– Юрий Михайлович, иной раз примерещится, что силовики и охранители закона неосознанно разжигают конфликт между властью и обществом. Ополчили против себя журналистов, когда летом арестовали Ивана Голунова. Ополчили против себя студентов, когда был арестован Егор Жуков, студент Высшей школы экономики. Дали условно год лишения свободы актёру Устинову. Так и формируется протестная масса: чиркнул спичкой – и вот тебе цветная революция.

– Добавлю от себя, власть настроила против себя патриотических писателей, заведя дело на Олега Платонова – известного издателя, просветителя, публициста, директора Института русской цивилизации. За что? Он издал книжку о национальной политике Ивана Грозного, которая по какому-то бредовому обстоятельству оказалась в списках экстремистской литературы.

– Он расширял Московию в сторону Урала, в этом, что ли, экстремизм?

– Хуже… Но если в связи с арестом журналиста Голунова был поднят большой шум, то по поводу уголовного дела против Платонова, человека гораздо более известного и заслуженного, чем Голунов, – полное молчание.

– Журналистская среда более обширная, чем среда писательская. Но чья это злая воля – настроить против Путина молодёжь с активной жизненной позицией?

– Перед тем как ответить, приведу ещё один пример. Власти предложили великой актрисе Татьяне Дорониной сменить должность художественного руководителя МХАТа имени Горького, ею, по сути, и созданного, на высокое звание «президента театра». Вроде хотели помочь и усилить творческий коллектив, который был своего рода бастионом традиционного и патриотического направления в сценическом искусстве. Но что-то пошло не так, Татьяна Васильевна оскорбилась, совсем отдалилась от театра, и теперь там конфликт. У Дорониной миллионы поклонников, и у всех этих людей опять же претензии к Кремлю: зачем обидели народную любимицу? Галину Волчек вы же не обижаете! Если хотели помочь, то и помогли бы. На кой ляд обострение там, где могло быть сотрудничество?

– Не хочется говорить, что Путин всё это делает. Я ввёл такой термин – «плохой» и всегда говорю, что есть некий «плохой», кто жарко нашёптывает Путину в уши: «сделай вот это, сделай то, посади вот этого, правительство у нас хорошее…» Кто эти люди, которые ставят его в эту колею, по которой он следует по непонятному направлению?

– На самом деле таких людей немало. Те, что были до прихода Путина и разделяли пораженческий курс Ельцина, они же из власти не ушли. Наоборот, за путинское 20-летие кое-кто даже вырос административно. То есть мы имеем глубоко эшелонированную пятую колонну, задача которой возвращение России в то унизительное для нас, но комфортное для них положение, когда никто не мешает им иметь двойное гражданство, счета и латифундии за границей. Заметьте, вопрос о двойном гражданстве был бурно поднят, но потом тихо сошёл на нет.

– Для меня два примера – это Брилёв, который отвечает за идеологию на российском телевидении. У него английское гражданство. И человек, который владеет огромными российскими природными ресурсами, гидроресурсами, – это Дерипаска, у которого кипрское гражданство. Говорят, что двойное гражданство у миллиардеров – Вексельберга и Тимченко. Кто-то из них в американских санкционных списках. Вот и сидят они сегодня в стране и не знают, как им выбраться во Францию или США. А денег-то куры не клюют, их девать некуда. Естественно, им Путина любить не за что. Они должны делать всё, чтобы путинский режим пал и рассыпался в клочья. Но я не хочу, чтобы в стране началась гражданская война из-за нескольких толстосумов. Почему Путин молчит и ничего не делает?

– Мне посчастливилось быть в Кремле во время судьбоносного объявления о возвращении Крыма в Россию, так получилось, что я сидел сбоку и видел лица всей нашей политической верхушки. На некоторых лицах светились радость и гордость, но на других были написаны, когда президент говорил свою речь, тоска, отчаяние или очевидное раздражение. Казалось бы, все должны ликовать, ведь совершён первый серьёзный шаг к исправлению колоссальной геополитической ошибки, точнее, преступления XX века. А поди ж ты…

– Публика уже тогда предчувствовала, чем это обернётся для них.

– Конечно, они понимали, что придётся делать выбор и решать, с кем вы, мастера распила. Второе наблюдение. Будучи членом Совета по правам человека, я запомнил такой эпизод: заговорили о каком-то министре, сейчас не скажу о каком. Мол, он настолько не соответствует занимаемой должности, что его надо гнать в шею. Владимир Владимирович грустно посмотрел и сказал: «А вы уверены, что другой будет лучше?»

Разрушен механизм подготовки кадров, когда способных к общественной и организационной деятельности людей «ловили» ещё на уровне первичных комсомольских организаций. Их школили, готовили, вели, распределяя потом в зависимости от способностей в профсоюзы, на партийную дипломатическую, управленческую, хозяйственную работу. Людей, которые выскочили ниоткуда, почти не было. Кстати, Ельцин оказался одним из немногих, кто выскочил именно ниоткуда. И катастрофа страны во многом с этим связана: его не готовили. Поговаривали, что и комсомольцем-то он толком не был. Во всяком случае, посетив недавно екатеринбургский Ельцин-центр, я обратил внимание, что членский билет, выставленный в витрине, явно не образца 1945 года, когда будущий президент мог вступить в ВЛКСМ по достижении 14 лет. Как он вдруг оказался на партийной работе? Тут есть какая-то загадка…

— Недавно встречался с генералом Леонидом Ивашовым. Говорили о бегстве дипломата Смоленкова в США и вообще – о продажности части современной российской элиты.

– Нас успокаивают – мол, где другую-то взять? Да и эту куда теперь девать? Но проблема радикальной смены элит связана не с жестокостью того или иного руководителя, как это было, например, в сталинский период. Дело в исторической необходимости. Сейчас Россия стоит перед той же проблемой смены элиты. А сложность вот в чём. Сталинская и брежневская элита была в основном номенклатурная. Если у неё и были нечестные накопления, то их приходилось, как Корейко, персонажу «Золотого телёнка», прятать в своём чемодане с валютой. И ей можно было полюбоваться, только запершись в вокзальном сортире. Лишаясь номенклатурного титула, даже богатый человек становился бессилен, как змея без передних «боевых» зубов. А у современных начальников помимо номенклатурной власти есть ещё и колоссальные средства. Это – большая сила с «боевыми» зубами.

– Последнее время среди членов правительства, особенно экономического блока, стало модно участвовать в разного рода форумах, где они сидят «на панелях». Откуда в этих людях, которые называют себя «панельными персонами», такое мелкое самосознание? Это и Греф, и Орешкин, и Голикова… В российском понимании работать на панели – это удел уличной проститутки.

– Про нелепость «панели» в нашей официозной лексике я говорил и писал неоднократно. Чем не нравится хорошее русское слово «прения»? Или, например, московское министерство образования публикует в Интернете объявление: «такого-то числа состоится мониторинг менторинга». А «наставничество» чем вам плохо? Такое впечатление, что эти люди просто упражняются, чтобы не забыть английский язык к тому моменту, когда нужно будет туда отъезжать.

– Я добавлю, у них сегодня всё обозначается словом «продукт»: «банковский продукт», «программный продукт». Из последнего – «разработан новый пенсионный продукт». Для многих продукт – это что-то из еды. Ещё был «продукт отходов жизнедеятельности», или «г…но». Люди, которым за 30, могут подумать, что это банковское, пенсионное «г…но». Почему за этим никто не следит? Через слово – «локация» вместо «местоположение» или просто «место»? Где Министерство образования и та знаменитая дама-министр, которая считается патриоткой? И вдруг при ней этот самый «продукт» пышно процветает.

– Я думаю, что как раз Министерство образования к этому имеет меньше отношения, чем другие. Есть Совет по русскому языку при президенте, есть Институт русского языка, есть Академия наук, есть Общество русской словесности под эгидой патриарха. Почему бы не создать межведомственный Совет по языковым заимствованиям? Сегодня неологизмы порой вводят в речь люди, не знающие родного языка. Они не догадываются, что почти любому зарубежному слову можно найти аналоги если не в активном, то в пассивном корневом запасе. Было бы желание, но, мне кажется, они даже не подозревают о существовании словаря Даля.

– Возвращаясь к «панели». Ладно бы они чего-то бубнили, но они на этих «панелях» между собой грызутся. Уж на что Чубайс, притча во языцех, но даже он не выдержал и набросился на этих ничтожных людишек, которые сидят в правительстве. Обвинил, что нажимают на все педали «экономического автомобиля» одновременно. Где Минины и Пожарские, которые должны выйти из глубины народа и прогнать этих бесов, превративших страну в полуколонию? Наш так называемый российский бизнес на 70% нашей стране не принадлежит.

– У меня на этот счёт достаточно пессимистические прогнозы. Исторически наша государственность, а в её рамках и психология народа развивались таким образом, что наше сознание по сути – монархическое. Очень многое, если не всё, зависит у нас от первого лица, которое олицетворяет собой государство. Хотим мы этого, не хотим, у нас государство олицетворяет не парламент, не правительство, а президент. Другими словами, суверен. Мы так устроены, нас так история устроила. И парадокс заключается вот в чём: как только народ начинает менять что-то сам, то сметает всё – и плохое, и хорошее. Понятно, на развалинах, в которые превращается страна после массового «похода за хорошим», живётся народу ещё хуже, чем прежде, нужны десятилетия, чтобы восстановить хотя бы прежний уровень достатка, да и свободы, ибо за «невиданными мятежами» следует неслыханный террор… Возможно, это выглядит наивно, но надежды у меня лишь на первое лицо. Только оно может включить механизм самоочищения и смены элиты без потрясений. Но, видно, тумблер нащупать не получается…

– В вашей книге «Весёлая жизнь, или Секс в СССР» описывается время, когда было модно сходить в баню, там же бассейн с облупившейся плиткой, и девочки плавают. Это было развлечение для чиновников – называлось «секс в СССР». Скажите, та мода перекинулась на современных чиновников или сегодня в моде однополый секс? Не по причине извращённости, а так велит мировой тренд?

– Вероятно, кто-то ради карьеры и ломает своё естественное влечение. Мне их жаль… Проблема, кстати, не такая уж и новая, если вспомнить гневное письмо Пушкина барону Геккерну, приёмному отцу Дантеса, тогда было принято усыновлять любовников. На самом деле мой новый роман не о сексе в СССР. Это ироническое название, и за ним стоит знаменитая фраза на телемосте СССР – США конца 1980-х годов. Наша советская труженица сказала, что секса в СССР нет… Все в студии, помню, засмеялись, и конец фразы потонул в хохоте. А ведь полностью фраза звучала примерно так: у нас секса в СССР нет, у нас в СССР любовь.

Вообще-то она была права. Во времена моей советской молодости отношения между мужчиной и женщиной были гораздо бескорыстнее, в них гораздо меньше были замешаны деньги, материальный интерес, хотя всякое случалось. Молодёжь любила стихи Андрея Вознесенского, который обличал расчётливую невесту: «Выходит замуж молодость не за кого – за что, себя ломает молодость за модное манто…»

Блудила ли номенклатура? Полагаю, меньше, чем творческая интеллигенция и диссиденты. Бывал ли я в номенклатурных банях? Бывал, но девушек ни разу не заставал, увы. Как правило, там собирался мужской коллектив правильной ориентации. Пили, сознаюсь, много. И водка, пиво, и вобла – всё это было, грешен…

Я, кстати, описал в романе эпизод выездной учёбы, где как раз парни и девушки резвятся в общем бассейне. Для одной трепетной комсомолки, приехавшей осваивать премудрости организационной работы, это закончилось… замужеством. Сегодня те времена демонизируются, опошляются. Но ведь молодость – это всегда увлечения, романы, страсти… Что в этом плохого? Зов молодой плоти. А вот 1990-е годы прошли уже под знаком какого-то чудовищного блуда, причём гордо выставленного напоказ, чуть ли не в телеэфире… Вспомните, падение одного из наших генеральных прокуроров было связано именно с показом по телевизору такого эпизода.

– С человеком, похожим на генерального прокурора.

– Разумеется… Но такова была атмосфера афишированного дорогостоящего греха. В романе «Небо падших» я описываю разгул сексуальной вседозволенности, когда у людей появились первые шальные деньги. Вчера он был простым инженером, а сегодня у него чемодан зелени, за которую можно воплотить любую плотскую грёзу. Плохо это кончилось: старые семьи распались, новые, построенные на коммерческой основе, тоже оказались ненадёжными.

А что же касается однополых связей, то их сделали модными, и мы в этом смысле вернулись к Серебряному веку. Сейчас об этом особо не говорят, но искусство начала XX века эстетизировало гомосексуальные отношения. Вспомните Марину Цветаеву и Софью Парнок, Михаила Кузмина, других авторов Серебряного века. Это считалось признаком избранности, «голубая кровь». Кстати, в 1920-е однополая любовь в верхушке большевиков тоже не была редкостью. Иногда в зависимости от наклонностей руководителя «голубели» целые наркоматы.

Часто пишут про половой ригоризм сталинской эпохи и про то, что он был навязан советскому искусству. Это правда, но не вся. Сначала-то была попытка сексуальной революции в «избяной Руси», разрушения традиционной семьи и половой морали. Это являлось важной частью программы мирового коммунизма. Огромным тиражом издавалась «Эротическая азбука» Сергея Меркурова, знаменитого скульптора, автора памятника Тимирязеву на Тверском бульваре. Эти картинки, где каждая буква состояла из мужских и женских тел, сплетённых в половые комбинации, в том числе и гомосексуальные, раздавались населению, в основном молодёжи, для борьбы с буржуазным ханжеством. Секс культивировали как вид спорта, а детей, мол, воспитает государство.

– Получается, эта бацилла пришла на Запад из России? И рикошетом возвращается к нам?

– Нет, сначала она пришла в царскую империю с Запада. Вспомните антинигилистические романы Лескова. А после революции половая вседозволенность поддерживалась, даже насаждалась Советским государством, точнее, частью правящей верхушки. Коллонтай, одна из высших советских чиновниц, пропагандировала и осуществляла в личной жизни теорию «стакана воды». То есть удовлетворить сексуальные желания с новым партнёром – то же самое, что выпить стакан холодной воды в жаркий день. Ничего предосудительного. Потом поняли, что с таким обществом, где все пьют «стаканы воды» со всеми, ничего путного не построить. Отсюда строгости в отношении «бытового разложения» с конца 1920-х. За бытовуху вычищали из партии на раз! А куда деваться? Страну захлестнула волна венерических болезней, семьи распадались, едва образовавшись, царила безотцовщина, безобразничали толпы беспризорников… Группа Сталина, кстати, с самого начала стояла за «традиционные ценности», и это, думаю, одна из причин её победы над троцкистами. Надоел людям разврат под серпом и молотом. Эротизм из искусства был выметен железной метлой. «Тёмные аллеи» в советской литературе начала 30-х годов уже были невозможны, а в 20-е были ещё возможны. Взялись и за однополые пристрастия, появилась жёсткая статья в Уголовном кодексе. А что ж вы хотите, если даже «за колоски» сажали!

– Книга «Быть русским в России» встраивается в ряд всех ваших книг, которые вышли за последние 30–40 лет. А вы не попробовали сменить жанр? Сегодня самый тиражный жанр в российской литературе – это политическая фантасмагория. Авторы – два знаменитых писателя, которых многие читают, это Виктор Пелевин и Владимир Сорокин. Было бы интересно почитать фантазии на тему отвязанных 20-х годов прошлого века.

– Интересно, но ещё интереснее написать честный, основанный на документах, исторический роман о той эпохе. Все фантазии померкнут. Кроме того, в жанре «альтернативной истории», антиутопии я начал работать раньше Пелевина и Сорокина. В 1993 году вышел мой скандальный «Демгородок», он и до сих пор переиздаётся. Я конструировал там ситуацию, когда власть в постсоветской России взял и навёл порядок капитан атомной подводной лодки, прозванный благодарным народом «Избавителем Отечества» – ИО. В конце концов, ему нашли невесту из рода Синеуса (брата Рюрика) и венчали на царство. А что, чем не «транзит власти»? Роман имел большой резонанс, вызвал споры и, думаю, отчасти повлиял на Пелевина и Сорокина, тогда только формировавшихся.

Возможно, я вернусь к этому жанру. Но есть принципиальная разница. Постмодернист, как правило, пишет на уровне достаточно поверхностной филологической игры, и даётся это ему легко. Мой же реалистический подход требует такого глубокого погружения и такой густоты текста, что расход творческой энергии просто несопоставим. Пелевин и Сорокин – писатели хорошие, но у них действуют люди-символы. Нет характеров, а в литературе главное – характер. Возьмите «Гиперболоид инженера Гарина» Алексея Толстого, вроде тоже фантастика, но там есть характеры, и роман с волнением читается до сих пор. Лучшую фантастику пишут реалисты. Если я и возьмусь за такой сюжет (а он у меня давно созрел), то ждать результата придётся не один год…