— Юрий Михайлович, какая у вас любимая станция метро?

— С детства обожаю «Площадь Революции». Сначала я любил моряка с маузером, потом — пограничника с собакой. Вступив в пору полового созревания, страстно увлекся спортсменкой в купальнике. До сих пор она меня волнует, хотя мне по возрасту теперь нельзя даже из дому выходить. А еще советское искусство обвиняли в бесполости! Мне нравятся конструктивистские станции первой очереди: «Парк культуры» «Кропоткинская», «Сокольники», «Красные Ворота», «Комсомольская» с панно Лансере. А мозаики, а плафоны Дейнеки!

— А из более новых?

— «Авиамоторная» выглядит стильно. «Славянский бульвар» сделан под «модерн», очень талантливо. Станция «Достоевская» чудо как хороша! А насквозь прозрачные «Воробьевы горы», парящие над Москвой-рекой! Мне, кстати, нравятся и наземные здания многих станций. Они похожи на храмы тайного подземного божества. Спустишься вниз, а там такой открывается односводчатый тоннель, что дух захватывает!

— Вы прямо как профессиональный экскурсовод!

— А я с собой вожу справочник по архитектуре метрополитена, выпущенный по книгоиздательской программе московского правительства. Проезжая станцию, на которой давно не был, достаю книгу и освежаю в памяти — кто архитектор, кто инженер, кто автор декоративных элементов.

— Вас часто отрывают от чтения?

— Не скажу, что мне проходу не дают, но иногда узнают. Попадаются любители моих книг и спектаклей по ним…

— И о чем чаще всего с вами заговаривают?

— Вспоминают «Парижскую любовь Кости Гуманкова». Эта повесть — самое популярное мое произведение — с 1991 года переиздавалась 35 раз. Когда в 2001 году вышел роман «Замыслил я побег…», спрашивали, остался ли в живых, сорвавшись с балкона, мой главный герой. А если жив, что с ним будет: останется с женой или сбежит к юной любовнице. С 2008 по 2012 год выпытывали, когда же выйдет третья, последняя часть «Гипсового трубача».

После публикации «Любви в эпоху перемен» в 2015 году огорчались, что я заставил героя после всех пережитых разочарований еще и умереть. Благодарят за честное описание советских времен в романе «Веселая жизнь, или Секс в СССР». Иногда хотят поделиться своим любовным опытом полувековой давности. Слушаю с интересом до ближайшей остановки. Теперь постоянно спрашивают, с какой стати Эдуард Бояков исключил из репертуара мои пьесы «Как боги…» и «Особняк на Рублевке», шедшие во МХАТе имени Горького с аншлагом. Я отвечаю: «Отомстил за мою принципиальность».