Волнения, беспорядки и массовые бунты на расовой почве не прекращались в Америке со времен Мартина Лютера Кинга, а если смотреть шире – со времен основания США. В 2013-м акции протеста вспыхнули в десятках американских городов после убийства полицейским чернокожего подростка Трейвона Мартина. В 2014-м уже в 120 городах были зафиксированы акции протеста, которые начались с города Фергюсон, где при похожих обстоятельствах полицейский убил 18-летнего Майкла Брауна. В 2015-м были погромы в Балтиморе, а в 2016-м – в Батон-Руж, где полицейские застрелили двух чернокожих. В ходе беспорядков тогда убили сразу пятерых полицейских. Также в 2016-м были протесты в городе Шарлотт, а в 2017-м – в Сент-Луисе. Не отставали и ультраправые, которые организовали марш «Объединенных правых» в знак протеста против сноса памятника генералу-конфедерату Роберту Ли. Столкновения, в том числе вооруженные, начались уже между сторонниками республиканцев и крайне левыми антифашистами. О нарастающем противостоянии электората «красных» и «синих» штатов мы уже писали в недавней статье.
Если эту социальную напряженность умножить на количество единиц огнестрельного оружия (120 стволов на 100 человек), нарастающую взаимную ненависть демократов и республиканцев, приближающийся к 20% уровень безработицы, то утешительный прогноз для США получится вряд ли. Все эти линии противостояния наверняка обострят начавшиеся в Миннеаполисе беспорядки, которые за пару дней охватили всю страну, а президент Дональд Трамп был вынужден прятаться в бункере под Белым домом. Добавьте сюда нерешенные споры с испаноязычным населением, переполненные до предела тюрьмы, медицину только для богатых и автономный статус каждого штата – и мы получим почти идеальную картину возможной революции, раскола по территориальному, расовому, классовому и партийному принципам.
На первый взгляд кажется, что предсказанную еще Гоббсом «войну всех против всех» останавливает строжайшее законодательство, действующее разделение властей, не стесняющаяся открывать беглый огонь на поражение полиция и Федеральная резервная система, накачивающая экономику ликвидностью. Возможно, еще одна из причин устойчивости режима – в том, что в США нет американских посольств, которые подстегивают протесты и «цветные революции» по всему миру. Действительно, ситуацию можно было бы смело назвать предреволюционной, если бы не стихийный характер протеста. В США с их разветвленной разведкой, силовыми структурами и полицией даже трудно представить подобие штаба протеста, палаточного городка протестующих под крылом одного из иностранных посольств. Доходящая до 40 млн. численность безработных и маргинальных элементов, отсутствие у них связной идеологии и лидеров протеста делают бунт хаотичным и неконтролируемым.
Тут можно было бы запасаться поп-корном и наблюдать за горящими полицейскими участками США, если бы кризис никак не касался России, и у нас не было в чем-то похожих внутренних конфликтов и противоречий. Мы, конечно, горячо желаем успеха всем сторонам американского конфликта, но возможный коллапс центра однополярного мира потянет за собой всю периферию: Латинскую Америку, Европу, Россию и даже страны БРИКС. Мир крепко завязан на доллар, американские рынки и систему безопасности.
В России ситуация лучше лишь тем, что все конфликты не выплескиваются наружу из-за сильной президентской власти и контроля информационного пространства. Так они лишь загоняются внутрь, а не разрешаются. Затяжное снижение доходов, пандемическая рецессия и общая озлобленность населения взорвут ситуацию по любому поводу при малейшем ослаблении власти. Спусковым крючком может стать новая станица Кущевская или Кондопога, протест против местных царьков или федеральной власти, а дальше – все по нарастающей.
Те же самые сепаратистские движения и настроения никуда не исчезли – они лишь загнаны в глубокое подполье. Да, в Москве и Петербурге в случае масштабных протестов выйдут столичные хипстеры и слушатели Эха Москвы, которые вряд ли представляют большую опасность. В национальных республиках, на Кавказе, в Татарстане, да и просто в сибирских регионах улицы захватят совсем другие персонажи. Не так быстро, как в США, но и у нас постепенно складывается маргинальная прослойка населения, которой нечего терять – они и так за последние годы потеряли все. Самое страшное случится тогда, когда они не просто потеряют средства к существованию, но даже надежду на улучшение невыносимой жизни.
Да, в России нет озлобленных чернокожих из городских гетто, зато есть миллионы приезжих и фактически бесправных гастарбайтеров из Средней Азии. Заморозкой производства и падением доходов они тоже поставлены на грань существования. Достаточно посмотреть на заполняемость прилежащих к московским мечетям территорий по пятницам, чтобы ощутить их численность. В случае волнений они вред ли поедут домой – скорее примкнут к «своим» на Кавказе или в Поволжье.
Несмотря на попытки вылепить идеологический муляж общегражданской российской идентичности, сформировать единую нацию у нас так и не получилось. И сибирское областничество, и проект Уральской республики, и независимая Карелия, и кавказские религиозные и этнические сообщества – вся эта история лишь силовым образом заморожена. Никакого внятного идеологического ответа им не дано. Всем в качестве норматива спустили сверху тепло-хладный российский гражданский национализм, который по-настоящему никого не вдохновляет и не устраивает. Кого-то подкупили, кого-то посадили, кого-то замирили, но интеллектуального идеологического ответа так и не дали.
В этой связи на известный тезис о «долгом государстве Путина» можно было бы возразить, что мы до сих пор живем, скорее, в долгом государстве Ельцина – с его идеологическими, экономическими и правовыми нормативами, которые только сейчас решили немного подкорректировать конституционной реформой. Либералам-западникам, этническим националистам и экстремистам предлагает альтернативу и возражает по сути только Изборский клуб. На высшем уровне дела внешней и внутренней политики до сих пор решаются шантажом, подкупом, политтехнологиями и договоренностями. Это очень опасно.
У русского народа есть свое целеполагание, историческое видение и самоощущение, но его нет у современного российского государства. А если такая идеология не обозначена, то временная нестабильность, смена элит и транзит власти – это игра в русскую рулетку: повезет – не повезет. Может быть, власть удержат силовики, может быть – банкиры и промышленники, а может быть – кто-то третий. Никакого заданного пути нынешней властью по-прежнему не предложено. Патриотизм в качестве национальной идеологии – это ответ в стиле «за все хорошее», чтобы отстали с вопросами.
В США, каким бы ни разгорался у них стихийный бунт, есть идеология, есть «американская мечта» и красные флажки, за которые не переходят представители республиканских или демократических элит. Поэтому как бы американское общество ни дробилось, оно всегда имеет шанс заново заключить договор и собраться в единое целое. В России идеология до сих пор находится в сфере подразумеваний, а большой политикой занимаются политтехнологи.
Нам очень хочется ошибаться, но подобных, как в США, вызовов современная Россия может не вынести. Без идеологии, долгосрочной стратегии и русской путеводной мечты мы еще долго будем играть в русскую геополитическую рулетку на выбывание.
