80 лет назад, в последний день осени 1939 года, началась Советско-финская война, еще именуемая в историографии войной Зимней и «незнаменитой». Война, в которой Красной армии довелось буквально на ходу учиться побеждать в совершенно непривычных условиях: ведь зимой в былые времена старались воевать как можно меньше. Но именно эти уроки стали прологом грядущих побед русского оружия над куда более грозным противником у стен Москвы и в руинах Сталинграда. А еще эта война позволила отодвинуть границу явно недружественного государства от Ленинграда – второго по значению города СССР.

Амбиции побежденных

Тем не менее, говоря о той войне, я бы предпочел задуматься над совершенно другим аспектом. А именно над тем, почему же Суоми-красавица, как пелось о ней в популярной песне 1939 года, столь упорно не захотела принимать тех, кто называл себя ее освободителями. И почему народ Финляндии пошел за полновластным хозяином страны – маршалом Маннергеймом, а Отто Куусинена – главу сформированного на занятых Красной армией территориях просоветского правительства – прозвал «петрозаводским мошенником». Ведь, по сути дела, в тот момент СССР наступил на грабли лета 1920 года: та война с Польшей окончилась катастрофическим для нас «чудом над Вислой». И кстати, польский народ тогда выразил полную поддержку маршалу Пилсудскому, которого любовно именовал «команданте» и «дедушкой». Над всем этим надо задуматься хотя бы потому, что в борьбе с необандеровщиной мы совершенно не застрахованы от возможности стать жертвой собственных иллюзий. Но об этом речь пойдет позже, а пока познакомимся с тем, куда уходят корни Финляндии и не слишком ли много у этой страны вполне понятных исторических параллелей с нашими заклятыми соседями…

Перенесемся в Россию первого десятилетия XVII века. Династический кризис стал причиной Смутного времени – жесточайшей гражданской войны, когда один за другим объявлялись подкармливаемые извне самозванцы, а в Кремле заседало марионеточное правительство, именуемое «семибоярщиной». Королевские дома Варшавы и Стокгольма заявили о своих претензиях на русскую корону: казалось бы, судьба России предрешена. Но нашлись в русском обществе здравые силы и дали отпор незваным гостям: за каких-нибудь полвека государство Российское возродило и приумножило былую мощь. Зато некогда могучая Польша активно начала сдавать позиции и спустя каких-то пару столетий на долгие годы вообще исчезла с политической карты. Куда жизнеспособнее оказалась Швеция, продолжавшая вплоть до начала XIX века спор с Россией в Балтийском регионе. Однако и она не смогла противостоять столь мощному соседу, окончательно превратившись из имперской континентальной державы в бюргерское государство средней руки.

Но именно безвозвратный упадок военной мощи привел польских и шведских интеллектуалов к изобретению того инструмента борьбы с Россией, который сегодня называется «мягкой силой». В начале XIX столетия польская шляхта вдруг ни с того ни с сего воспылала любовью к тем, кого еще совсем недавно ни в грош не ставила: вот так под маской чудаческого украинофильского хлопоманства реваншистами были посеяны ядовитые семена, проросшие в наши дни уродливой бандеровщиной. В те же самые годы в некогда захолустной шведской провинции, ставшей с 1809 года частью Российской империи, вдруг столь же внезапно начинают происходить далеко не всем понятные «чудеса» того же самого порядка. А именно – сразу же после создания Великого княжества Финляндского там в среде шведской интеллигенции, поддерживавшей тесную связь с академическим сообществом в Стокгольме, возникло мощное течение фенноманов, выступавших за развитие и широкое использование финского языка, разговаривать на котором раньше в приличном обществе считалось признаком вульгарщины и невоспитанности.

Хлопоманы-фенноманы

Одним из крупнейших фенноманов был энциклопедист Элиас Лённрот. Первая его научная работа – диссертация о герое финских легенд Вяйнямёйнене – привлекла к себе большое внимание исследователей. Потом он получил медицинское образование и почти четверть века проработал земским врачом, но при этом постоянно путешествовал по Финляндии и Карелии. В ходе странствий Лённрот не только изучал флору с фауной (еще он известен как биолог в качестве разработчика понятийного аппарата этой отрасли знаний для финского языка), но куда больше внимания уделял записи фольклора.

Шведы уже тогда понимали важность собирания и систематизации эпоса: народные сказания – показатель возраста этноса и аргумент его прав на те или иные территории. Для русских национальным эпосом являются былины, для финнов – рунические песни, вошедшие в изданный в 1835 году Лённротом сборник «Калевала». Нельзя оставлять без внимания тот факт, что основная масса рун из этого сборника была записана в Олонецкой и Архангельской губерниях. Именно там и в те же самые годы русские фольклористы собрали практически все былины киевского цикла: налицо факт серьезного информационного и психоисторического противостояния двух крупнейших держав Балтийского региона.

По сути дела, Стокгольмом против России была развязана беспрецедентная информационная война, конечной целью которой был реванш Швеции. Эта война велась в тиши кабинетов и в шумных студенческих аудиториях, в этнографических экспедициях и в книжных лавках. Ее участники тщательно записывали и обрабатывали устное народное творчество: занятие на первый взгляд в высшей степени безобидное, но надо понимать, что пропущенный через умелые руки фольклор и по сей день играет немаловажную роль в формировании территориальных претензий к соседям.

Загребать жар чужими руками

Усилия фенноманской интеллигенции сделали колоссальный сдвиг в сознании жителей Великого княжества Финляндского, и не в пользу России. Для примера: обучение на финском языке появилось в 1820 году, а уже спустя сорок три года он получает государственный статус наряду со шведским. В середине XIX века на нем уже издается художественная литература – один из важнейших факторов влияния на общественное сознание тех лет. Параллельно с уравниванием языков в правах в Гельсингфорсе собирается парламент – Сейм, и вводится своя валюта – финская марка. К началу ХХ века Финляндия прошла полный цикл процесса государствообразования.

Для сравнения: из всех финно-угорских этносов свою полноценную государственность ныне имеют только венгры, финны и эстонцы. Остальные народы этой языковой группы имеют свои образования либо в виде субъектов федерации, как в России, либо в виде автономных районов, как в Скандинавии. Если же посмотреть на финно-угорские страны – Венгрию, Эстонию и Финляндию, – то отметим одну очень интересную черту: все они – создававшиеся в той или иной мере против России креатуры Австрии, Германии и Швеции. Там же, где германо-скандинавское влияние было не столь сильным, как, например, в Карелии, – там не наблюдалось и сколько-нибудь значительного сепаратизма.

Теперь о положении финнов в Швеции. Ситуация там незавидная: никакой пассионарности у них не наблюдается, а желание стать шведами развито весьма сильно. Даже родной язык этим людям с каждым годом все менее интересен: не зря же шведское государственное телевидение недавно запустило информационную кампанию под лозунгом «Решись говорить по-фински!». Более того, первый этнический финн стал депутатом Риксдага всего несколько лет назад, и это в Швеции, которая считается чуть ли не эталоном цивилизованного мира!

Агнцы и козлища

Небезынтересно, что основу элиты Финляндии до сих пор составляют либо шведы, либо люди с очень заметными шведскими корнями. Для справки: шведы в Финляндии и финны в Швеции ныне составляют в каждой из стран примерно по пять процентов населения. Например, в книге «Сто замечательных финнов» примерно четыре пятых упоминаемых персоналий являются этническими шведами. В этом списке – прославившаяся сказкой о муми-троллях писательница Туве Янссон, программист Линус Торвальдс – создатель операционной системы Linux, музыканты Ян Сибелиус и Георг Мальмстен, влиятельные политики Густав Маннергейм, Карл Стольберг, Ларс Реландер и Пер Свинхувуд. Не нуждается в комментариях «пятая графа» и тех, кто возглавлял страну на протяжении первых шести десятилетий ее независимости: первый этнический финн оказался в президентском кресле уже на исходе ХХ века. Когда в 2004 году проводилось голосование насчет того, кого граждане считают самым великим человеком Финляндии, то финнов в первой десятке оказалось всего трое, остальные являлись шведами. Также мало кто задумывался над тем, что государственный гимн Финляндии написан на шведском языке, герб заимствован у шведской династии Ваза, а главный элемент финского флага – варяжский крест – является обязательной фигурой скандинавской вексилологии.

Швеция является законодательницей моды для своей южной соседки: все, что попадает в тренд в Стокгольме, автоматически становится популярным и в Гельсингфорсе: финны массово следуют увлечениям своей элиты. Классический пример – спортивное ориентирование. Этот вид спорта родился в Норвегии, но не приобрел там такого успеха, как у шведов, прививших любовь к нему и у финской молодежи. И поныне значительная часть соревнований по ориентированию превращается в традиционное финско-шведское дерби: долгие годы атлеты из других государств вообще даже не могли мечтать о том, чтобы просто приблизиться к пьедесталу почета. Это увлечение принесло очень много неприятностей Красной армии: финские войска не испытывали дефицита в бойцах, умеющих обращаться с компасом и картой. В сочетании же с такими навыками, как охота и передвижение на лыжах, подготовить квалифицированного снайпера или диверсанта труда не составляло.

О том, насколько сильно влияние Швеции в культуре Финляндии, можно привести такой факт: изучающим финский язык настоятельно рекомендуют не слушать финскую эстраду и вообще – с осторожностью подходить к финскому вокалу. Иначе можно легко испортить свое произношение шведским акцентом, характерным для очень многих исполнителей: финны, в отличие от шведов, не картавят, а звук [р] у них даже еще более звонкий, чем у нас. Чтобы понять, как выглядит этот акцент, рекомендую разыскать в Сети и прослушать в исполнении уже упоминаемого Георга Мальмстена потрясающей красоты вальс «Онежские волны» – шедевр информационной войны, созданный, кстати сказать, русским композитором-белоэмигрантом Георгием Годзинским.

Камень за пазухой

При помощи «мягкой силы» Швеции удалось не просто вернуть Финляндию в орбиту своего влияния, но и удерживать ее там поныне. Если учесть, что с середины XIX века шведы (как, впрочем, и остальные скандинавы) ориентированы преимущественно на Англию (пронемецки настроенные люди максимум были влиятельным меньшинством), то внешне нейтральная Швеция, по сути, стала главным проводником лондонских интересов в Северной Европе.

Именно элита шведского происхождения сразу после обретения Финляндией независимости стала инициатором противостояния с СССР, продолжавшегося вплоть до 1944 года. Достаточно вспомнить произнесенную в 1918 году Маннергеймом «клятву мечей», в которой предъявлялись территориальные претензии на Кольский полуостров и все западное побережье Белого моря, которые шведам не принадлежали никогда. Неслучайно и то, что основным посредником в урегулировании противоречий между Москвой и Хельсинки, как правило, выступал Стокгольм, а не какая-либо другая европейская столица.

А когда стало ясно, что военный реванш потерпел крах, а в игре против Советского Союза Финляндии может быть уготована только судьба разменной монеты, ее президент Паасикиви (настоящая фамилия – Хелльстен: среди фенноманов часты случаи перевода своих имен на финский язык) начал проводить прагматичный курс, добившись превращения нашей, тогда еще общей, страны в главный рынок сбыта финских товаров. Кстати, примерно тогда же в Швеции был взят курс на построение своего «социализма». Параллели весьма интересные…

Клин клином вышибают

Жаждущие реванша за Полтаву не собираются успокаиваться. Несколько лет назад мне в руки попалась чудовищная по своей сути книга под названием «Поморьски скаски» («Поморские сказки»). Их написали двое скандинавов в соавторстве с архангелогородцем Иваном Мосеевым для пропаганды идей поморского сепаратизма среди детей. Их цель – насадить русофобию на русском Севере, в регионе, стратегически важном с точки зрения сохранения русского национального самосознания. Для этой диверсии был выдуман отдельный поморский язык, а сами сюжеты сказок взяты из скандинавской мифологии: ни одной «поморской сказки» из книги обитатели беломорских берегов от своих дедов и отцов ни разу не слышали. Не сильно ли все это напоминает «научные изыскания» профессора Грушевского, в свое время сочинявшего на вражеские деньги историю Украины?

Пора понять, что современное украинское государство представляет собой такой же антироссийский реваншистский проект, как и Финляндия. С той лишь разницей, что Финляндию взращивал Стокгольм, а Украину – Варшава. И там и там много лет воспитывались те, кто желал бы не просто дистанцироваться от России, но действовать ей во вред. Элиты обеих стран несамостоятельны и действуют по указке своих хозяев: если тем выгодна открытая вражда с Москвой – они будут враждовать, но если потребуется, чтобы Марс уступил место Меркурию, – и это будет тотчас исполнено.

Но самое опасное в другом: мы совершенно не представляем, насколько антироссийские настроения в обоих случаях заложены в умы людей на глубинном уровне, чтобы в нужный момент вырваться наружу, подобно бесу из бутылки. Например, часто приходится слышать от соратников не в меру оптимистичный громкий тезис: «Киев – русский город!». И при этом возникает несколько нелицеприятных встречных вопросов. Самое главное: сколько в Киеве людей за нас, и сколько – против нас? В действительности же мне ни разу не доводилось услышать из уст собеседника объективные цифры, зато неоправданно завышенные в нашу пользу показатели звучат постоянно: дескать, если выступит в поход два наших батальона, то дойдет до Киева дюжина дивизий. Хотя понятно, что в реальности количество киевлян, так или иначе поддерживающих наших противников, в разы превышает число даже наших потенциальных сторонников. И не надо здесь льстить себе ни акциями Бессмертного полка (которые в украинской столице собирают уже меньше людей, чем гей-парады), ни крестными ходами сторонников канонического православия: среди участников подобных мероприятий количество совершенно не согласных с выбором Донбасса проукраински настроенных личностей вполне достаточно, для того чтобы охладить самый воинственный пыл желающего гнать бандеровцев если не до Карпат, то хотя бы за Днепр.

Нам надо задать себе вопрос о том, нужна ли нам земля, где так мало наших сторонников. Ибо если не задаваться им или же питать наивную веру, что мы придем и всех переформатируем в нужном нам ключе, то можно весьма скоро уподобиться бандеровцам с их планами расправиться над неугодными жителями Донбасса, причем со всеми вытекающими для нас последствиями. Впрочем, бандеровцы и не скрывают, что им нужна только территория, но никак не населяющие ее люди. Мы же, в отличие от бандеровцев, сражаемся не за квадратные километры и не за каменные коробки: главная ценность для нас – это люди, и если их души нам не будут принадлежать, то грош цена тому, что мы отвоюем веками намоленные, но ставшие безлюдными стены Софии Киевской и святой Лавры. Шестой год украинской агрессии против Донбасса показывает, что битву за людские души оружием не выиграть: клин выбивают клином. То бишь вражеской «мягкой силе» сможет противостоять еще более мощная, но столь же мягкая, наша сила.