Эта статья посвящена важнейшей философской проблеме – проблеме Ничто. На первый взгляд нет ничего проще, чем ничто, но на самом деле, нет ничего сложнее. Когда человек начинает размышлять о бытии, в том числе о своем собственном бытии, о своей жизни, он обязательно рано или поздно сталкивается с темой границы. Бытие есть. Но чтобы по-настоящему это оценить, необходимо с чем-то это соотнести. Вот тут-то и приходит черед Ничто.
Вне бытия есть только Ничто. И вне жизни есть ее обратная сторона – наше собственное Ничто – смерть.
Любая ответственная мысль, на чтобы она ни была обращена, так или иначе – фронтально или по касательной – обращена к Ничто. В ничто сбрасывается то колоссальное напряжение, которое требуется для бытия. Когда бытие больше не может быть, оно рушится. Но так как бытие – это самое общее и утверждений, пасть оно может только в самое общее из отрицаний.
Ничто становится в центре внимания величайшего немецкого философа Мартина Хайдеггера. Человеческое присутствие в мире обретает настоящий смысл и настоящую терпкость, а именно это и вкладывается в понятие экзистенция, когда оно сталкивается со смертью. Мы начинаем пронзительно осознавать наличие только перед лицом отсутствия. Пока смерть где-то далеко от нас, скрыта множеством покрывал, наша жизнь представляет собой спокойный и беспробудный сон. Лишь смерть – прямое столкновение с ней – в нас самих или в случае близких людей – способна нас пробудить. Лишь тогда, когда врач сообщает нам фатальный диагноз, факт того, что мы есть – еще есть, еще какое-то время есть — наконец-то доходит до нашего сознания. Ничто, которое теперь стоит вплотную к нам, возвращает нас к факту жизни.
В столкновении со смертью мы осознаем, что мы конечны. Но конечность есть форма, граница, выделенность. Греки ясно понимали, что конечное есть дух, тогда как бесконечное – лишь материя. Это значит, что только выделенная из окружающего форма – русское слово «образ» означает обрезанное, выделенное, вырванное — является по-настоящему ценной. И эта ценность в ее отдельности, обособленности – в том, что она поставлена на границе с Ничто. Осознание нашей конечности – равно как конечности любой вещи и даже всего мира – есть впервые по-настоящему полноценный опыт, опыт делающий нас людьми. Лишь на контрасте с бездной Ничто вещи – обреченные и готовые сорваться в пропасть в любой момент – начинают говорить нам о своей сущности. Конечное прекрасно как раз в силу своей конечности.
Поэтому Ничто имеет еще и эстетическую сторону: оно помогает нам понять отчаянную и обреченную ностальгию истинной красоты. Красоты перед лицом неминуемой гибели.
Ницше считал, что современный мир и прежде всего западный мир Нового времени – это цивилизация нигилизма. Нигилизм – это латинского nihil, то есть «ничто». Но он имел в виду под этим нечто иное – не собственно ничто, но ничтожность современных западных ценностей. Они слишком малы и убоги. Они совсем не ничто. Они скорее банальность, тривиальность, обыденность, мелкость. Современный человек не способен к чистому опыту Ничто. Если бы он был способен, то жил бы полной опасной и яркой жизнью. Но нигилист предпочитает съежится, погрузиться в мельчайшие проблемы заботы о своем тщедушном я, лишь бы не столкнуться лицом к лицу с бездной. Поэтому современный человек истерически жаждет физического бессмертия – любой ценой — заморозки, загрузки на облачный сервер, сращивания с искусственным интеллектом и глобальными нейросетями. Он готов перестать быть человеком, лишь бы не умирать.
Не бытие противоположно истинному Ничто, но именно ничтожность.
Мысль о Ничто уходит из культуры и цивилизации вместе с мыслью о Бытии. Они неразрывно связаны друг с другом. Последние люди не способны больше ни к тому, ни к другому. Они не могут решиться ни быть, ни не быть. Поэтому то они не живут и не умирают, пытаясь стереть границы, устроить себе такое существование, где не будет разрывов, иерархий, падений и взлетов. Мертвая жизнь или живая смерть. Без острых углов и резких обрывов.
Глядя на окружающий мир, на населяющих его современных людей — или это уже электронные тени? – едва ли может еще теплиться надежда на то, что у нового начала философии есть шанс. Философия – это дело исключительных высших существ, в которых накопились и взорвались изнутри грандиозные силы, разлитые по массам, эпохам, народам, культурам и поколениям. Только тогда с опорой на великую мысль и кристальный ужас рождается философ. И конечно первым делом он ставит перед собой и перед всеми остальными великий вопрос о Ничто.
Лейбниц говорил: «почему существует нечто, а не ничто?» Жан Бодрийяр ставил вопрос иначе: «Почему же вместо чего-то, больше ничего нет?»
Да, действительно, почему?
