— Михаил Геннадьевич, страны мира активно вливают огромные финансовые средства в экономику, которая фактически заглохла из-за коронавируса. Что происходит с мировой экономикой?
— То, что мы наблюдаем сейчас, это переход мира в состояние глобальной депрессии. Это новая реальность, к которой коронавирус немного подтолкнул. Глобальные рынки будут распадаться на макрорегионы. И здесь все зависит от того, сможет ли Россия создать свой макрорегион, о котором у нас говорят с 2006 года, или не сможет. Пока этого понимания у нас в стратегическом плане нет. У нас введены жесткие меры по борьбе с эпидемией, хотя эпидемиологический барьер не превышен. Когда доблестная медицина говорит, все что она знает это мыть руки и сидеть дома, это сильнее всего нервирует людей. Но жесткие ограничительные меры введены, и мы на самом деле не знаем, когда именно они будут отменены. Если глобальные корпорации, имея подушки безопасности, как-то будут выкручиваться, то малый и средний бизнес в состоянии истерики. Это большая трагедия. Как-то она будет решаться, естественно, криво, но будет решаться.
— Какова экономическая ситуация сейчас в России и как она повлияет на другие страны Евразийского экономического союза (ЕАЭС)?
— Беда в том, что это общее сжатие спроса. Россия — экспортёр нефти. Страны ЕС фактически перестают закупать дешёвую саудовскую нефть, так как у них забиты все хранилища. Россия же перебрасывает свою нефть в Китай, который в настоящее время восстанавливается после кризиса. Но это паллиативные меры, и даже если нефть будет стоить 40 долларов за баррель, в долгосрочном плане от этого никому хорошо не будет. Думаю, 45 долларов за баррель — это предел ближайших двух лет. Финансовые резервы у нас есть. Но в будущем будет очень непросто. Сейчас у нас происходит остановка бизнеса. Она, в принципе, происходит везде — в Европе и США. Этот год будет очень тяжёлым. То, что Путин запретил предприятиям банкротиться, и разрешил банкротиться физлицам, это хорошо. С другой стороны, представим, что у меня предприятие и оно не может работать… Что делать? Государство, конечно, кому-то предоставит льготы, будет вливать деньги в экономику, но спрос на помощь велик.
Дальше мы окажемся на развилке. Либо мы будем тупо делать то, что делаем сейчас, а именно просто реагируем, либо мы пойдем по пути комплексной модернизации инфраструктуры. Здесь огромный задел в силу того, что треть века никто этим серьезно не занимался. Мы имеем фантасмагорические преимущества над другими, поскольку за счет модернизации инфраструктур, а эта одна из самых инклюзивных сфер, можно вытащить экономику из нынешнего состояния.
Комплексная модернизация вытянет страну, пока все не закончится. Это фактически китайская модель в период кризиса 2008−2009 гг. Они приняли антикризисную программу, суть которой, если коротко сказать, заключалась в следующем: в каждой деревне должна быть асфальтированная дорога и центральная улица, и неважно сколько людей живет в этой деревне. Помимо этого, запустили в стране много высокоскоростных дорог, новые ветки железных дорог и пр. Как только они это закончили и стали работать лишь на экспорт, экономический рост начал замедляться.
— Получится ли то же самое сделать сейчас в России и в странах ЕАЭС?
— Мы можем просто за счет ограничения ненужного импорта товаров, получить рынок в 200 млрд долларов. С другой стороны, для первого этапа модернизации деньги есть. В федеральном бюджете 14,4 триллиона рублей. Это деньги, которыми страну можно заново построить. Мы уже потеряли из международных резервов 30 млрд долларов, что в ситуации всеобщей паники и отказа принимать решения, не очень много. Сейчас наши международные резервы составляют порядка 540 млрд долларов, из них 250 млрд долларов вполне достаточно для обеспечения стабильности рубля. Для масштабов задачи комплексной модернизации это, конечно, не очень много, поскольку у нас проблемы в сферах соцобеспечения, здравоохранения и образования. Но большое государство обязано эмитировать деньги по потребностям экономики, а не по тому, сколько ему разрешат заработать. Наша задача сейчас перейти от колониального режима к суверенитету.
— Вы предлагаете идти против МВФ, под контролем которого находятся Центробанки многих стран, в том числе России?
— Мы МВФ ничего не должны с 2006 года, просто никто этого понять не может. То же самое, что ВТО фактически не существует больше года, но мы почему-то ему подчиняемся. Знаете, что такое рабство? У меня была собака, она рвалась на свободу. Я ее таскал на поводке. В конце концов, мне это надоело, и я ее отпустил. Песик стал бегать вокруг меня на расстоянии полутора поводков. Дальше двух поводков он отбежать не мог. Так мы ведем себя с МВФ и ВТО сейчас. Здесь необходимы желание и политическая воля.
Помимо этого, придётся ограничивать финансовые, валютные спекуляции. Их можно ограничивать жестко, как в Советском Союзе или как в свое время в Японии. Это путь к резкому сокращению долларизации экономики в целом. Надеюсь, этот кризис подтолкнёт к тому, чтобы элита пошла именно по этому пути и не слушала либералов. Пока государство старается действовать без перегибов в ту или другую сторону.
— Что будет с ЕАЭС? Что ожидать на треке евразийской интеграции?
— Как структура ЕАЭС сохранится. В плане реального сотрудничества внутри организации многое будет зависеть от того, по какой модели будут развиваться евразийские страны. Если они пойдут по пути внутренней модернизации ЕАЭС, будут зарабатывать большие деньги. В этом плане нужно будет решить вопрос запуска железнодорожного сообщения с Арменией, а дальше строить железную дорогу в Иран. Это в первую очередь необходимо делать, поскольку массовый бизнес невозможно делать самолетами или посредством транспортного сообщения через бутылочное горлышко КПП «Верхний Ларс». Здесь важна роль Грузии, с которой у нас понятно какие отношения. Думаю, в результате этого кризиса в Тбилиси поймут, что американцы им не будут помогать даже для содержания правительства. Вопрос в том, когда они это поймут и будем ли мы им в этом помогать. Но состояние вменяемости грузинских политиков такое, что это единственное оправдание для российских политиков.
Что касается Азербайджана, ситуация здесь более сложная из-за нагорно-карабахского конфликта. Однако при большом желании можно возить армянские грузы в Россию через Азербайджан в запломбированных вагонах. Это требует качественно больших усилий и все придется увязывать с урегулированием карабахского конфликта. Для этого нужно провести большую дипломатическую работу, но к этому наша дипломатия сейчас не готова. Она готова делать предложения, но когда та или иная сторона поочередно отвергает их, наши дипломаты говорят — разбирайтесь сами, это ваши проблемы. В этом году, конечно, этим никто не будет заниматься. Все будут решать вопросы выживания. Но мы должны понять, что нельзя выживать экономя, можно выживать и развиваться только инвестируя. Когда этот тумблер переключат, дальше по-хорошему или по-плохому — шантажом, прессингом, насилием или дружественными переговорами — вопрос будет решен.
— В Армении на уровне правительства обсуждают, каким будет мир после коронавируса. Правительство даже выделило большие по местным масштабам средства для того, чтобы подготовить страну к «посткоронавирусному миру». Правда, никто толком не знает, о чем идет речь. Каким, на ваш взгляд, будет мир после коронавируса, к чему готовиться?
— Не мир после коронавируса, а мир в состоянии глобальной депрессии. Уже не существует глобального рынка. Нет даже глобального информационного рынка. Когда мы кричим про цензуру в соцсетях, это не цензура, а разделение информационных рынков. То есть все рынки будут делиться. Здесь для Армении принципиальный вопрос — создаст ли Россия свой макрорегион? Если создаст, то Армения, без сомнения, окажется там. Тогда будет развитие. Нас ждет время быстрого усиления государства или централизации власти. Люди будут атомизированы и будут находиться в очень большой зависимости от центральной власти. Власть будет определять правила игры, грубо говоря, пользуясь правом эпидемии. Неважно, что эпидемии не будет, ее и сейчас нет по большому счету.
Грядёт также разрушение инфраструктуры финансовых спекуляций на фондовых рынках. Мы забудем о временах, когда можно было по смартфону торговать на американских рынках. Не будет многих сложных технологий, которые требуют для себя слишком больших рынков. Появится новая категория технологий. Я их называю закрывающими. Это простые, дешёвые, сверхпроизводительные технологии. Сейчас их давят монополии. Когда нынешний мир рассыплется, это станет самым перспективным делом. Расчистится место для малого, среднего и крупного национального производства. В этом отношении у Армении какие-то конкурентные преимущества есть. Например, сфера информационных технологий неплохо развита в Армении.
Конечно, при усилении государства в эпоху разделения мира, права человека не будут обожествляться в их нынешнем традиционном западном понимании. Усиление государства приведет к сужению поля для защиты прав человека. В целом нас ожидает достаточно сложный период трансформации. Будет очень тяжело, периодически будет даже страшно. Но мы построим в итоге мир, который будет более эффективен лет через 20−25. То есть, старость у меня будет восхитительная. Проблема, как до нее дожить.
