— Александр Владимирович, несколько лет назад вы ввели в оборот новый термин — «либерал-православие». Вы давно изучаете этот феномен?
— Давно. Но поскольку сегодня формирование либерал-православной российской субкультуры завершено, я думаю, настало время заняться её системным социокультурным описанием. Описать точно так же, как описывают другие субкультуры и малые социальные группы.
— Тогда стоит начать с определения.
— Либерал-православные — это особая группа внутри и около Церкви. Интеллигентская квазицерковь, по существу — «церковь» в Церкви. Они ведут себя не как члены Церкви, а как её наставники, как люди, обладающие специфическим тайным знанием. Я их называю «теневыми пастырями». Их проповедь — это мировоззренческий гибрид. Стилистика и внешняя форма православные, а содержание постмодернистское. Это симулякр в его классическом проявлении. Принципом конструирования этого мировоззрения стал хорошо известный постмодернистский приём «пастиш»: имитация стиля оригинала с целью оспорить статус этого оригинала.
— Почему сегодня тема либерал-православия вышла на первый план?
— Это закономерный процесс. Нынешняя религиозно-политическая ситуация характеризуется важным обстоятельством: завершилось формирование либерал-православной субкультуры. Процесс вызревания этого направления шел медленно. Его идеология проговаривалась последние пятьдесят-шестьдесят лет и сейчас пришла к завершению.
— Но почему процесс завершился именно сейчас?
— Потому что его весьма энергично подтолкнул снаружи Константинопольский патриархат. Представители направления не смогли больше сохранять свой излюбленный полулегитимный статус, так как Константинопольский патриарх Варфоломей своими действиями на Украине вынудил их прямо определить свою политическую и религиозную позицию. Они открыто поддержали Константинопольский раскол и выступили на стороне раскольника-модерниста. Это и стало окончательным оформлением их идеологии.
— Вы утверждаете, что этот слой пытается формировать «церковь в Церкви». Какова цель?
— Это одно из проявлений специфической ментальности интеллигенции. После эпохи народовольчества она становилась всё более компрадорской, противопоставляла себя народу, манипулировала властью в собственных, а не в общественных интересах. Её представители рассматривают себя как наместников западной цивилизации в стране дикарей. Любое социальное пространство, включая церковное, в их понимании подлежит освоению ради групповых интересов, нужды «аборигенов» ничего не значат. При этом сектантское сознание либерального слоя с его глобалистскими и западническими фетишами по-своему очень религиозно. Сегодня произошло столкновение двух разных религий — исторической и модернистской.
— С какого времени, по вашему мнению, внутри Церкви существует либеральная группа?
— Эта группа зародилась на московских, ленинградских и киевских кухнях в 1960-е годы. Напомню, что интеллигенция тогда получила заметные послабления и назвала этот период «оттепелью». А для нас это был период жёстких гонений. Хрущёв активизировал борьбу с православием, сотни храмов были закрыты и разрушены, тысячи православных отправились в концлагеря. В ответ возникло и начало структурироваться православное подполье. Причём одновременно по двум направлениям: почвенническому и правозащитному. Православные правозащитники начали отделять себя от Церкви и критиковать за отсутствие твёрдой политической позиции. Тогда впервые начали использовать приём «открытых писем» патриархам. Сначала Алексию (Симанскому), позже — Пимену (Извекову). В 1980-е годы произошёл определённый поворот. Церковные либералы уже не шли на лобовое столкновение с епископатом, но стремились перестроить Церковь изнутри — под себя, под свою повестку. Это состояние сохранялось до самого последнего времени. Фанар, как я уже сказал, обострил ситуацию, заставив либерал-православных резко радикализироваться.
— Насколько они многочисленны и влиятельны?
— Численностью невелики, но влиятельны, поскольку используют силу внешнего секулярного ресурса. Влияние это и при советской власти было довольно ощутимым. Возьмём для примера историю, которая произошла в 1971-м году. После кончины патриарха Алексия Первого стоял вопрос о выборах нового патриарха. Тогда либерал-православная группа составила и распространила по церковным кругам текст, в котором обвиняла митрополита Никодима (Ротова) в «ересях». По существу вопроса рассуждения о ересях не выдерживали никакой критики, но письмо ввело в смущение и епископат, и церковную общественность. Митрополит Никодим не стал выставлять свою кандидатуру на патриарший престол. Полагаю, что это и было главной целью авторов письма. До сих пор не ясно — действовали они самостоятельно или их использовали советские органы.
— Сейчас либерал-православные, напротив, в отношении Константинополя призывают как можно осторожнее обращаться с понятием «ересь».
— Разумеется, поскольку это противоречит их нынешним интересам. Они пытаются спасти богословскую репутацию патриарха Варфоломея, которая заметно пошатнулась. Вообще история Русской церкви ХХ века по-настоящему ещё не написана, это дело будущего. Но каждая эпоха имеет свою повестку. Возьмём 2012-й год. Новое поколение либерал-православных, новые люди…
— Чего они хотели в 2012-м?
— Они требовали от Церкви поддержать Болотную площадь. Это требование прямо так и формулировалось: поддержите Болотную — и мы перестанем вас шельмовать. Тогда Церковь не позволила втянуть себя в политические игры. Но поскольку либеральный ультиматум был отвергнут, Церкви объявили информационную войну, завершившуюся женскими кривляньями на амвоне. Точно так же на Украине не удалось вывести на майдан Украинскую православную церковь Московского патриархата. А Киевский патриархат вышел вместе с УАПЦ и униатами.
— Так какова была их цель?
— В соответствии с либеральной повесткой Церковь должна обслуживать строителей нового мирового порядка, освящать их проекты, будь то трансгуманизм, аборты, однополые браки, ювенальная юстиция, социал-дарвинизм и так далее. Церковь пытаются склонить к участию в этой программе как якобы прогрессивной и исторически безальтернативной. Поскольку Церковь на это не идёт — против неё ведут и будут вести информационную войну. И не только информационную, а также административную, законодательную и даже силовую.
— Какими средствами?
— Действуют как снаружи, так и изнутри. Вспомните печально известный «Религиозный кодекс» Михаила Прохорова, который пытался загнать Церковь в правовое гетто. Другое направление — лишить Церковь доступа в информационное и научное пространство. Этим активно занимается, например, Владимир Познер, объясняя публике, что, мол, православие — тормоз «прогресса». Познер весьма популярен в либерал-православных кругах. Но это — внешние антиклерикалы. Внутренние же пытаются подорвать легитимность Церкви с помощью политизированной теории «сергианства». Одновременно либерал-православные стремятся дезориентировать церковную общественность: под видом «реформирования» переключить её внимание на ложные или третьестепенные цели и задачи, разрушая церковный организм изнутри. Например, в качестве интеллектуальной пищи подбрасывается скучное и нелепое «майданное богословие»…
— Внутренние и внешние противники Церкви действуют синхронно?
— Это две части одной социально-политической группировки. Либерал-православие объединяет своих адептов независимо от их социального статуса и положения. Карьерные и экономические интересы у этих людей разные, работодатели разные, а идеология — общая. Есть те, кто находится по отношению к Церкви в прямой фронде: они сидят в социальных сетях и пишут полемические заметки. Другая составная часть либерал-православия входит в церковный и властный истеблишмент.
— Они пересекаются с фрондой?
— А это и не нужно. Их объединяет идеология — и это самое главное. Благодаря этому их действия в информационном и административном пространстве синхронизированы, входят в резонанс.
— Дилемма — традиция или реформация — тем не менее остаётся в силе?
— Уже нет. Выбор сделан. Реформаторы-модернисты перечеркнули нормальную дискуссию и бьют сегодня на поражение. Они решили принести в жертву канонические правила, сломать тысячелетнюю традицию… Всё — на слом, после нас хоть потоп. Главное — добиться абсолютной власти, управленческой, бюрократической. Российские либерал-православные поддержали этот новый раскол. В войне против РПЦ и УПЦ, развязанной Константинополем, Киевом и американским Deep state, они открыто заняли позицию в стане врагов православия. Верующих, которые погибнут в случае религиозной войны на Украине, они тоже заранее принесли в жертву. Поддержав Фанар, они взяли на себя ответственность за последующие события. Тем самым они загнали себя в ценностную ловушку.
— Что это означает?
— Это означает, что из категории оппонентов и недоброжелателей они добровольно перешли в категорию предателей и раскольников.
— Это было неизбежно?
— Конечно. Константинополь создал ситуацию, в которой невозможна какая-то третья или неопределённая позиция. Позиций только две: за и против канонического православия. Между православием — и его постмодернистским симулякром, то есть трансформацией православия в угоду секулярным глобалистским проектам, выразителем которых уже на протяжении ста лет является Константинопольский патриархат.
— Мы можем хотя бы примерно определить последствия происходящего?
— События в мире развиваются не в пользу либерал-постмодернистов. Глобализация достигла пределов и захлебнулась, её финансовый механизм идёт вразнос, шестерёнки ещё крутятся, но уже впустую. В результате либералы идут ва-банк, прибегают к силе. Так было с майданом, когда вместо выборов прибегли к перевороту. В церковной сфере либерал-модернисты также пытаются совершить переворот, устроить «чрезвычайку». Они идут напролом. Спешат окончательно решить «русский вопрос» и вопрос с русским православием. Для этого понадобился патриарх Варфоломей, ослеплённый страстью возглавить Киевскую, а затем и Московскую кафедру.
— Итак, каковы же основные критерии либерал-православия?
— Основных критериев либерал-православия три. Первый критерий — создание симулякра ортодоксии: стремление стереть грань между оригиналом и подделкой, между формой и содержанием. Второй критерий — попытка создать «церковь» внутри Церкви, как бы «истинную Церковь». Третий критерий — создание всеми возможными способами постоянного вялотекущего раскола.
— В 2012 году вы опубликовали статью «Церковь перед угрозой секулярной реформации». Вы предвидели сегодняшние события?
— Если скажу, что предвидел, это будет лукавством. Когда я писал ту статью, проблема мне виделась преимущественно внутрироссийской, а оказалось, что угроза нашей Церкви является угрозой православию в целом. Мы можем констатировать, что последствия будут очень серьёзными. Ход церковной истории определится на десятилетия, если не на столетия вперёд. Мы уже живём в новую эпоху, хотя, возможно, этого ещё не заметили. В этой ситуации Русской православной церкви придётся сыграть важную роль в защите веры, сказать своё слово. Нас к этому вынудили.
