— Идентитаризм позиционируется как метаполитическая идеология (или совокупность установок), которую в Европе и России многие сравнивают с евразийством из-за общности ряда консервативных тезисов — насколько такое сравнение оправданно? Либо: насколько возможно приложение идей евразийства в обратную, европейскую сторону?
— Идентитаризм — явно не идеология, а евразийство, действительно, идеология. В Европе — конкретно во Франции — идентитаристы появились как своего рода «новое поколение» правой молодежи. Они были весьма разнообразны. Некоторые представляли собой интеллектуалов-традиционалистов и последователей «новых правых», а вот у «новых правых» — Ален де Бенуа, GRECE — действительно есть идеология. И вот эта идеология во многом близка евразийству (за исключением темы паганизма).
Так вот, идентитаристы — отчасти новое поколение «новых правых» интеллектуалов. Они чаще всего близки к 4ПТ, следуют за де Бенуа и отчасти моими идеями. Здесь акцент падает на позитивное содержание европейской идентичности — верности европейскому Логосу в его классической греко-римской версии. Это требует глубокого знания философии, истории, культуры, а также традиционалистской (в духе Генона, Эволы) дистанции от Модерна. Такие идентитаристы антилибералы и антикапиталисты. Они сторонники не столько национализма и уж тем более не расизма, который им чужд, но идеала европейской Империи, гиббелинизма и индоевропейской вертикали. Они, как правило, в политике поддерживают как правый, так и левый популизм, жестко выступают против капитализма как такового, следуя линии Консервативной Революции, национал-большевизма Никиша и идеям Зомбарта. Это течение вообще ничем не отличается от того, что представляется собой 4ПТ и евразийство.
Но есть и другое крыло — идентитаристы-неинтеллектуалы. Здесь мы можем встретить кого угодно. Как правило, у них нет никакой позитивной повестки дня. Они против иммиграции и иммигрантов, а также часто среди них распространена исламофобия, ксенофобия, национализм и расизм. Чаще всего они глупы и ими легко манипулировать. Им присущ идиотский и нерелевантный сегодня антикоммунизм. Они ничего не имеют против либерализма, США, атлантизма и иногда солидарны с сионизмом. Вот это совершенно иное дело. С этой линией ни у меня, ни у моих единомышленников в Европе и в остальном мире ничего общего нет.
По пунктам: 1) я против иммиграции, но не против иммигрантов (которые жертвы глобализма, а не причина всех зол).
2) я не против ислама, а за ислам как религиозную и сакральную традицию, несовместимую с Модерном. Для меня традиционный ислам — важнейший союзник в битве против глобализации.
3) я не только не расист, я убежденный и последовательный антирасист. Никакой иерархии между расами не существует, это подлая колониалистская англосаксонская и глубоко модернистская установка — такая же, как остальные омерзительные продукты Модерна — либерализм или материалистический коммунизм.
4) к сионизму я не испытываю большой симпатии, особенно в его современной форме — он либеральный, модернистский, расистский и двуличный. Это не значит, что не надо и вовсе защищать еврейскую идентичность — надо, это право и даже долг любого народа, в том числе и еврейского. Но мне кажется, что Натурей Карта более последовательные иудейские традиционалисты, чем прозападные либеральные атлантистские правители и сторонники современного Израиля. Если бы сионизм был духовным и культурным, честным и открытым, я бы относился к нему по-другому. Я же вижу вечное нытье с одной стороны и зверскую жестокость в отношении палестинцев и гоев в целом с другой. А уж сторонники сионизма в Европе и вовсе самое омерзительное, что только можно себе представить. В России, кстати, не так. Здесь открытые сионисты редки и в силу этой открытости, скорее, симпатичны. По крайней мере, у них нет двойных стандартов.
— Идентаризм в своих идейных основах обращается к широкому спектру авторов и философий, как классических право-консервативных, так и левых, но «прочитанных справа»; в их числе значительное внимание уделяется идеям «археофутуризма» Г. Фая. Насколько, на Ваш взгляд, возможен предлагаемый им синтез?
— Начало этому положил учитель Фая Ален де Бенуа. Фай очень не красиво много лет назад восстал против него, и до конца движим ressentiment’ом. Прочтение левых идей — в частности, Грамши, а в последнее время самого Маркса — справа это Vu de droite Алена де Бенуа, классический манифест «новых правых». Это прекрасно и совершенно оправдано. «Археофутуризм» Фая один из синонимов Консервативной Революции, но пропорции Фая в сочетании Традиции и Модерна мне не близки. Кстати таким же ressentiment’ом является и Eurosiberie, только на сей раз не по отношению к де Бенуа, а по отношению ко мне и евразийству. В России же Фаем как правило интересуются совсем какие-то отбросы. Синтез в его самой правильной и живой форме — это GRECE в ее классических формах, а не разные ressentiment’ные ответвления типа Synergieили Робера Стойкерса. Стойкерс как и Фай в целом правильно ориентированы, но де Бенуа это магистральная линия, а те, кто не находит себя в GRECE чаще всего движимы ressentiment’ом, на котором ничего хорошего не построишь. Ровно то же можно сказать обо всех отщепенцах от евразийства. Они не просто выбирают свой путь, если бы так, ради Бога. Они начинают с того, что оплевывают тот источник, откуда почерпнули самих себя. И после этого у них один путь — в маргинальную гниль. Далее вступает в силу «проклятие Арктогеи». Ressentiment это очень очень серьезно. Кто с ним не справится, тот потерян и для себя, и для нашего дела.
— Вопрос про его мнение о том, что тема последнего срока Путина — это транзит к пост-путинской России. Очевидно, что «дальше только хуже», но чего ждать конкретно? Даже в самых общих чертах.
— Этому я посвящаю последние выпуски «Экспертизы Дугина». Главное: после конца Путина, который когда-то, да и настанет, как бы ни заклинали действительность Сурков и путинское окружение, удовлетворенное компромиссом, в историю вступит народ, Dasein, которому предстоит совершить выбор. Этот выбор и предопределит не только будущее, но и прошлое. Если Dasein выберет не быть, то у России не будет не просто будущего, но и вся русская история превратится в кич. Если Dasein (народ) выберет быть, то все только начнется. В этом случае будет оправдана русская миссия, то ради чего русские и славяне в целом существуют в истории.
Единственная настоящая причина — это causa finalis, τέλος. Мы стоим на расстоянии вытянутой руки от того, чтобы русский народ достиг своей эсхатологической цели — встать лицом к лицу в Последние времена против Антихриста. Как этот выбор будет совершен? Это второстепенно, потому, что важно метафизическое онтоисторическое (seynsgeschichtliche) содержание — речь идет о русском Ereignis’е. Один раз в 1917 этот Ereignis уже был подменен своим дублем. У нас нет второй попытки. Поэтому после Путина будет либо да, либо нет. Хотя и политтехнологические клоуны постараются наверняка вбросить очередной симулякр. Если русский Дазайн выберет быть, экзистировать аутентично, то das Man’у предстоит казнь.
— В вашей книге «Четвертый путь» Вы много говорите о самом важном: деколонизации нашего сознания от структур Модерна и Европейского Логоса времен его распада; настаиваете на правах народов быть такими, какие они есть и самостоятельно выстраивать свои жизненные траектории, разворачивать свои собственные логосы и цивилизации. Вы говорите преимущественно о народах за пределами России, но внутри нашей страны проживают десятки других малых и крупных народов, которые стремительно теряют свою идентичность и культуру (которая уже есть лубок), превращаясь в нечто безликое (das Man). Справедливо ли применить тезис о необходимости деколонизации сознания от Модерна (в данном случае его советского издания) к нашим соседям внутри России и всецело оставить их в покое?
— Мы должны быть последовательны и честны во всем. Если мы хотим полной свободы русского начала от колониальной эпистемологии либерального Запада и от тоталитаризма Модерна, то мы должны дать такую же возможность всем народам и культурам. Иначе это будет двойная мораль. В этом и состоит сущность евразийства. Истинная свобода не совместима с избирательностью и колониальным подходом на более узком уровне. Другое дело, что утверждение идентичности остальных народов России, кроме русского, сегодня, не главное. Никто из них не способен справиться с вызовом Модерна. Только мы, русские. И если мы справимся, то освободим всех и поддержим не только свою идентичность и свою Традицию, но и традиции всех народов и культур России-Евразии.
Другое дело, что глобалисты постоянно манипулируют малым национализмом, направляя его против большого. Но тут снова выход в евразийстве — в том, что князь Н.С. Трубецкой называл «общеевразийским национализмом». В таком интегральном подходе найдется место и украинской, и белорусской, и татарской, и кавказской, и сибирской самобытности. Национализм в чистом виде — вне евразийства — это и есть Модерн. И Россия часто сама становилась источником такой националистической модернизации, содействуя упадку и искоренению лояльных народов и культур. Это было ошибкой и привело к уничтожению и собственно русской идентичности. В традиционализме и евразийстве, в 4ПТ и Теории Многополярного Мира этого не будет. Но не будет также и манипулирования с малым национализмом — в том числе и русским, который также курируется глобалистскими стратегами. Всех казним вместе с das Man’ом.
— Несколько лет назад вы презентовали свой Opus Magnum — проект «Ноомахия», к которому тесно примыкают работы по 4ПТ и русскому хайдеггерианству, и пригласили всех неравнодушных интеллектуалов включиться в разработку методологии и её применения. На сегодня проект, как вы пишите в социальных сетях, близок к завершению и начинается этап переводов книг на иностранные языки, а недавно вы прочитали курс о Ноомахии на английском языке в Сербии. Скажите, как были приняты ваши идеи в России и на Западе, каков отклик и можно ли уже осторожно говорить о формировании ноологии как школы.
— С проектом «Ноомахия» я намеренно забегаю вперед. Это книги, которые будут читать потом…
— Пока «Ноомахия» практически не известна на Западе, за исключением нескольких лекций — того же сербского курса и спорадических упоминаний ноологии как метода в статьях и выступлениях. Те, кто знаком с этим, чаще всего приходит в восторг от самой идеи.
Часть «Ноомахии», посвященная Логосу Латинской Америки переведена на португальский и выйдет в Бразилии, а часть про финский Логос опубликована в Финляндии. Кажется, отдельно перевели и издали фрагменты, посвященные Сербии и Польше. Начат перевод на фарси иранского Логоса. К моему удивлению и радости, группа выдающихся грузинских интеллектуалов внимательно следит за проектом, живо обсуждает со мной и принципиальные темы, и детали. Иными словами, определенный очень специальный и тонкий резонанс есть.
Но… все это даже не начало, так как не думаю, что из отдельных частей можно окинуть взором целое. Это целое опубликовано на русском в 20 томах плюс «В поисках темного Логоса» как приквел.
Я окончил два первых тома русской трилогии (Русский Логос-1 и Русский Логос-2), работаю сейчас над третьим томом, завершающим все — русскую трилогию и Ноомахию в целом. Однако мне кажется, что в России тома хотя и вышли, но еще толком не прочитаны. Возможно, у нас не то настроение в обществе или какие другие причины… Поэтому совершенно точно о школе говорить рано. Вначале должны появиться читатели…
В последнем томе «Ноомахии» я прихожу к выводу, что русские (и даже шире — славяне) в целом совершенно особенно относятся к философии. Они не создают систем, они их осмысляют, не говорят, но слушают, не пишут, но читают. Это, оказывается, не просто отсутствие дара к философии, но особая форма философствования – чисто славянская. Например, как мы переводим ὁ Λόγος? Понятно, что в греческом оно означает множество тончайших семантических объектов, целую констелляцию смыслов… Но вот приходит решающий миг: надо перевести Евангелие от Иоанна… ἐν ἀρχη̨̃ ἠ̃ν ὁ λόγος καὶ ὁ λόγος ἠ̃ν πρòς τòν θεόν καὶ θεòς ἠ̃ν ὁ λόγος. И тут уже не до констелляций, нельзя заменить одно слово томом комментариев. Так латиняне смотрят на Λόγος и раз — Verbum — In principio erat Verbum et Verbum erat apud Deum et Deus erat Verbum. ὁ Λόγος становится Verbum.
Но Verbum — это было бы по-славянски Глагол. Глагол — то, что рекут, глаголят, сказывают. Активная речь (откуда, кстати рок, то есть предестинация, fatum) — это так понимают ὁ Λόγος латиняне, а от них и Западная Европа. А у нас — Слово, от значения слушать, слышать, вслушиваться. Отсюда же и «славяне». Мы народ, который слушает. Мы не пишем, мы читаем. Мы не провозглашаем, но вдумываемся в смысл, того, что нам сказали. Иногда веками. Ничего страшного: время вещь странная. Если мысль стоит того, то надо думать ее веками. Как и настоящие книги стоит читать веками — снова и снова. Самая лучшая книга в этом смысле Евангелие. Мы читаем ее две тысячи лет и не можем начитаться.
Так вот, русские философствуют молча, тихо, очень обходительно. Не столько спеша что-то заорать, прокомментировать или возразить, сколько понять. Не всегда это удается, но приходит новое поколение и у него просыпает дар слушания. Или (что также бывает) не просыпается… и тогда оно захлебывается в своей болтовне.
У меня такой вопрос: мы поняли «Семирамиду» Хомякова? Не прочитали, а поняли? Мы поняли «Россию и Европу» Данилевского? Судя по нам, что-то не похоже. А «Ноомахия» — это своего рода продолжение той же самой линии, куда с германской стороны можно включить Шпенглера, а с румынской Элиаде и Кулияну. В. Одоевский и Д.Веневитинов давали задание будущим поколениям русских людей — написать историю цивилизаций, и сделав это за пределами евроцентристского расизма, обосновать структуру русской идентичности, а на ее основе построить здание русской философии. Этим и занялись Хомяков и Данилевский, позднее евразийцы и Гумилев. Этот завет «любомудров», послание «Русских ночей» касается и меня.
Но… в большей степени он касается русского читателя, русского слушателя. Есть ли он сейчас? Честно говоря, не знаю. То, что сегодня русские говорят, чаще всего просто ужас. Но может быть кто-то втайне неброско и скромно читает «Ноомахию», и «В поисках темного Логоса», и славянофилов, и евразийцев, и консервативных революционеров. Они не видны, но они может быть и есть. Если есть, то традиция философии слушания продолжается, идет мерный ход нашей интеллектуальной истории.
Сегодня нет для этого подходящих институций и даже кружков. Мы больше не способны общаться, мы озверели. Один журналист (или журналистка — я, честно говоря, не разобрал), из журнала «Нож», предваряя интервью со мной, написал(а): «Ноомахию» Дугина вообще никто не читает». Может быть и так. Но я продолжаю работать над ней, потому что считаю, это необходимым.
Русская философия должна появиться. Для этого надо проделать огромную предварительную работу. Частично она проделана, но тогда надо понять, что именно сделано, а что еще предстоит. Для этого надо как-то изменить настрой, Stimmung, нашего философского слушания, надо настроиться на другой лад, на другой стиль.
«Ноомахия» неспешным обзором цивилизаций готовит настроение: в резком контрасте с истерикой парвеню и полным ментальным вырождением нашей высшей школы. Это настроение вначале надо уловить, почувствовать, потом понемногу читать и вчитываться. Поэтому школа ноологии будет, на мой взгляд, измеряться не количеством комментариев и объемом цитирования, но внутренней готовностью русских к чтению, к тому, чтобы услышать. Именно по этой причине я не спешу «продвигать» «Ноомахию» как проект в России. Мы до него дозреваем и это деликатный процесс.
Хотя, может быть, «Нож» прав, и мы двигаемся в каком-то совершенно ином направлении. Кто как, но я двигаюсь в русском направлении и чем дальше, тем больше понимаю, насколько оно прекрасно и чудовищно одновременно, насколько оно энантиодромно… По мере того, как мы приближаемся к русскости, она приближается к нам… И это — «гость изнутри» со всеми непредсказуемыми последствиями.
— Как, по-Вашему, можно не допустить среди молодёжи распространения вируса культурного марксизма? (Наверняка вы обратили внимание, что в последние несколько лет в России активно стали развиваться субкультуры а-ля феминистки)?
— Это искусственный процесс, такой же как сам либерализм, малый национализм или антифа. Один из сетевых проектов Сороса. В традиционным марксизме главным был антикапитализм. Само по себе это замечательно, поскольку капитал и есть глобальный das Man, Искусственный Интеллект, глобализм и гегемония. Если бы марксисты ограничились борьбой с капитализмом и субъектом-автоматов — Капиталом, лучше их никого не было бы. Но современный «культурный марксизм» на самом деле не марксизм, а левый либерализм. Это не антитеза гегемонии, а его инструмент, направленный против традиции, консервативной революции и правового популизма, против идентичности.
Эти люди работают на гиперкапиталистов типа Сороса, получают от них фонды и указания, разрушая и атакую те движения, которые представляют серьезную опасность для глобалистов. Для «культурных марксистов» вопросы феминизма, мигрантов, ЛГБТ, гэй-браков, транссексуалов и прочая инфернальная повестка дня намного важнее борьба за свободу Труда и рабочий класс. Среди нет вообще рабочих, впрочем рабочих кажется вообще больше нет. В обществе по крайней мере они никак не представлены. Поэтому нет ничего подлее и омерзительнее «культурных марксистов» — это пародия на коммунизм, даже если мы к коммунизму относимся прохладно. При этом я думаю, что наряду с патриархатом вопрос о достоинстве женщин сам по себе вне его инструментализации глобалистскими технологами должен быть поставлен. Это одна из трех главных философских проблем современности — трех фундаментальных метафор и концептов мысли XXI века: метафора Женщины, метафора Машины и метафора Скорости. И рассмотрение метафоры Женщины совсем не обязательно должно развертываться в идиотическом ключе современного лево-либерального постмодернистского феминизма. Вполне может существовать правый феминизм, я называю его «феминизмом Гекаты» или традиционалистский феминизм. Ближе к нему стоит stand point feminism. Примеры его можно увидеть в «Метафизике пола» Эволы. На социологическом факультете с прочитал курс «Социологии гендера» в сходном ключе.
Другое дело, что сегодня доминирует Логос Кибелы, гипохтоническая версия феминизма, феминизм всепожирающей оскопляющей Великой Матери. Культурный марксизм — это как раз естественное или искусственное сборище культурных скопцов. По мере пролиферации этого дискурса они становятся частью глобалистского das Man’а, и вы уже наверное поняли, как мы намерены с этим поступить в случае нашей евразийской победы.
— Начиналось все с «воображаемых сообществ» наций, а закончилось радикальным применением лукмановской социологии в конструировании реальности. Какие основные средства деконструкции этого ложного пространства гиперреальности Вы можете предложить использовать?
— Нации на самом деле искусственная буржуазная химера, такая же как индивидуум, класс или раса. Сегодня нации разбирают на атомы глобального гражданского общества те же силы, которые из ранее и сконструировали. Критика нации — важнейшая часть 4ПТ. Нация есть труп народа, мертвая схема, основанная на индивидуальном гражданстве и архетипе городского торговца.
Онтологичен (впрочем как и онтичен) только народ. Народ — фундаменталь-онтологичен. Это не значит, что он есть, это значит, что он может выбрать быть, то есть решить быть, то есть выбрать самого себя – Selbst. Народ и есть Dasein, а нация — das Man.
Защищать нации и национальные государства перед лицом глобального гражданского общества, все равно, что сохранять больного, но никак не бороться против источника его заболевания. Нации возникли как продукт развала Империй и Традиции. Мы не сможем их спасти, поскольку это декаданс. И логично, что они сегодня рассыпаются. Капитал их учредил, он же их и ликвидирует. Необходимо вернуться к нормативу священной Империи. Или, точнее, надо создать не бывалую великую солнечную Евразийскую Империю Конца. Только с таким имперским Логосом народы смогут полностью раскрыть свой Dasein. Империя — это Логос. Народ фундаменталь-онтологическое основание этого Логоса. Это и есть бросок не назад, а вперед, к Новому Началу философии.
Гиперреальность — это полностью виртуализованный мир, в котором будет доминировать Искусственный Интеллект, как раз включающий в себя теорию систем Лукмана, а также киборги, напечатанные на 3D принтере дубли и выращенные с помощью генной инженерии химеры. Постгуманизм это не фантастика, это завтрашний день, который уже постепенно наступает и становится сегодняшним. Ответ на то не предыдущая фаза вырождения, которая, согласен, чуть симпатичнее, но не более того. Ответ на это уничтожение современного постсовременного мира в его основаниях.
— Возможен ли временный союз или, по крайней мере, примирение разных конфессий перед лицом либеральной десакрализации? Насколько мы помним, в книге «4ПТ» Вы прямо пишете, что есть все возможности для обращения к архаическим традициям, и они как часть общего фронта сопротивления Гегемону являются союзниками.
— Если традиция живая и священная, то она знает, что такое последние времена и какова карта последних времен. Модерн — отрицание не какой-то одной сакральных традиций, а всех. Иудеи считают, что могут перехитрить Модерн. Они либо ошибаются, либо они никакие не иудеи, и симулякр (так считают традиционалисты из Натурей Карта). Поэтому если сакральные традиции хотят быть, то они прежде всего должны дать решающий бой современной западной либеральной цивилизации.
Нужно ли для этого заключить формальный союз, или нет, зависит от обстоятельств. Но всякий раз как люди одной конфессии ставят вражду к другой конфессии выше, чем борьба с Модерном, глобализмом, либерализмом, гегемонией, капиталом и западной агрессией, они осознанно или нет подыгрывают абсолютному злу. Это прекрасно понимают как раз настоящие традиционалисты всех традиционных конфессий, кто углублен в их глубинное измерение. Больше всего движимы религиозной нетерпимость именно неофиты, которые и своей-то традиции не знают, а уже лезут в первые ряды воинов против другой конфессии.
И они становятся слугами глобализма, гегемонии и das Man’а. Мы ясно видим это на примере ваххабитов, запрещенного в РФ Исламского государства и даже «братьев-мусульман» в их сегодняшнем виде. Вместо борьбы с западом, они воюют с другими мусульманами, с суфиями, шиитами, а также с христианами, курдами или своими же братьями арабами. При этом, против главного врага они произносят лишь громогласные фетвы, но пальцем его не трогают. Я не считаю, что межконфессиональные отношения надо формализовать. Но эсхатологическая алертность религиозных элит сама должна подталкивать их к общей борьбе. Либо снова мы имеем дело с симулякрами, «шестой колонной» или невежественными неофитами.
