работать на этот проект. Автор этих строк не исключение. Некоторое время лента шла на «закрытых экранах», что только придало ей скандальной остроты. Потом выплеснулась в кинотеатры, вызвав ажиотаж, шум, похвалы, но в итоге – полузабвение, в котором утонули почти все громкие премьеры и дебюты периода гласности.
Кстати сказать, фильму «ЧП районного масштаба» в этом юбилейном для комсомола году исполнилось 30 лет. Годовщину не заметили. Фильм иногда показывают по телевизору, но знаковой лентой поздней советской эпохи, как «Москва слезам не верит», «Мы из джаза» или «Маленькая Вера», он не стал, оказавшись лишь яркой страницей перестроечного самопогрома. Почему? Искусство понимающее, доброе, прощающее всегда долговечнее и ближе людям, нежели искусство клеймящее и обличающее. Недавно я посмотрел на Первом гала-концерт к 100-летию Александра Галича, где в исполнении отличных артистов прозвучали его самые главные, легендарные песни, а параллельно на других каналах показывали ленты, в создании которых он принимал участие как кинодраматург: «Верные друзья», «На семи ветрах», «Вас вызывает Таймыр», «Дайте жалобную книгу». И я вдруг поймал себя на мысли, показавшейся мне, сатирическому писателю, очень обидной: как же быстро устаревает даже самая талантливая напраслина! Зря всё-таки Галич расплевался с советской властью. Право слово, его обличительные гитарные фэнтези на заданную тему сегодня лично у меня вызывают чувство неловкости. Так и видишь миллионы сталинских жертв, которые два раза в месяц, получив денежный перевод из казны, съев в ресторане цыплёнка-табака и приняв «коньячка полкило», дружно проклинают ГУЛАГ. Высоцкий пел примерно о том же, но почувствуйте разницу, хотя тоже не сидел и не воевал… А вот советские фильмы Галича – смотрел бы и смотрел. Жаль, мало он успел на этом поприще. Борьба позвала!
Но вернёмся к началу этих мемуарных заметок. Известность в комсомольской среде я получил раньше публикации «ЧП» в «Юности». В апреле 1982 года в журнале «Новый мир» вышло моё стихотворение «Воспоминание о райкоме» с посвящением Павлу Гусеву. Он тогда ещё не возглавил «Московский комсомолец», а, при драматических обстоятельствах уйдя с поста первого секретаря Краснопресненского РК ВЛКСМ, трудился в «дочке» ЦК ВЛКСМ – Комитете молодёжных организаций (КМО) и заочно получал второе образование в Литературном институте. Именно Гусев в своё время рекомендовал меня, только что избранного комсорга Московской писательской организации, в бюро РК ВЛКСМ. Я захотел поддержать опального товарища и посвятил стихи ему. Павел мне признавался позже, что такого количества звонков, восторгов и поздравлений, которые обрушились на него после публикации в «Новом мире», он потом никогда не получал, хотя фейерверков в жизни хватало.
Немудрено. Во-первых, как ни странно, стихов о комсомоле тогда уже писали мало, даже заказных, а от души – днём с огнём не сыщешь. Во-вторых, поэзия в ту пору имела массового, многомиллионного читателя, а не редких чудаков-любителей, как ныне. В-третьих, «Новый мир» был не просто популярным «толстым» журналом, а маркером советской интеллигентности. Помните, что читает в больничном саду полиглот Хоботов из блистательных «Покровских ворот»? Правильно!
Мои стихи в номер отобрал сотрудник редакции журнала поэт Сикорский, у которого в начале 1970-х я занимался в семинаре Литературной студии при МГК ВЛКСМ и Московской писательской органи-зации.
– Вадим Витальевич, может, лучше про любовь? – просил я.
– Юра, помилуйте, сколько лет тут сижу, а в первый раз человеческие стихи про комсомол попались. Не спорьте! Нам надо закрыть тему.
Тему я, конечно, не закрыл, но неожиданно моё стихотворение обрело среди комсомольских работников и активистов популярность, его читали по радио, со сцены, перепечатывали. Помню, один из влиятельных секретарей ЦК ВЛКСМ, встретив меня на каком-то мероприятии, взял за пуговицу и сказал: «Вот если бы ты так же написал своё «ЧП», давно бы уже напечатали!» А ведь сочинились-то стихи случайно. Летом 1981 года я получил долгожданный билет члена Союза писателей СССР и за-ехал на улицу Лукьянова, соединяющую Старую и Новую Басманные, в Бауманский райком комсомола, где работал в 1977–1978-м инструктором-подснежником. То есть зарплату мне выдавали в другой организации – во Всероссийском обществе слепых, там же лежала и трудовая книжка. Не скрою, заехал я похвастаться и обмыть билет с былыми соратниками – Сашей Гришиным, Володей Соколовым, Колей Герасимовым, Галей Никаноровой… Когда я вошёл в знакомый старомосковский особнячок, у меня защемило сердце: там кипела та же простодушная аппаратная суета, в которой карьерная корысть почти ещё не проглядывалась в искреннем торопливом энтузиазме. «Молодость, ты была или не была?» – прошептал я, 26-летний ветеран, и увидел себя бегущим по извилистому коридору со справкой в руке. Завязь будущего стихотворения чаще всего рождается в душе от грусти. И беда не в том, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку, а в том, что реки бегут и исчезают в Океане, который ни одну из них, даже самую полноводную, не помнит по имени.
Через месяц я почти на одном дыхании написал эти стихи, которые и хочу в дни столетнего юбилея нашего незабвенного комсомола напомнить читателям «ЛГ».
Воспоминания о райкоме
Павлу Гусеву
Я был инструктором райкома,
Райкома ВЛКСМ.
Я был в райкоме словно дома,
Знал всех и был известен всем.
Снимая трубку телефона,
Я мог решить любой вопрос:
Достать молочные бидоны
И провести спортивный кросс.
О, как я убеждал умело,
Старался заглянуть в нутро.
Когда ж не выгорало дело,
Грозился вызвать на бюро!
К полночи доплетясь до дома,
Снопом валился на диван,
Как будто я построил домну
Или собрал подъёмный кран.
Оговорюсь на всякий случай:
Я знал проколы и успех.
Да, я инструктор был
не лучший,
А всё же был не хуже всех!
Как говорится, по другому
Теперь я ведомству служу,
Но в переулок тот, к райкому,
С хорошей грустью захожу.
Здесь всё в дыму табачном
тонет,
Как прежде, срочных дел – гора.
И, словно взмыленные кони,
Проносятся инструктора.
Мальчишечка звонкоголосый
Кричит, настойчив и ретив:
– Вы не решаете вопросы!
А для чего тогда актив?..
И, трубку положив сердито,
Он, хмурясь, остужает пыл.
Ещё всё это не забыто:
И я таким недавно был!
Предполагал успеть повсюду,
А в голосе звенела сталь,
Но я таким уже не буду
– Смешным, напористым…
А жаль.
1981