В предыдущих статьях мы рассмотрели по отдельности законодательную и судебную ветви власти – философию их организации, принципы и приоритеты функционирования. Каждая из них, напомним, выполняет жизненно важные функции государства, формируя как мозговой центр в одном случае всю систему законов и правовых норм, во втором – олицетворяя в обществе саму справедливость и законность. В обоих случаях для организации ветвей власти необходимы профессионалы высочайшего класса.
Пришло время поговорить о системообразующей власти, которую в мировой практике называют исполнительной, а правоведы – распорядительной, министерской, правительственной или просто государственной. Под ней традиционно понимают весь массив государственной бюрократии и госслужащих, реализующих Конституцию, законы и решения судов. В России со времен зарождения государственности и по сей день эта власть является системообразующей, в чем-то берущей на себя функции двух других ветвей.
Российская политическая система, традиционно опирающаяся на власть князя, императора и совмещающего законодательные и исполнительные функции генсека, показала свою эффективность в веках, а значит нуждается в XXI веке лишь в корректировке. Иначе бы наше государство не раскинулось за тысячу лет на полконтинента и не было бы столь эффективно и притягательно для входящих в него народов. Недаром знаменитый классик теории элит Гаэтано Моска считал Римскую империю и Россию наиболее эффективными бюрократическими системами в истории. Российская политическая система, по его мнению, «несмотря на ряд внутренних противоречий, продемонстрировала высокую степень жизненности и выполнила задачу объединения огромных территорий».
В соответствии с зафиксированным в российской Конституции принципом троичного разделения властей ясно, что власть президента – это власть именно исполнительная. Однако по смыслу ряда других статей президентская власть как бы выносится за рамки классической триады и закрепляется в виде отдельной, исходной или базовой, государственной власти. Именно президент венчает всю сложную иерархию исполнительной власти, он «определяет основные направления внутренней и внешней политики». В небольших европейских странах возможно обратное – формирование и укрепление государства, исходя из соглашения отдельных групп элит и сообществ, – но в России исторически высшая государственная власть в лице правителя осуществляла контроль и за элитой, и за общественными институтами.
Именно поэтому транзит высшей президентской власти, все избирательные процедуры с этим связанные являются принципиально важными. Стабильно налаженный процесс перехода от одного электорального цикла к другому и гарантированное занятие высшей должности ответственным лицом – это гарантия стабильности всего государства в исторической перспективе.
Поэтому проблема 2024 не должна носить сиюминутный политтехнологический характер. Категорический недостаточно простого перераспределения функций или создания новых побочных органов власти, «нового» государства путем объединения с Абхазией или Осетией. Проблема безопасного транзита должна быть решена на принципиальном и, если угодно, политико-философском уровне. Ясно и со всей очевидностью нужно сказать, что Президент Российской Федерации – это не просто гарант Конституции образца 1993 года, а глава всей иерархии государственной власти, от которого в России зависит если не все, то очень многое. Сама же исполнительная власть является в нашей традиции определяющей, отстаивающей суверенитет государства и благосостояние народа. Поэтому важно позаботиться о преемственности самого института президентства.
Возможно, с этим связаны многие недавние информационные вбросы о возможном изменении Конституции. Должность президента в конституционном праве, как и другие государственные должности, должна стать в чем-то безличной функцией, не зависящей от политической конъюнктуры и текущего расклада сил.
Для таких преобразований, конечно, нужно вносить серьезные коррективы в действующую Конституцию. Ведь известно, что в ходе Конституционного совещания 1993 года шла ожесточенная борьба между пришедшими к власти сторонниками прозападного либерального курса и теми, кто отстаивал традиционный взгляд на устройство государства. Поэтому ряд положений основного закона носил компромиссный характер, что не могло не сказаться на фактическом положении дел в политике в 90-х.
В частности, следствием компромисса стали положения Конституции, регулирующие вопросы местного самоуправления, согласно которым управление на местном уровне обособлено по отношению к системе госуправления, а сами органы местного самоуправления не являются государственной властью. Результат не замедлил себя ждать. Мы помним череду конфликтов между губернаторами и мэрами, сотрясавшую российские регионы во времена Ельцина и начало «нулевых». Сейчас эти конфликты не возникают вновь только из-за политической воли центра. Как ситуация сложится завтра, никто не знает.
То же касается колониальной по сути статьи о верховенстве «общепризнанных принципов и норм международного права», о фактическом запрете идеологии и так далее. На это неоднократно обращали внимание лидеры думских фракций, председатель Следственного комитата и сам Владимир Владимирович, который тоже не считает Конституцию «священной коровой». По его мнению, статьи основного закона могут подвергаться изменениям «в зависимости от тех приоритетов, целей и задач, которые ставятся внутри страны при развитии политических институтов… Я знаю о тех дискуссиях, которые на этот счет идут, я их вижу, слышу. Связано это как раз с возможным расширением прав парламента, с некоторым изменением прерогатив и президента, и правительства. Но это всё можно делать только после хорошей подготовки и глубокой дискуссии в обществе, но очень аккуратно».
Отсутствие идеологии – отдельная большая проблема, которая еще не решена. Соответствующая статья Конституции фактически запрещает иметь долгосрочную идеологию развития. Никакие национальные проекты, цифры роста ВВП и предвыборные обращения не могут передать от власти народу идею общего развития, сформулировать долгосрочный план действий. Как бы нам этого не хотелось, обозначенный Владиславом Сурковым «путинизм» не может быть вечным. «Долгое государство Путина» действительно может быть долгим, но все же будет ограничено жизнью одного человека.
По сути, вектор развития страны должен определяться закрепленным в Конституции идеологическим посылом и лично главой исполнительной власти с опорой на конституционный суд и парламент. Только такая система исполнительной власти и государство в целом будут стабильны вне зависимости от смены политических трендов и лидеров. Иначе складывается опасная ситуация, когда стабильность держится только на политической воле первого лица.
Легитимность государственной власти должна полностью отражаться в конституционной системе, к переосмыслению которой мы только приступаем.
