— Валерий Михайлович, вы считаете, что у российской власти еще есть легитимность, поскольку нынешняя политическая система существует за счет структуры, которая сложилась во время Крымской весны. Перед этим у нашей власти были достаточно низкие рейтинги, а сейчас она доедает ту крымскую легитимность.
— Да, тогда шло падение, но крымская ситуация всколыхнула общество, подняв изнутри масс позитивные энергии, произошли пробуждение к державостроительству, внутренний нереализованный исторический реванш за прошлые поражения, мобилизация, появилась уверенность в том, что мы еще многое сможем, мы можем не только отступать, но и наступать. Это создало колоссальный рывок для общественной мобилизации и придало максимальную легитимность власти, которая у нас сейчас пока еще есть.
Но эту легитимность нынешний режим уже сильно потерял и продолжает стремительно растрачивать ее остатки. Хотя за это время можно было бы ее конвертировать во что-то созидательное. При той легитимности можно было бы делать что угодно. Например, отменить грабительскую приватизацию 90-х.
— А в Китае, кстати, это сделали.
— Правильно сделали. Когда высокая легитимность, такие вещи можно делать. Это сложное решение, оно конфликтное и серьезное, это стресс для элит. Но тем не менее при такой легитимности со стороны масс легко просто отменить эту грабительскую приватизацию — и все. Или, например, упразднение так называемых национальных республик, которые являются миной замедленного действия, по словам Путина, под целостность российской государственности.
Пожалуйста, это все можно было сделать. Тогда гипотетически даже можно было двинуть танки на Киев или на Львов. В принципе при высокой легитимности можно было ситуацию с Майданом устранить быстро и на территории самой Украины. Потому что майданная власть отвратительна для всех, это меньшинство, которое никто не поддерживает.
Но теперь они навязали свою повестку из-за того, что мы абстрагировались, отстранились от этой ситуации. Вот взяли Крым и на этом успокоились. То есть при высокой легитимности можно было делать что угодно, любые реформы, но нынешняя власть этого не сделала. Причем все эти действия еще нарастили бы легитимность.
Отменил приватизацию — и твоя легитимность продолжает расти. А потом еще упразднил национальные республики. А потом еще дошел до Киева. То есть это был бы такой задел на десятилетия вперед. Дальше можно было бы любого «сажать на трон», и его бы приняли с восторгом и рукоплесканиями.
Но вместо этого началось такое тихое «проедание» легитимности. Вот они тихонечко сидели и что-то там подпиливали, потыривали, еще пять лет их никто не беспокоил. Но эта легитимность постепенно угасала, они ее проедали, тратили… Поэтому потом выскакивает: «У вас на счету осталось 28 процентов».
— И тут еще идет пенсионная реформа.
— И тут они добили легитимность пенсионной реформой. Это, конечно, совершенно не историческое мышление, не стратегическое, это мышление, скорее, присущее временщикам. Все их планы: «День простоять, ночь продержаться, нас не колесуют пока, не тащат никуда, не рвут, ну и слава Богу. Давай тащи мешок еще, там в закромах есть что-нибудь еще? Тащи все, вези в офшоры. Мы быстро все это конвертируем, обналичим и вывезем. Там не пришли еще, посмотри, нет еще ничего, давай еще один мешок тащи».
Эта такая ясная позиция временщиков. Я не знаю, позиция ли это президента или свойство его окружения, которое, по большому счету, он системно оставил доставшееся от Ельцина. Он поменял, конечно, отдельные знаковые фигуры, но в целом структура политической системы, которая сложилась в 90-е, при олигархате, при либералах, при западном американском влиянии, осталась прежней.
Поменялись только некоторые лица, а главные мотивации все остались: живи сейчас, хапай, хватай, обналичивай, выводи в офшоры все, потому что твоя чиновничья жизнь коротка. Поэтому пока ты сегодня большой чиновник, вице-премьер, первый вице-премьер, заместитель главы администрации, то скорей хватай, тащи, пока есть возможность, потом же такой возможности уже не будет.
— Вы знаете, почему все-таки Путин дальше не пошел?
— Не решился, наверное.
— Все же он человек решительный, и на Западе это знают. Почему не решился?
— Да. Но смотрите, он решительный, а все окружение вокруг него…
— То есть он один, у него нет единомышленников?
— Конечно, все нынешнее окружение Путина, начиная с 2000 года и до сих пор, производит это впечатление.
