Вы идёте обычной тропой,
Он — к снегам недоступных вершин…
Мирра Лохвицкая
В августе 2019 г. мы будем отмечать 85-летие со дня рождения одного из титанов советской науки академика Юрия Анатольевича Овчинникова, сыгравшего решающую роль в становлении отечественной биоорганической химии, физико-химической биологии и биотехнологии. А в феврале Институт биоорганической химии (ИБХ) имени М.М. Шемякина и Ю.А. Овчинникова, который Юрий Анатольевич возглавлял в течение восемнадцати лет, отметил свой 60-летний юбилей. Эти юбилейные даты — повод оглянуться назад и отдать дань памяти удивительному человеку, чьи дела и свершения были направлены в будущее.
Ю.А. Овчинникову было всего 53 года, когда 17 февраля 1988 г., полный идей и творческих замыслов, он безвременно ушёл из жизни. Я бесконечно благодарен судьбе за то, что мне довелось знать и какое-то время работать вместе с этим талантливейшим человеком, для которого без всякого преувеличения не существовало пределов возможного. Всегда и во всём он руководствовался девизом эпохи Возрождения «Могу!». Про таких людей часто говорят «ренессансный тип личности», подразумевая, что они, подобно великому Леонардо да Винчи, не ограничились одной областью интересов и деятельности и везде добились выдающихся результатов. Бывают эпохи, порождающие большое число подобных людей. Так было в Древней Греции в IV-III вв. до н.э., когда закладывались основы наук. Такой эпохой стало Возрождение в Европе. И, несомненно, такой пассионарной эпохой стали в СССР 30—70-е годы ХХ столетия — эпоха торжества научного предвидения и триумфа советской науки, время открытий и грандиозных достижений С.П. Королёва и П.Л. Капицы, Л.Д. Ландау и И.В. Курчатова, А.М. Прохорова и Н.Г. Басова, А.Н. Несмеянова и Н.Н. Семёнова, М.В. Келдыша и А.Н. Колмогорова, А.П. Александрова и Л.В. Канторовича, М.М. Шемякина и Ю.А. Овчинникова.
Юрий Анатольевич избрал для себя химию, но всегда был убеждён в плодотворности соединения наук и в том, что на стыке наук возможны самые удивительные открытия. Он был человеком энциклопедических знаний и всегда смело пересекал границы между науками: химией, биологией, физикой, философией. Именно на стыке наук он совершил свои самые важные открытия, многие из которых опередили аналогичные исследования на Западе, обеспечив приоритет советской науки. Во многом благодаря научной интуиции Ю.А. Овчинникова и его организаторскому таланту в семидесятые и восьмидесятые годы ХХ столетия произошёл настоящий прорыв и в отечественной, и в мировой физико-химической биологии и биотехнологии.
Ему было всего 32 года, когда он блестяще защитил докторскую диссертацию по химии депсипептидов, интерес к изучению которых он сохранил на протяжении всей жизни. Через четыре года он уже был действительным членом Академии наук СССР и директором Института, которому после смерти академика М.М. Шемякина было присвоено его современное название — Институт биоорганической химии (ИБХ). В возрасте 39 лет Ю.А. Овчинников становится вице-президентом Академии наук, самым молодым за всю историю её существования. По мнению многих российских и зарубежных коллег, если бы он не ушёл из жизни так рано, то, несомненно, стал бы вторым в истории России химиком-лауреатом Нобелевской премии. На Родине его научные достижения были отмечены множеством наград: орденами, медалями, званием Героя Социалистического Труда… Он был почётным доктором многих европейских университетов и почётным иностранным членом многих академий наук и научных обществ.
Я познакомился с академиком Овчинниковым в 1980 г., работая в Управлении внешних сношений Президиума Академии наук. Поскольку мне пришлось общаться с ним не в лабораторных условиях, а в ходе приёмов зарубежных делегаций, поездок делегаций наших учёных на различные мероприятия (с неизбежными в ходе долгих поездок неспешных бесед на самые разные темы), а также при решении многих сложных организационных вопросов, мне бы хотелось рассказать о Юрии Анатольевиче не столько как о блестящем исследователе, сколько как о Человеке, мыслителе, организаторе, личности поразительного масштаба.
«Могу», — говорил Ю.А. Овчинников в любых обстоятельствах и добивался блестящих результатов во всём, за что бы ни брался: покорял Красноярские столбы и, поражая коллег, самые отвесные альпийские скалы, был чемпионом МГУ по борьбе и по-гроссмейстерски играл в шахматы, прекрасно плавал, в том числе и под водой, читал со скоростью свыше 1000 слов в минуту, свободно владел английским и немецким языками, а заинтересовавшись испаноязычным миром, тут же взялся за изучение испанского, а потом в течение десяти лет возглавлял Общество дружбы «СССР — Испания». Юрий Анатольевич обладал незаурядным актерским талантом, раскрывшимся ещё в студенческие годы. Когда Лиля Брик увидела его в роли молодого Маяковского на сцене ленинградского театра в пьесе В.А. Катаняна «Они знали Маяковского», она расплакалась, потрясённая игрой талантливого студента. Выдающийся актёр Николай Черкасов, также исполнявший роль Маяковского в этой пьесе, настойчиво приглашал Овчинникова играть в театре. «Ну зачем тебе пробирки? Ты можешь стать великим артистом!» — говорил он будущему академику.
Не удивительно, что в эпоху освоения космоса, покорения ядерной и термоядерной энергии, создания новых веществ и материалов, квантовых генераторов и полупроводниковых приборов, эпоху настоящего подвижничества в науке и массового интереса к ней, Юрий Анатольевич с его незаурядным творческим мышлением, любознательностью и способностью моментально схватывать самую суть любой проблемы выбрал именно науку, которой отдался с таким же упоением и азартом, как спорту и сцене. Исследовательский процесс, обсуждение и осмысление полученных результатов приносили ему высочайшее удовлетворение. Он считал науку, как и искусство, двумя сторонами стремления человека к истине, красоте, гармонии и познанию законов природы.
После окончания аспирантуры молодой учёный занялся малоизученной на тот момент областью — химией пептидов, а точнее депсипептидами-антибиотиками. Его исследования в области расшифровки структур, химического синтеза и изучения конформационных состояний пептидов послужили основой для создания новых высокоактивных пептидов различной природы (гормонов, антибиотиков, нейропептидов, субстратов и ингибиторов ферментов). За пионерские исследования в области избирательного переноса ионов металлов через мембраны его стали называть первым мембранологом. В конце 1970-х годов Ю.А. Овчинников одним из первых в нашей стране оценил возможности генетической инженерии для получения практически важных белков и открывающиеся перспективы для развития биотехнологии. Под его руководством была расшифрована структура целого ряда белков, созданы продуценты первых отечественных продуктов генно-инженерной биотехнологии — интерферона и инсулина человека.
Как директор института Ю.А. Овчинников мечтал создать самый совершенный и передовой исследовательский центр, где были бы созданы наилучшие условия для творческого труда учёных. В середине семидесятых он добился решения о строительстве для ИБХ нового современного здания. При обсуждении вопросов финансирования «наверху» настаивали на реализации типового проекта. Но Ю.А. Овчинников упорно возражал: «Я могу в типовом здании заниматься наукой вчерашнего дня или в крайнем случае дня сегодняшнего, но не смогу в нём заниматься наукой будущего». Этот его аргумент в итоге решил судьбу проекта, и необходимое финансирование было выделено. В 1984 г. ИБХ переехал в новое здание на улице Миклухо-Маклая, которое иногда называют ДНК-зданием. Здание действительно построено в виде двойной спирали ДНК, что особенно хорошо видно на кадрах аэрофотосъемки. Именно Овчинников был инициатором использования подобного образа, который имеет не только символическое, но и практическое значение, гармонично сочетая пространства для химических, биологических и физических исследований, а также для мелкомасштабного экспериментального производства. Для удобства сотрудников в здании есть даже зимний сад и бассейн. Перед зданием — скульптурная композиция, изображающая изящную пространственную структуру одного из депсипептидов — валиномицина, исследованиями которого по праву гордятся сотрудники ИБХ. Интерьеры в футуристическом стиле, выполненные с учётом указаний и рекомендаций Овчинникова, напоминают не обычный институт, а, скорее, показанное в «Солярисе» А. Тарковского. В институте всегда, даже в тяжёлые для науки девяностые, было много молодёжи. «Молодёжь — это наша надежда. И от её умения и труда зависит очень многое», — говорил Ю.А. Овчинников и не жалел своего времени и сил для подготовки молодых учёных. В 1975 г. он создал кафедру биоорганической химии в МГУ, в 1982-м — кафедру физико-химической биологии и биотехнологии в МФТИ, а затем — Учебно-научный центр в ИБХ, где часто читал яркие лекции, неизменно собиравшие переполненные аудитории.
Юрий Анатольевич гордился своим институтом и научными достижениями своих коллег. Когда в 1974 г. его избирали вице-президентом Академии наук СССР, в ходе выборов возник вопрос о том, что ему будет трудно совмещать руководство институтом с постом вице-президента. Представлявший кандидатуру Овчинникова президент АН СССР М.В. Келдыш на это ответил, что «Юрий Анатольевич за два часа может сделать больше, чем другой за неделю». Его плодотворная работа и на посту директора ИБХ, и в качестве вице-президента Академии наук стала тому блестящим подтверждением.
Юрий Анатольевич сыграл огромную роль в возобновлении в СССР масштабных исследований в области биологии, в которой из-за засилья лысенковщины СССР к тому моменту отстал на несколько десятилетий. Если бы не Овчинников, генетика ещё долго продолжала бы находиться под запретом. По его инициативе в 1973, 1981 и 1985 гг. было принято три постановления ЦК КПСС и правительства СССР о развитии молекулярной биологии, предусматривающих комплекс мер по строительству, финансовой и кадровой поддержке большого числа научных центров. Реализация этих мер позволила осуществить громадный скачок в развитии отечественной биологии и биотехнологии и практически ликвидировать отставание от Запада в этой области. «Выбивать» необходимые на эти цели средства было непростой задачей, но дипломатичный и харизматичный вице-президент умел находить весомые аргументы не только в научных спорах, но и в беседах с секретарями ЦК КПСС и членами правительства.
Вспоминается история с перуанской биостанцией, директором которой я работал с 1987 по 1992 год. В начале восьмидесятых для изучения биохимии природных соединений у Ю.А. Овчинникова возникла идея организовать биостанцию в тропическом поясе с его удивительным биологическим разнообразием. Этой идеей он сумел заинтересовать ректоров ведущих перуанских университетов. Реализовать проект, который очень не нравился американцам и к тому же требовал значительного финансирования, было очень непростой задачей, но Юрий Анатольевич никогда не останавливался на полпути и всегда доводил начатое до конца. После переговоров с ректорами перуанских университетов в Москве и последующей поездки делегации АН СССР в Перу все необходимые документы были подписаны перуанской стороной, а на следующий же день после возвращения из поездки в Латинскую Америку у Ю.А. Овчинникова уже был готов проект постановления ЦК КПСС и правительства по биотехнологии, куда был включен и пункт об организации биостанции в Перу. В 1985 г. станция успешно заработала и дала богатейший материал для исследований.
За неполных 15 лет на посту вице-президента Ю.А. Овчинникову удалось чрезвычайно много. По всей стране была создана сеть лабораторий и НИИ биоорганической химии, организованы соответствующие кафедры в ведущих вузах, в т.ч. в МГУ и МФТИ, постоянно укреплялась материальная база генно-инженерных и биотехнологических исследований. Сделанное им помогло нашей фундаментальной науке удержаться на плаву в «лихие девяностые». Юрий Анатольевич считал Академию наук мощнейшим институтом для развития фундаментальных исследований, который помог советской науке выйти на ведущие позиции в мире. «Задача фундаментальной науки заключается в том, чтобы развиваться во всех возможных направлениях, потому что трудно себе представить заранее, где именно произойдёт «всплеск». И Академия наук оказывается всегда готовой к развитию самого неожиданного направления», — говорил Овчинников и в качестве примера приводил генетическую инженерию, в которой в течение очень короткого периода произошёл настоящий прорыв. Нет сомнений, что, если бы ему суждено было дожить до сегодняшнего «реформирования» Академии наук, он приложил бы всю свою энергию, чтобы не допустить случившегося разгрома.
Ю.А. Овчинникова всегда отличали государственный размах, широта взглядов и стратегическое видение перспектив. Его постоянной заботой было обеспечение высокого уровня работ академических институтов и их соответствия пульсу времени. «Невозможно представить настоящего учёного, который не требовал бы от себя и своих коллег, чтобы сделанное ими отвечало новейшим мировым достижениям и открытиям», — говорил он и поэтому уделял большое внимание обновлению кадров, притоку молодёжи, зарубежным стажировкам талантливых учёных и их участию в международных конференциях. Когда в восьмидесятые годы в ЦК КПСС было принято решение, в соответствии с которым на международные конференции могло выезжать не более 15 учёных, Юрий Анатольевич категорически не мог с этим согласиться. Он считал, что детальное знакомство большой группы учёных с работой зарубежных лабораторий и исследовательских центров позволяет не только познакомиться с достигнутыми результатами, но и оценить многообещающие и тупиковые направления исследований, и в дальнейшем, сконцентрировав имеющиеся финансовые ресурсы на наиболее перспективных работах, в конечном итоге сэкономить государственные средства. С этим вопросом вице-президент Овчинников пошёл на приём к всесильному члену Политбюро ЦК КПСС, курировавшему науку. Там он в ответ на свои аргументы услышал, что «вашим учёным за границей только джинсы нужны». «И вы с такими взглядами курируете фундаментальную науку?», — задал вопрос Овчинников. «А вы кому-нибудь об этом уже говорили?» — последовал встречный вопрос. «Я, безусловно, скажу, если потребуется», — ответил Ю.А. Овчинников. После этого разговора он получил добро на выезд за рубеж необходимого, по его мнению, количества учёных.
Юрий Анатольевич был человеком поистине всемирного масштаба. Помимо огромного авторитета в научном мире (достаточно упомянуть, что в течение пятнадцати лет своей жизни — с 1972 по 1988 г. — по цитируемости научных работ, согласно данным американского еженедельника The Scientist, он занимал первое место среди всех советских химиков и биологов, а на конференции, которые он проводил, даже в годы холодной войны всегда съезжались абсолютно все, включая самых именитых приглашённых) он пользовался заслуженным уважением королей и президентов, политиков, министров и крупных бизнесменов, многих из которых он хорошо знал лично. Приведу лишь два примера.
В восьмидесятые годы он, как председатель Общества дружбы «СССР — Испания» несколько раз встречался с президентом Международного олимпийского комитета и председателем испанского Общества дружбы с СССР Хуаном Антонио Самаранчем. Самаранч был под таким впечатлением от бесед с Ю.А. Овчинниковым, его человеческого обаяния и энциклопедических знаний, в том числе и в области живописи, что предложил организовать в Институте белка в Пущино выставку картин из его личной коллекции, в которую входили полотна Гойи, Веласкеса и других гениальных живописцев. Эта идея, как и всё, за что брался Юрий Анатольевич, была успешно реализована.
В 1985 г. возглавлявшаяся Ю.А. Овчинниковым делегация АН СССР, в состав которой входили академики и директора ведущих академических институтов, прилетела в Гавану подписывать соглашение о научном сотрудничестве с Кубой. После завершения официальной части визита поздно вечером познакомиться с делегацией неожиданно приехал Фидель Кастро. По его собственным словам, он заехал всего на полчаса выразить своё уважение членам делегации. Но начав беседовать с Овчинниковым, Кастро так увлёкся, что разговор о проблемах бытия, границах научного познания и развития человека продолжался до самого утра, почти шесть часов.
Фидель Кастро делился размышлениями о том, что реализация задач социалистического проекта путём роста материального достатка сама по себе ещё не делает людей счастливыми, так как такой рост — без обогащения духовной сферы человека — незаметно деформирует, обедняет шкалу ценностей. Между двумя одинаково важными процессами может даже возникнуть антагонизм. В теории социализма формально эта проблема была сформулирована, но совершенно не разработана. Фидель Кастро пришёл к выводу о необходимости принципиального увеличения «инвестиций в человека», расширения возможностей участия в деятельности, приносящей духовное удовлетворение. Первыми такими сферами он считал образование, эффективное здравоохранение и спорт.
Ю.А. Овчинников, исходя из советского опыта, считал, что само по себе образование, без обширных сфер деятельности, требующих высокого уровня знаний и умений, не приносит удовлетворения. Напротив, не находя применения своему потенциалу, человек страдает. Разрешение этого противоречия академик Овчинников видел в расширении сфер творческой работы как источника счастья и преодолении шор обывательского восприятия коммунизма. Ю.А. Овчинников, как никто другой понимал, что сделать так, чтобы человек почувствовал себя счастливым, можно биохимическими способами. Но ещё лучше он понимал, что нельзя вторгаться в эту тонкую сферу, и что истинное, а не суррогатное, счастье может дать людям только раскрытие гигантского творческого потенциала. Фактически с кубинским лидером они обсуждали концепцию общества знания в социальных условиях Кубы и СССР и огромный потенциал сотрудничества в этой области.
В конце беседы Кастро неожиданно спросил Овчинникова: «Вы, наверное, сибиряк? В вас чувствуется огромная жизненная энергия, которую я наблюдал в людях только в Сибири». Юрий Анатольевич улыбнулся и ответил Фиделю, что Красноярск, в котором прошли его детство и юность, он действительно считает своим родным городом, и в этом смысле он сибиряк, но и самому Фиделю жизненной энергии тоже не занимать… Кастро уехал, а Юрий Анатольевич после долгой ночной беседы собрал чемодан и отправился в аэропорт для поездки в США. Ему предстоял очередной напряжённый день. Многие считают, что его болезнь, начавшаяся после поездки в США, не была случайной. Ведь в США его считали главным разработчиком имевшегося у СССР химического и биологического оружия.
Юрий Анатольевич никогда не жалел себя в работе и требовал, порой довольно жестко, того же и от других. «Per aspera ad astra» («Через тернии — к звёздам»), — цитировал он иногда римского философа-стоика Сенеку. А для тех, кто не в ладах с латынью, приводил свою формулу: «Чтобы сказать своё слово в науке, нужны титанические усилия». Его собственная работоспособность при решении любых теоретических, практических или организационных задач была просто поразительной. Каждые «овчинниковские сутки» вмещали нереальное количество дел, а когда времени всё равно не хватало, он был всегда готов пожертвовать часами короткого ночного отдыха. Порой казалось, что для него не существовало непреодолимых рубежей усталости.
Главным качеством исследователя Ю.А. Овчинников считал научную добросовестность и сам придерживался высочайших стандартов интеллектуальной честности в планировании, проведении и представлении результатов научных исследований. Однажды в разговоре он упомянул о том, как столкнулся с подделкой результатов научных исследований. «В таких случаях я бываю беспощаден», — произнёс он таким ледяным и жёстким тоном, что задавать вопрос о дальнейшей судьбе фальсификатора не имело смысла.
Будучи жёстким руководителем во всех принципиальных вопросах, Юрий Анатольевич отличался удивительной отзывчивостью и готовностью прийти на помощь. Была ли эта научная или, как иногда случалось, чисто житейская проблема, он моментально схватывал суть и предлагал пути решения и свою помощь.
Полностью посвятив себя науке, Ю.А. Овчинников сохранил незаурядные артистические данные. Они придавали особый блеск всем его выступлениям на конференциях, делали его незаменимым ведущим на конференциях и крупных научных форумах, кумиром молодых учёных, а в трудных переговорах всегда давали дополнительное преимущество. Даже будучи тяжело больным, незадолго до смерти, он выступал вдохновенно. Многим запомнилось его блистательное выступление в Институте биоорганической химии всего за два месяца до смерти. Лишь самые близкие знали, чего оно ему стоило.
Ю.А. Овчинников обладал удивительной способностью понравиться любому собеседнику и убедить его в своей правоте. Я часто задавал себе вопрос, как ему это удаётся. Дело, видимо, в том, что, как никто другой, он умел очень внимательно и уважительно слушать и воспринимать точку зрения собеседника, которая всегда была ему интересна. Помогало и чувство юмора, которое снимало любое напряжение.
Чувство юмора приходило Овчинникову на помощь и во многих по-настоящему трудных ситуациях. В 1983 г. в ходе поездки по Перу мы оказались в небольшом городке Хульяка, недалеко от озера Титикака, и попали там на забастовку единственной местной авиакомпании. Поскольку вынужденная задержка ломала всю программу поездки Ю.А. Овчинникова по Латинской Америке, нам пришлось арендовать машину, чтобы добраться до Арекипы, откуда можно было улететь другой авиакомпанией. Машина оказалась 1949 года выпуска… Горная дорога, которую можно было назвать дорогой лишь условно, поскольку количество проезжавших по ней в неделю автомобилей можно было пересчитать по пальцам, проходила через перевал на высоте более 4000 м (днём +20, ночью -15 градусов Цельсия). И вот ближе к вечеру недалеко от перевала, среди столбиков памяти погибших, наша ретро-машина заглохла. Помощи ждать неоткуда, связи нет, вокруг — безжизненная пустыня и летающие над ней грифы. Все серьёзно приуныли и ждали взрыва негодования от Овчинникова как главы делегации. «Я только одного не понимаю: зачем мы забрались в славный город Хульяку?» — пошутил Юрий Анатольевич. Это сразу сняло напряжение в сложной ситуации, и мы дружно взялись за реанимацию древнего автомобиля, и в конечном итоге успешно добрались до Лимы.
«Он обладал французским обаянием, итальянским темпераментом, немецкой деловитостью, искренностью и прямотой американца, сердечностью русского. Какое сочетание!», — написал о Ю.А. Овчинникове нобелевский лауреат, специалист по молекулярной биологии Гюнтер Блобель. С этими словами согласятся все, кто знал Юрия Анатольевича. Но все эти качества скорее внешнее описание человека. А по своему внутреннему содержанию это был интеллект космического масштаба в сочетании с такой же космической энергией. И эти интеллект и энергия были устремлены в будущее, которое Ю.А. Овчинников создавал в настоящем своим огромным талантом и титаническим трудом. Он был генератором идей и всегда доводил их до логического конца, он был мыслителем в самом точном значении слова, государственником и патриотом, романтиком и душой компании, сильным лидером, вокруг которого собирались такие же сильные и преданные науке люди. Мне приходилось участвовать во встречах со многими крупными учёными, видными политиками и министрами, первыми лицами некоторых государств, но среди всех этих людей личность академика Овчинникова стоит по своему масштабу на особом месте.
За свою недолгую жизнь он сумел сделать невероятно много: стать первопроходцем в малоизученных областях науки, совершить множество прорывных открытий, увлечь наукой тысячи молодых людей и воспитать выдающихся учеников, продолжающих его дело, построить Институт для науки завтрашнего дня, названный его именем. Он был одним из титанов советской науки ХХ столетия — эпохи, в которую одна треть всех величайших научных открытий XX века была сделана российскими учёными. Фундамент этой науки закладывался среди голода и разрухи двадцатых годов, когда у молодого государства хватило мудрости не только решать частные технические задачи восстановления хозяйства, но и создавать большую теоретическую науку: создавались институты по основным разделам естествознания, для них закупалось всё необходимое оборудование. Сегодняшнее состояние российской науки нынешний президент РАН академик А.М. Сергеев назвал «близким к катастрофическому». ЮНЕСКО в своём докладе по науке «На пути к 2030 году» оценило вклад России в мировую науку в 1,7% по сравнению с вкладом США — 28,1%, КНР — 19,6% и ЕС — 19,1%. На долю России приходится лишь 0,2% от общего числа патентов в мире. Последние из титанов, прославивших нашу науку и создавших систему академических институтов и научных центров в стране, уходят в историю. Перекраивать науку, рулить финансовыми потоками, ликвидировать с таким трудом созданные академические институты в регионах бросились толпы полуграмотных менеджеров — безликая чиновничья масса. В руководстве научно-исследовательских институтов на смену гигантам науки приходят администраторы. Забыты слова П.Л. Капицы о том, что роль руководителя большого научного коллектива должна быть творческой, а не чисто административной. Сегодня в большинстве институтов сотрудники обращаются к директору исключительно по финансовым и организационным вопросам, но не по содержанию исследовательских работ, как это было при таких директорах, как Ю.А. Овчинников.
Хочется надеяться, что стартовавший национальный проект «Наука» поможет изменить ситуацию. Главное, чтобы идея развития науки не выродилась в написание планов и регламентов, а ближе к концу заявленного периода — отчётов о проделанной работе. Науке необходимо создать условия для оптимального развития или хотя бы не мешать ей, избавив от мощного административного пресса и погони за количественными показателями. Только в этом случае появятся новые ростки научного творчества и вновь возобладают идеи беззаветного Служения Науке, руководившие поколением титанов, таких как академик Ю.А. Овчинников.
