– Сейчас много говорится, что именно создание нового государства может стать сценарием транзита власти в России. Почему так, ведь озвученная президентом реформа предполагает изменения баланса между ветвями самой российской власти и не касается соседних государств?
— В настоящее время прямо на наших глазах происходит несколько знаковых вещей, которые свидетельствуют о том, что происходит смещение полномочий и активизация Союзного государства.
Конституционная реформа и те поправки, которые внёс Владимир Путин в Государственную думу, с одной стороны, направлены на децентрализацию, на размывание полномочий президента, а этот пост сегодня ассоциируется лично с Путиным, и рост влияния Госсовета, Государственной думы, Совета Федерации и Конституционного суда.
Внешне такое ослабление может выглядеть как размывание государства под, как сейчас выражаются, слабого преемника. Многие эксперты высказываются в поддержку этой версии, но она имеет ряд уязвимостей. В России это не работает. Мы помним — сам Путин был избран в качестве, как тогда казалось ряду олигархов ельцинского разлива, слабой фигуры, которой можно манипулировать. И чем это закончилось, все мы знаем. Так что этот сценарий выглядит непредсказуемым и Путин со своим политическим опытом вряд ли пошёл бы на такой рисковый эксперимент.
— Зачем же осуществлять реформы, разрушающие государственность, которую сам Путин укреплял в течение 20 лет?
— Нет никакого иного логичного объяснения кроме того, чтобы запустить процесс реинтеграции большого евразийского, постсоветского пространства. Но даже если вдруг интеграция не состоится так, как она задумана, то есть с участием Белоруссии и Казахстана, то уже в любом случае Путин может создать новое государство, включив в него Южную Осетию, которую мы признаём суверенной. Формально этого будет достаточно для провозглашения нового суверенного государства, в котором главой станет Путин. Сюда же можно пригласить ДНР и ЛНР, это же объясняет, почему эти государства так и не были признаны за эти шесть лет. Они приберегались, условно говоря, для того, чтобы войти в состав нового государства. Это катализирует центростремительные процессы русского большинства на остальной части Украины и дает более приемлемые возможности для Казахстана и Белоруссии.
Таким образом откроется пространство для геополитического творчества, создания континентального евразийского союза, но не через поглощение, а через предоставление равных условий, и нынешняя конституционная реформа, которую начал Владимир Путин — это единственный созидательный сценарий.
— Но все-таки получается ослабление центра? Нет ли здесь очередной «мины под государственность»?
— Обратите внимание, что в 90-х годах, в момент крушения Советского Союза — крупнейшего союзного государства в мире, распад был спровоцирован децентрализацией политических функций, той реформой, которую начал Горбачёв. С другой стороны, за счёт этого произошло укрепление Российской Федерации — остаточного формата российской государственности, созданного на обломках бывшего Союза. Укрепление произошло за счёт отбрасывания.
А вот создание нового Союза, действительно, происходит за счёт ослабления центра. Это геополитическая логика, которая позволяет говорить о том, что конечным замыслом нынешних реформ, ослабляющих внешне российскую государственность и по сути ликвидирующих проект «Российская Федерация» (если оставить всё как есть — Путин уходит и всё децентрализовано, начинается война кланов, различных групп и передел сфер влияния), является создание нового государства.
– Однако соседи опасаются, что ради создания нового государства Москва может попросту захватить их. Недавно Александр Лукашенко на встрече с рабочими в Шклове открыто заявил, что Путин предлагал ему сдать суверенитет в обмен на «ключи от склада».
— Дело в том, что вся интеграционная тема, которая развивается последние 20 лет и, в частности, тема взаимоотношений с Белоруссией, всегда упиралась в некоторую неравнозначность и неравносубъектность интегрируемых государств, на что часто довольно экзальтированно обращал внимание Александр Григорьевич Лукашенко.
Он подчёркивает, что если речь идёт о Союзном государстве, то речь должна идти об интеграции на равных: это должно быть государство равностатусное, равновесное, равнозначимое, с одинаковыми для всех двух сторон последствиями.
Часто причиной пробуксовки интеграции называлось то, что, мол, российские олигархи зайдут в Беларусь и всё скупят. Ещё одна причина — значимый статус лично Владимира Путина на международной арене, как политической фигуры, способной затмить любую другую не только на постсоветском пространстве, но и во всем мире. В США президенты постоянно меняются, Путин пережил уже трёх китайских лидеров, в Европе вообще ослабление института государства и государственной власти происходит на фоне распыления функций между структурами Евросоюза.
Интегрироваться в этой ситуации довольно рискованно, учитывая ещё масштабы России, её геополитический вес, значение в международной безопасности, территориальный континентальный ландшафт, и можно прийти к несложному заключению, что любая интеграция с Россией будет означать поглощение более маленького более крупным, коим является Россия.
И при той централизации политической власти, которая сложилась при Путине за 20 лет, конечно, эта перспектива могла настораживать и Лукашенко, и Назарбаева, и других партнёров по интеграционным проектам. Поэтому сейчас и осуществляется такое размывание, ослабление президентских функций в России, как раз для того, чтобы создать более приемлемые условия для интеграции.
Я считаю, что нынешняя конституционная реформа — это шаг, направленный на активизацию реальной интеграции и, в значительной степени, удовлетворяет те запросы, с которыми обращаются к российской стороне Лукашенко в течение последних 20 лет. И не только он.
– Но почему это геополитическое творчество началось только сейчас? По этой логике, в 2014-м году были куда более благоприятные условия.
— В 2014-м году можно было вообще включить всю Украину в состав Российского государства без всякой войны, потому что у Украины даже отсутствовала армия как явление. Она была настолько разложенной и деморализованной, находилась в состоянии руин, что ни о каком сопротивлении речи не могло быть. И тот, кто убедил Путина в 2014 году, что введение войск опасно и что это вызовет ожесточённое сопротивление и вызовет партизанскую войну — тот осуществил диверсию против евразийской геополитической миссии. Это был явный враг России, враг евразийской интеграции и восстановления большого единого государства. Время было упущено, и война, которая длится в течение последних шести лет, по сути пересоздала украинскую армию. Она её мотивировала, идеологически обосновала и сложила в некое подобие армии.
– И теперь существует реальная опасность того, что война с Украиной окажется если и победоносной, то точно не маленькой.
— События, в которых Россия участвует в течение всей своей истории, — бесконечные войны, которые ведёт Россия, отражение агрессии Европы, которая происходит каждые 100 лет и заканчивается победой русской армии в одной из европейских столиц, участие российской армии сегодня в урегулировании на Ближнем Востоке, — свидетельствуют о том, что российская армия сегодня является армией №1 в мире, с ней не сможет сравниться какая-либо другая армия в реальном бою, ни по объёму бюджета, ни по численности войск, ни по боеспособности. И говорить о том, что кто-то сможет противостоять ей, особенно если это будет украинская армия, это, как минимум, наивно.
Конечно, российская армия никогда не ведёт себя агрессивно, её функция миротворческая, примирительная, стабилизирующая. И поэтому любое участие российской армии в каком-либо конфликте на пространстве бывшей Украины может быть связано лишь с реакцией на обращение со стороны русского большинства, которое населяет Украину, и со стремлением русских объединиться в едином государстве.
Есть русское большинство, есть воля славян, в том числе малороссов, чтобы жить в рамках единого государства, и есть воля меньшинства — кучка людей, которые узурпировали власть и на Банковской улице, и в окрестностях. Экзальтированное меньшинство городских сумасшедших, называющих себя украинскими националистами, которые не представляют никакой дееспособной массы и, по большому счёту, даже в вооружённых силах Украины есть часть русского, славянского общества, которое видит себя частью нашего единого цивилизационного пространства. И, естественно, что никакой легитимности эти националистические меньшинства на Украине не имеют.
Поэтому включение российской армии в этот процесс будет моментом истины, определяющим, насколько состоятельны эти националистические потуги и попытки загнать Украину в формат национального государства через геноцид русского большинства, через искусственную украинизацию, финансируемую с Запада. Вся дутость украинского проекта вскроется, и российская армия, по сути, просто зафиксирует факт вхождения Украины в состав Союзного государства без серьёзных боевых столкновений.
– Но кто этот враг, отговоривший Путина от своевременного ввода войск? Не связаны ли слухи о возможном уходе с должности Владислава Суркова со сменой курса по ЛДНР и Абхазии?
— Не исключено. Не могу утверждать, но не исключено. Сурков — любитель многоходовок, он любит играть на стороне сразу нескольких игроков, нескольких заказчиков, ловко обводя их вокруг пальца, играя на противоречиях, на их корыстных интересах. Он, безусловно, интеллектуал, но с такой спецификой 90-х, которая сформировала его как политическую фигуру с учётом того хаоса, в котором находились и Россия, и постсоветское пространство в целом. Он мастер сложных игр, но когда нужно принять простые решения — тут он теряется. Потому что не привык к таким понятным, простым, обоснованным законами политики, идеологии решениям. Он начинал их искусственно запутывать, нагружать какими-то дополнительными факторами, дополнительными смыслами, пытаться играть сразу на стороне всех. В этом, наверное, есть преимущество. Когда ситуация требует такого подхода, а когда не требует — всё усложняет и запутывает.
Я когда-то критиковал Суркова за ряд вещей, в том числе, кстати и в публикациях на сайте Накануне.RU, но потом пересмотрел роль личности в истории, оценив более укрупнённо, стратегически те тенденции, которые пережила Россия в эти 20 лет, поэтому минимизировал демонизацию именно этой личности. И не могу точно сказать, но не исключаю, что не без его участия был сорван ввод войск на Украину в 2014 году, что сделало бы возвращение Украины в состав единого государства абсолютно бескровным, безболезненным, исключило бы многие жертвы, которые мы понесли с двух сторон.
Многих тяжёлых последствий мы могли бы избежать, если бы реализовали крымский сценарий в отношении всей оставшейся Украины, может, за исключением нескольких областей, которые себя никогда частью единого украинского пространства не видели и продолжают не видеть, постоянно говоря о том, что они принадлежат к другой цивилизации, к другой культуре — католические польские анклавы, не имеющие ничего общего с украинской культурно-цивилизационной средой.
– Но если говорить о программе-минимум? Способно ли изменить ситуацию присоединение, например, Южной Осетии или Абхазии? Ведь эти государства невелики, их экономика также сравнительно слаба и практически полностью уже зависит от России?
— Я уверен, что сможет. Сейчас Россия должна перейти в стадию восстановления, наращивания своего геополитического влияния, масштаба, субъектности. Происходит некий перекос — Россия восстанавливает свою геополитическую субъектность, свою роль в мировых процессах, в формировании глобальной международной безопасности, свой суверенитет и значимость в мире и при этом не наращивает свои континентальные масштабы. Поэтому Россия должна осуществить такие действия — пусть символические, пусть не такие крупные, но направленные на наращивание присутствия на постсоветском пространстве. Это, скорее, будет обозначением тенденции, которая, на мой взгляд, вдохновит огромные силы народов, государств, откроет окно возможностей для пересоздания большого евразийского пространства.
– Но ведь даже присоединение Крыма вызвало негативную реакцию у мирового сообщества. Последовали санкции, больно ударившие по нашей экономике. Не столкнётся ли Россия в сложный период транзита с ещё большим давлением со стороны Запада?
— Надо исходить из более стратегического взгляда на процессы и учитывать диалектику противостояния России и Запада на протяжении всей истории их существования. Здесь по-другому быть не может. Во-вторых, мы сильно преувеличиваем этот пережиток 90-х, на мой взгляд, — такой фактор, как «международное сообщество».
Если мы отбросим помутнение, восхищение Западом, которое сложилось у нас в позднесоветский период, то мы обнаружим, что под вывеской «международное сообщество» скрывается абсолютное меньшинство государств и в абсолютных величинах, которые представляют США, Канаду, страны Западной Европы и Австралию. Всё остальное, Южная Корея, Япония — это просто оккупированные территории. И вот это меньшинство, едва ли миллиард наберётся, называет себя мировым сообществом, диктует всем высокомерно свою волю и условия, свой образ жизни, свою культуру, свои коды цивилизационные. Это абсолютное гипертрофированное, перераздутое значение какой-то малой группы, которая считает, что управляет миром. А это совершенно не так, нужно просто пересмотреть своё отношение к Западу, загнав его в гетто, где ему и положено находиться. Действовать суверенно, самостоятельно, опираясь на геополитические оси Москва — Пекин, Москва — Дели, Москва — Тегеран, наращивать своё влияние в Латинской Америке, в Африке, которая сегодня освобождается из-под западного гнёта, и в арабском мире.
И в рамках этой большой игры восстановление постсоветского пространства — это на самом деле восстановление исторической справедливости. В глазах Запада, в глазах западных стратегов это и есть Россия. Они не смогут с уверенностью сказать, где Россия, а где мир, глядя на карту Евразии. Для них и Казахстан, и Белоруссия, и Украина это всё русские, это всё Россия. Большинство людей на Западе вообще не понимают, в чём разница, это в рамках нашей истории лишь сиюминутные нюансы. Надо просто чуть более масштабно посмотреть на происходящие процессы и действовать в своих интересах, не обращая внимания на плюгавую кучку западных придурков, вводящих санкции. Если большинство человечества взглянет на это здраво, можно загнать сам Запад в такие санкции.
Путин — законник, он пытается действовать вежливо, корректно, в рамках закона, международного права, и он расстраивается, когда американцы нарушают его, а нарушают они его всегда, когда им это выгодно, и всегда плюют на международное право, предлагая всем действовать так же. Но Путин просто приличный человек. Вежливый и корректный. Глядя на политиков Запада, мы понимаем, что Путин просто вне конкуренции и по уровню интеллекта, и по уровню взвешенности принимаемых решений. Мы, конечно, можем критиковать Путина изнутри, глядя через увеличительное стекло на него, но Путин сейчас — политик №1 в мире. У нас есть внутренние претензии к нему, но это наше внутрисемейное дело, Запада это не касается.
