Страны Евросоюза должны приложить совместные усилия на фоне возросшего потока беженцев в Грецию, чтобы не допустить нового миграционного кризиса в Европе, более мощного, чем в 2015 году. Такое мнение высказал руководитель МИД Германии Хорст Зеехофер в интервью немецкому изданию Bild.
«Если у нас, как у ЕС, не найдётся сил для решения проблемы, мы испытаем то, что испытали в 2015 году, — это была потеря контроля», — подчеркнул глава немецкого МИДа. Европа продолжает падать в пучину кризиса, ведущего к распаду, вызванному клубком нерешаемых проблем — от миграционного коллапса, о котором заговорили уже даже в до безобразия «гостеприимной» Германии, до кризиса идентичности. Сегодня европейцы всё чаще задаются вопросом «Кто мы?».
Согласно исследованиям американских социологов, принимающее общество может интегрировать в себя безболезненно не более 10% приезжих в поколение. Это срок равный примерно 25 годам. И это именно интегрировать, то есть принять, обустроить, найти работу или поставить на пособие, и начать постепенный процесс ассимиляции, который уже вот так с ходу не осуществишь.
Ассимиляция — это когда человек уже сам, добровольно принимает на себя идентичность того общества, в которое прибывает, — занимает порой не одно поколение. Многие слышали о проблеме второго поколения, когда уже дети мигрантов бросают вызов принимающему обществу, экзальтированно подчёркивая свою инаковость, акцентируя свою базовую, исходную идентичность. То есть более-менее сносно гармонично они могут начать себя ощущать не ранее чем с третьего поколения, а это, если механически брать по 25 лет, уже гораздо больше 50 лет.
В третьем поколении потомок прибывших когда-то мигрантов уже будет (на это есть надежда) считать язык принимающего общества своим, воспринимать его культуру как свою, образ жизни — гармоничным, правила и законы — логичными и приемлемыми. А может, и нет. Ибо память крови — вещь довольно сильная, и уж точно недооценённая в обществе победившего позитивизма и материализма. И можно сколько угодно отмахиваться от проблемы происхождения, но она всё равно будет всплывать. Просто решений для неё не будет, потому что в модерне с его одинаковостью всех людей, этой проблемы как бы нет.
Если взять теперь ту же самую Германию, откуда и прозвучал очередной встревоженный голос разума и здравого смысла, поданный теперь уже руководителем МИДа, то это по численности чуть более 80 млн человек. 10%, согласно подходам американских социологов, — это 8 млн. Делим (арифметически) на 25 лет, получаем 320 тыс. в год. Столько — не больше — должно прибывать в Германию, чтобы это было, согласно американским социологическим подходам, относительно безболезненно.
Как сообщает немецкое издание DW (предполагается, что самое непредвзятое в этом вопросе), «с начала сентября 2015-го до конца июля 2016 года компьютерная система EASY зарегистрировала 900 623 человека», прибывшего на постоянное место жительства в Германию. 900 тыс., Карл! Не нормативные американские 320 тыс. — 900! В три раза больше, чем эта самая Германия, по мнению американских социологов, способна интегрировать. А если брать три поколения, необходимые для ассимиляции, то почти в десять раз больше, чем Германия способна ассимилировать. И поток их продолжает расти.
Теперь ещё несколько штрихов к картине. Этот поток наблюдается (с разницей плюс-минус несколько сотен тысяч человек) последние несколько лет.
И даже если самым мощным он, по словам Хорста Зеехофера, был в 2015 году, то за последние четыре года мощность его не сильно уменьшилась. Но сейчас, чего и опасается Зеехофер, он может ещё и возрасти. И это цифры, которые мы соотносим с нынешним немецким населением 80 млн.
А напоследок, как говорится, вишенка на торте. Около 20% населения ФРГ являются либо мигрантами, либо их потомками. То есть пятая часть населения уже сама является потомками мигрантов, которые теперь призваны ассимилировать новые потоки иммигрантов, в десять раз превышающие способности Германии вообще кого-то ассимилировать.
«Новый миграционный кризис», о котором говорит руководитель немецкого МИДа, это ещё по-дипломатически мягко сказано. Катастрофа! Вот более подходящий термин для Германии. Но только ли Германии? Хорст Зеехофер мягко как бы намекает на всю Европу, призывая сплотить общеевропейские усилия.
Теперь посмотрим, что, по мнению тех же американских социологов, грозит тому обществу, которое не справляется с интеграцией и последующей ассимиляцией приезжающих иностранцев. (К слову, если у кого-то возникает вопрос, а откуда такие данные, можно порекомендовать любой американский учебник по социологии или же на русском, например, учебник «Социология» под редакцией А.И. Кравченко, изданный на социологическом факультете МГУ.)
Неассимилированные мигранты просто-напросто создают анклавы, в которых воссоздают свою культурную среду, и после этого уже больше никогда не ассимилируются. А если до этого их неправильно, то есть с ошибками, спустя рукава, как говорится у нас в России, интегрировать, то тогда это будут не просто анклавы, а анклавы, организованные на базе преступных этнических сообществ. Американские социологи знают, о чём говорят, ибо и то и другое (и многое чего ещё), созданное неправильно принятыми мигрантами, в более чем достаточном количестве есть в самой Америке. И это, как правило, недуги, которые уже просто невозможно искоренить.
Подводя некоторый логический итог беспокойствам некоторых европейских политиков по поводу миграции, можно сказать следующее: это только в головах практичных немцев, привыкших к немецкому порядку, мигрант — это человек (один), который (с желанием стать типичным немцем и пиететом перед великой немецкой культурой, государством и законами) приезжает, чтобы выучить язык, оформить все документы, устроиться на работу и платить налоги.
Эта идеалистическая картина не имеет ничего общего с реальностью. Может быть, когда-то давно, 100 лет назад, так всё и было. Но сейчас мигрант — это представитель совершенно иной культурной среды, приезжающий не один, а как минимум с семьёй, а как максимум — целым племенем или поселением, только за материальными благами и без всякого уважения не только к культуре, но и к законам, которых он не знает, и (что самое обидное для немецкого сознания) знать не хочет.
Мало того, видя вокруг огромное количество соплеменников, он не собирается даже интегрироваться, не говоря уже об ассимиляции, ибо ему это теперь просто не нужно.
Он живёт не в окружении немцев бюргерского типа, говорящих на немецком и сплошь соблюдающих законы и платящих налоги. Он живёт среди таких же, как он, а значит, у него нет никакой нужды принимать на себя чуждые ему, а порой и противоестественные для него социальные законы, поведенческие модели, культурные коды и даже язык. С кем на нём разговаривать, если вокруг все свои?
Проблема миграции в Европе (и в Германии в частности) давно уже вышла за рамки экономики или технических способностей того или иного европейского государства принять и разместить мигрантов. Это теперь вызов самой сути Европы. Единственное, что не вызывает никакого сомнения, это то, что Европа на наших глазах переживает серьёзные цивилизационные трансформации, последствия которых скажутся не только на самой Европе, но и на ситуации во всём мире. Ведь Европа — это действительно источник многих цивилизационных проектов, географическая ось всех индоевропейских цивилизаций, культурная матрица многих государств и народов. Когда-то была.
По сути Хорст Зеехофер поставил более масштабный вопрос: «Сможет ли Европа справиться с тем миграционным кризисом, который переполнил чашу европейского терпения?» Если более нюансировано: «Ассимилирует ли европейская цивилизация вновь прибывших, либо же сама станет объектом ассимиляции?» Ведь в случае самого плохого сценария теперь уже сами мигранты ассимилируют не только европейские народы, но и дух Европы, её ценности, подходы, взгляды на существование и развитие.
Глядя на происходящее, возникает подозрение, что сегодня уже мало кто всерьёз надеется на то, что Европа в одиночку справится со всеми своими вызовами. Не только с миграционным кризисом, который давно уже, а не только сейчас, о чём беспокоится Хорст Зеехофер, вышел из-под контроля. Устоит ли Европа как цельный цивилизационный фрагмент или же окончательно разложится под гнётом нарастающих внутренних и внешних вызовов? Вот вопрос, которым должны задаваться уже не только европейские политики, но все, кому судьба Европы небезразлична.
