Как мы говорили в предыдущих статьях, пандемический кризис в мире привел не только и не столько к проблемам медицинского характера – поголовной заболеваемости, смертности и так далее. Он предельно обострил и подвел к логическому финалу экономические, социальные, политические и даже геополитические конфликты, подвел черту под целой эпохой. Вторжение COVID-19 будто бы ускорило историческое время – и все линейные прогнозы вдруг по экспоненте взметнулись вверх, вчерашние футурологи переквалифицировались в экспертов, а эксперты спешно перечитывают классиков политэкономии. Потому что новые вызовы рождают вопросы, на которые в гуманитарной научной теории нет приемлемых ответов. Слабые государства ослабевают, сильные усиливаются, глобалистские сети распадаются, а государственный контроль повсеместно становится частью повседневной жизни.
Как и в любом катаклизме, который наступает внезапно, ускорившиеся процессы требуют столь же быстрых ответов. Классическая шахматная партия превращается в блицтурнир, и от принятых сейчас решений будет зависеть будущее на десятилетия вперед. Главное, четко осознать, где друг, где враг, где союзники и партнеры.
В прошлом материале мы кратко разобрали возможные преимущества и риски от дружбы с Китаем, теперь обратимся к мнимым и реальным перспективам сотрудничества с США во главе с Трампом. Смысл наших противоречий будет ясен, если мы применим к анализу ситуации геополитическую оптику. В отличие от хитрого, но достаточно прямолинейного Китая, Запад и англосаксонский мир во главе с Америкой раздвоен в самом себе – и это нужно прояснить в самом начале. Квинтэссенцией внутреннего политического противостояния является конфликт Республиканской и Демократической партий. Каждая из них, в отличие, например, от цельной позиции Компартии КНР, имеет диаметрально противоположные взгляды на внешнюю и внутреннюю политику, свои лоббистские группы и международные фонды.
При этом нарастающая полярность республиканской и демократической электоральной базы подталкивает часть американских же аналитиков говорить уже о грядущей гражданской войне. Кажущееся равновесие двухпартийной системы оборачивается взаимной ненавистью «красных» и «синих» избирателей. Если оба побережья ненавидят Трампа и республиканцев в целом, то американская глубинка, сельскохозяйственные и промышленные штаты стабильно поддерживают действующего президента. По данным журнала The Atlantic, в 1960 году демократов и республиканцев, недовольных возможным браком своего ребенка с представителем другой партии, было менее 5%. Сегодня это не понравилось бы 35% республиканцев и 45% демократов. Это гораздо больше, чем процент тех, кто возражает против браков между представителями различных рас и религиозных конфессий. Вдобавок к этому члены обоих лагерей с готовностью отказывают своим оппонентам в наличии человеческих качеств.
Конечно, сейчас мы имеем дело с республиканцем и последовательным реалистом Дональдом Трампом, но отношения с США будут зависеть от того, удержит ли он лидерство после предстоящих в ноябре выборов. Даже в случае победы противоположный либерально-демократический лагерь никуда не денется и продолжит поддержку своих сетей по всему миру. Это партийное противостояние в Штатах имеет глубокую философскую и геополитическую подоплеку.
В западной теории международных отношений еще в начале XIX века мы встречаем два совершенно разных взгляда на реальность. Этот спор либералов-глобалистов и реалистов-геополитиков начали еще англосаксы в заочной дискуссии американского адмирала Альфреда Мэхэна с британским писателем и публицистом Норманом Энджелом. Если первый настаивал на неотменимости геополитической борьбы, вечном столкновении «суши» и «моря», «Land power» и «See power», то британец в книге «Великая иллюзия» говорил о сглаживании конфликтов и постепенном установлении торгового строя. Еще раньше те же диаметрально противоположные линии начертили Иммануил Кант в работе «К вечному миру» и Карл Клаузевиц в книге «О войне». Спор начался после наполеоновских войн, продолжился накануне Первой мировой войны и после Второй мировой. И правда, до последнего времени казалось, что с окончанием холодной войны, после публикации «Конца истории» Фукуямы мы окончательно перешли в эпоху либерального глобализма, построения Pax americana с ослаблением национальных суверенитетов и становлением мирового правительства.
Все это оказалось временной галлюцинацией. Сейчас мы будто бы наблюдаем логический финал этого спора в геополитической практике – гипотезы подтверждаются реальностью, происходит то, что американцы называют «reality check» – проверка на практике. Вдруг оказалось, реальную экономическую силу обеспечивает производство, а не раздутая сфера обслуживания, что «качество» государства измеряется способностью мобилизации и медицинского обеспечения для всех, в прямом смысле для всех граждан. «Цивилизованные» Штаты по этим меркам сами оказались «failed state» – провалившимся государством. Их выдуманные индексы демократии в условиях пандемии никого не волнуют.
Американское открытое общество имени Джорджа Сороса оказалось в прямом смысле заразным. Стопроцентная гарантия выживания – только опора на собственные силы и закрытость: закрытость границ, закрытость экономик, закрытость обеспечения товарами и продуктами. Тогда действительно, как в СССР, никакая пандемия или волатильность мировых рынков нестрашны. Фридрих Лист называл это «автаркией больших пространств», которые сейчас можно соотнести с полюсами многополярного мира.
Коронавирус вообще перелистывает страницу либеральной глобализации сначала в Америке, а затем и во всем мире. Кажется, еще чуть-чуть – и российских либералов с их зарубежными вдохновителями и кураторами, всех скопом, объявят прокаженными, распространителями опасных заблуждений и заразы. Цитадель финансовой глобализации – Нью-Йорк – опускается в хаос первой, вслед за ним – вся западная мир-система. Кто выйдет живым и усилится, покажет время. Дисциплина, социализм и бесплатное здравоохранение Китая уже сейчас дают мощный ответ.
Вообще, резко меняются критерии успешности государств. По большому счету, в борьбе с эпидемией не спасает ни европейская социальная модель, ни отсутствие социальной системы в США, у которых есть при этом самая большая военная и финансовая мощь. Коронавирус временно или надолго обнулил всю верхушку цивилизации: нефть, финансы, свободный обмен, рынок, тотальную доминацию ФРС и МВФ.
Проблема лишь в том, что разворот в мозгах происходит медленнее, чем в политике и геополитике. Вспомним, как после подавления студенческих протестов на площади Тяньаньмэнь в 1989 году в изоляции оказался Китай. Прошло 30 лет – и в похожем положении могут оказаться уже США. Многолетний контроль финансистов настолько обескровил Штаты, надул их финансовыми пузырями, что вопрос о сланцевой нефти стал чуть ли не ключевым для спасения экономики. Нефтегазовая отрасль приносит 1,3 трлн долларов в год и формирует 7,5% американского ВВП, ещё около 70% – услуги, 10% – ВПК. А где же другие продвинутые отрасли народного американского хозяйства? Произойди полное закрытие границ уже завтра – США не смогли бы пошить себе даже джинсов, а айфоны менялись бы на продовольствие. Исправить это пытается Трамп, но стоит только в начале этого пути.
Итого, с начала его президентства стало понятно, что мир медленно возвращается к старой доброй геополитике – привычному противостоянию государств, цивилизационных полюсов, «суши» и «моря». Соответственно, уходит от модели «центр-периферия», глобального управления и мирового правительства. Политика Трампа с самого начала строилась на возврате к геополитическому реализму в духе Киссинджера, когда государства просчитывают свои национальные интересы и действуют соответствующим образом в тех пределах, которые позволяют ресурсы, силовой и демографический потенциал других держав. Кто слаб или не успел присоединиться к одному из континентальных блоков – извините. Как говорил Владимир Владимирович еще в 2004-м, «слабых бьют».
В международных отношениях в таком случае преобладает принцип анархии, то есть нет единого центра, который мог бы издавать обязательные для всех субъектов декреты (суверенитет как принцип и отказ от превосходства международного права над национальным). Все суверенны и все вольны поступать так, как хотят, но с той поправкой, что и другие будут вести себя так же. Сила и влияние одного государства заканчивается там, где начинается могущество другого. Если страна большая, то она может сама строить свою политику. Если нет, то ищет альянса с сильнейшими, происходит возврат к Вестфальской системе.
Что это означает для США – понятно: протекционизм, поиск союзников, торги с конкурентами и попытки застолбить влияние в своей зоне интересов (без претензий на мировое господство), членство в НАТО только в своих национальных интересах. Но что же этот тренд в американской и западной политике сулит России?
Прежде всего, нужно констатировать, что наши цивилизации – англосаксонская и русско-евразийская – совершенно разные в ценностном отношении, несмотря на общие христианские корни. Фундаментальные расхождения начались еще с Великой схизмы 1054 года и окончательно укрепились в протестантскую Реформацию. Уже секулярное идеологическое противостояние продолжилось в XX веке между советским социализмом и американским капитализмом.
Во-вторых, в геополитическом плане наши расхождения не менее фундаментальны. «Морское могущество» США и Британии всегда пыталось и пытается ограничить наш выход к теплым морям, замкнуть нас «кольцом анаконды» в евразийском Heartland’е. В этом смысле геополитика республиканцев едва ли будет отличаться от демократической. На всех фронтах продолжится битва за Европу. Будет ли это Европа от Лиссабона до Владивостока или атлантический Евросоюз, покажет время.
В-третьих, в военной стратегии единственная возможность противостоять подавляющему военному превосходству США – возможный ассиметричный ответ с использованием новейших технологий, плюс безопасность в киберпространстве. Тягаться в финансировании американской оборонки с печатным станком ФРС нет никакого смысла.
При американском реализме гипотетического второго срока Трампа наши возможности аналогичны: расширение влияния в пространстве Русского мира, безоговорочный суверенитет над Крымом и вынос российско-украинского конфликта за рамки международной повестки. Российско-украинские отношения – дело только России и Украины, а граница с Мексикой – только США и Мексики. Дальше – как во времена соперничества времен холодной войны: кто успел, тот и съел. Сирия – за Россией и Турцией, Африка – частично за Китаем, Северная Америка и где-то Южная – за США. Европа – либо под американским протекторатом, либо, по заветам Де Голля, сама по себе.
Отличие от партнерства с Пекином лишь в том, что Китай – наш временный и ситуативный партнер, который в любой момент может стать врагом. Америка – враг постоянный и устойчивый. Россия и США как Инь и Ян мировой геополитики, чье единство и борьба противоположностей определяют суть мировой истории. Мы можем поменять стиль этого соперничества, но не его суть.
Вирус лишь ускорил все процессы и показал, что никаких «общечеловеческих ценностей» и «мирового сообщества» нет – это временные иллюзии. Есть великая война континентов, баланс сил, ядерное сдерживание и подлетное время ракет. В этой парадигме мы по-прежнему будем занимать строго противоположные полюса.
