О.Бычкова ― 19 часов и 7 минут московское время. Добрый вечер, добрый день! Это программа «Особое мнение». у микрофона — Ольга Бычкова. С особым мнением у нас сегодня по Скайпу писатель Александр Проханов. Александр Андреевич добрый вечер, здравствуйте!
А.Проханов ― Добрый вечер!
О.Бычкова ― И я напомню, что мы не только в прямом эфире «Эхо Москвы», мы также в трансляциях в YouTube на основном канале «Эхо Москвы» и в Яндекс.Дзене.
А вот как вы думаете, Александр Андреевич по поводу этой новости, которая пришла сегодня из Петербурга. Обязать прививаться людей в возрасте 68+ и с определенным состоянием здоровья, опасным. Это хорошо или плохо придумали?
А.Проханов ― Я могу сказать, что это просто необходимо, потому что кругом идет мор, причем умирают и старики и люди среднего возраста. И это безумие антиковидное, я считаю, что это какое-то наваждение, вещь, которая подлежит изучение. Это какое-то поветрие, пришедшие бог знает, из каких глубин мироздания. Оно гибельно для нации для народа. Мы вымираем на глазах. И это все связано с тем, что никто не хочет прививаться. Один из ваших выступающих, профессор очень трезво сказал, что все население России делится на две популяции: одна популяция привитых, другая непривитых. И статистика совершенно разная и в одной и в другой популяции В популяции привитых, конечно, существуют болезни, но ничтожная смертность. В популяции непривитых огромная смертность и огромная заболеваемость.
Я полагаю, что промедление, которое допускает наша власть, президент, оно чревато огромными издержками. Мне кажется, что это не просто ошибка, это преступление. Необходимо спасать народ.
О.Бычкова ― А у вас есть объяснение, почему власть себя так ведет? Вот, например, Путин выступает — какое-то у него было публичное выступление недавно совсем — и говорит: «Среди моего окружения есть люди, которые отказываются прививаться, потому что они во что-то не верят». И как можно такое говорить? Люди ведь не слышат Путина, который перед этим полчаса объяснял им, что надо прививаться. Они сразу понимают, что раз среди окружения Путина есть антипрививочники, значит, они что-то знают. Вот чем это все объяснить?
А.Проханов ― Я объясняют это неуверенностью власти, невыработанностью внутри власти собственной концепции — концепции такой категории как «власть». Власть живет в разбойном состоянии. В ней еще присутствуют рудименты 90-х годов, рудименты перестройки, рудименты начала тысячных. Она полагает, что она все еще должна казаться либеральной, демократической. И этот синдром либерализма, который в ней существует и вызывает в ней неуверенность, это робость перед нарушением прав человека, желанием выглядеть более корректно, эффектно в лице мирового общественного мнения. Но это гибельно. И это, конечно, властью будет преодолеваться стремительно. Мы видим, как это преодолевается властью, как власть ужесточается, как во власти возникают очень жесткие централистские тенденции, мобилизационные тенденции. И эта половинчатость и путинская и собянинская объясняется половинчатостью представлений о себе самой. Власть еще не знает, какая она. Она хочет быть авторитарной, она хочет быть централистской, но в ней живет эхо 90-х.
О.Бычкова ― Почему эхо 90-х в ней живет только в тех случаях, которые касаются, например, ковида и вакцинации? Почему, когда речь идет о выборах президента или вот, сейчас, например, о том, чтобы губернаторы сидели больше двух сроков на своих постах, о подавлении оппозиции, обо всех эти иностранных агентах — вот там она почему-то не смущается быть авторитарной и вести себя очень жестко, а тут вдруг — раз! — и смутилась, такая нежная.
А.Проханов ― Это разные сферы, разные зоны. В одних зонах власть уже готова выглядеть авторитарной и централистской, а в других еще нет. И то, что президент будет в 24 году баллотироваться на свой пост, у меня нет никаких сомнений; и то, что выборность губернатора — это отрыжка старого, рудимент, и это никому не нужно. Здесь власть преодолевает инерцию 90-х годов. Но эта инерция не преодолена в огромном количестве явлений. Например, скажем, существуют целые кланы, которые внутренне антивластные, антагонистичны власти, они живут ощущениями этого либерального взрыва, вся молодежь, например, городская молодежь, она абсолютно контргосударственная. Она в лучшем случае инертна, инерционна по отношению к государству, в худшем случае она нигилистически настроена, она хохочет, она высмеивает, она демонстрирует свою контргосударственность.
О.Бычкова ― А разве не всякая молодежь во всяком государстве во всякие времена такова?
А.Проханов ― Я, например, был молодежью, которая очень увлекалась назревающим космическим, авиационном взлетом. И мое поколение занималось очень крупными делами. Мы строили, мы выезжали на целину. И вся молодежь советского период, особенно предвоенная, военная, послевоенная, сталинская молодежь, она была абсолютно ангажирована властью и восхищена той мистической перспективой, которую ставило перед ней новое государство.
О.Бычкова ― Да, а власть ей была за это очень благодарна, сталинская особенная, это мы знаем.
А.Проханов ― Благодарна. И, по существу, то, что делала власть, создавая поколение героев, создав технологию, благодаря которой возникло поколение героев, выигравших войну, власть была абсолютно… молодежь и вообще такая авангардная интеллигенция советская была заодно, как и мировая, впрочем, интеллигенция.
О.Бычкова ― Давайте вернемся, мы далеко ушли. Молодежь недостаточно провластная. А еще кто не слушается старших?
А.Проханов ― А еще, я думаю, огромные слои либеральной интеллигенции, которые либо явлены в СМИ, либо присутствуют во всевозможных школах, организациях, педагогических учреждениях. И, конечно, абсолютно тайно антигосударственные огромные педагогические слои, которые мыслят себя в категориях западной мировой элиты, страшатся, иногда презирают собственный народ, называя его народом проигравшим, народом-лузером.
О.Бычкова ― Кстати говоря, как это коррелирует с тем, что, например, либеральная интеллигенция в большинстве своем — это как раз люди, которые идут и делают прививки, допустим.
А.Проханов ― Это не совсем так.
О.Бычкова ― Это абсолютно так.
А.Проханов ― У меня нет такой статистики.
О.Бычкова ― А у меня есть.
А.Проханов ― А у меня нет. Каждый живет своей статисткой — вы своей убогой, а я своей, объективной.
О.Бычкова ― Вы — своей сверкающей в своем совершенстве. Хорошо, ладно, оставим. То есть вы на этот вопрос, кроме моей убогости ничего ответить не можете. Хорошо. Но все-таки, объясните мне. Второй у меня вопрос в связи с этой темой. Вот вы, может быть, как раз дадите на него ответ. А что это такое за чудовищное обнаружилось мракобесие в людях? Это же уму непостижимо просто. Каких-то сказок не придумывают про этот ковид, про эти вакцины, даже про этот «Спутник» родимый, господи боже мой — это откуда все повылезало?
А.Проханов ― Я помню, когда только что появился «Спутник», какой афронт был со стороны либеральной интеллигенции, сколько было недоверия, сколько было насмешек. По существу, государственный «Спутник» в штыки первой встретила либеральная как раз интеллигенция. Она его шельмовала, она его осмеивала.
О.Бычкова ― Так она потом пошла прививаться же стройными рядами буквально первая.
А.Проханов ― Она пошла, потому что почувствовала запах кладбища. Она оказалась более просвещенной, чем наш наивный и недоверчивый к власти народ. И, конечно, в наше народе живет такая древнее, старообрядческое недоверие к центру, к Кремлю, к никонианству, а Алексею Михайловичу, к секире, к стрельцам, к этому принуждению к своей вере — вот отвлечь народ от глубинной народной веры НРЗБ суеверие.
Поэтому, я думаю, что корни этого недоверия… Помните, как встречали ИНН в свое время с такой же неприязнью, и какие были расколы внутри церкви нашей. Одни были за ИНН, а другие были против. Крестьянкин был готов подписаться под ИНН, а Николай Гурьянов, такой старец, он был против и укорял.
Это такая магма старинного русского представления о Святой Руси, о незапятнанной святой Руси, на которую в свое время набросились эти демоны: демоны никониан, демоны Петра первого, демоны либерализма. И вот, я думаю, что эта тайная магма, которая выплыла сейчас…
О.Бычкова ― Я прочитала недавно где-то в комментариях такое соображение, которое показалось мне точным или, по крайней мере, существенно точным, что люди наши российские болезни боятся меньше, чем лекарства, или наоборот, лекарства боятся больше, чем болезни. Мне кажется, что-то в этом есть. Чем объясняется, как вы думаете? Тут же не объяснишь все либералами, властью, чем-то еще.
А.Проханов ― Наши люди не бояться лекарства, наши люди предпочитают аптечкам, таблеткам, снадобья, отвары, всевозможные заговоры. У у них очень много знакомых среди знахарок. Если не помогает врач, они идут к какой-нибудь очаровательной ведьме или включают определенный канал, где идет ворожба, гадание на картах. И вот эти медикаменты — капли, всевозможные воды, которые рекламируются, в том числе, и на «Эхо Москвы», ионные воды — вот во что они верят.
О.Бычкова ― Да, попрекайте, попрекайте нас нашей тяжелой копейкой трудовой, Александр Андреевич.
А.Проханов ― Петрович, который у вас, он гений просто. Если бы так книги рекламировали, как он свою водицу.
О.Бычкова ― Ой правда. Ну, оправдаюсь только тем, что книги у нас тоже иногда рекламируют. Слушайте, это мы в каком веке живем приблизительно: в XVII, в XV?
А.Проханов ― «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?»
О.Бычкова ― Да.
А.Проханов ― Вот я тоже вас спрашиваю: «Какое, милая, у нас тысячелетье на дворе?»
О.Бычкова ― Тут я все спрашиваю, Александр Андреевич, вы же в курсе.
А.Проханов ― Я потерялся, Оля. Я сразу живу во всех реках и даже, может быть, уже по скончанию века. Действительно, у меня нет четкой градации веков. Я живу во времени, а какое оно — бог его знает.
О.Бычкова ― Особенно про будущее время я спрошу в следующей части нашей программы. А сейчас я к вам хочу обратиться как к известному специалисту «лукашенкологу» — вот так надо сказать.
А.Проханов ― У меня такая репутация, да?
О.Бычкова ― Да, у вас такая репутация. Точно. По крайней мере , в моих глазах стопудово просто. Александр Лукашенко, он чего добивается всей этой историей с беженцами и скоплением их на границах с Евросоюзом.
А.Проханов ― Я думаю, что его можно поздравить. Он, наконец, нашел не кровавый, но очень точный, жесткий ответ Западу на все эти претензии, которые Запад ему устраивал, устроит еще и, по существу, поставил режим Лукашенко на грань катастрофы в результате этих волнений, во многом спровоцированных и поддержанных Западом и Польшей.
Что касается беженцев несчастных, действительно, их очень жалко. Кто эти беженцы, откуда они взялись? Беженцев сделала Европа, которая сейчас стонет и обвиняет Лукашенко. Их сделала Европа, которая разбомбила Ирак, разбомбила Ливию, которая, по существу подорвала Сирию, взорвала насколько этических бомб на Востоке. И оттуда полилась эта огромная неостановимая лавина беженцев. И теперь западники корчат из себя этических людей, упрекают Лукашенко в немилосердии. Они должны принимать этих беженцев, потому что эти беженцы ими спровоцированы.
О.Бычкова ― Но тогда Россия тоже должна принимать этих беженцев, потому что потому что Россия тоже принимала участие во всех этих военных операциях, во всех бомбардировках и чего там только не было, прости господи. Почему Россия не заберет их к себе, раз нужно нести ответственность за этих людей кому-то?
А.Проханов ― Россия не взрывала этнические бомбы. Главные этнические бомбы были взорваны в Ираке и в Ливии.
О.Бычкова ― Россия в Сирии ничего не делала, что ли?
А.Проханов ― Россия пришла в Сирию, когда там пылала эта война, когда ушли шли потоки беженце.
О.Бычкова ― Она пришла туда с канистрой бензина, когда там все пытало — нет?
А.Проханов ― Нет, она пришла туда не с канистрой бензина, она пришла туда с огнетушителем. Правда эти Су-34 — это такие огнетушители летающие крылатые. И, мне кажется, там удалось многое погасить.
О.Бычкова ― После чего беженцы устремились в Европу, да, согласна, удалось погасить.
А.Проханов ― Беженцы из Сирии в Россию не идут, уверяю вас.
О.Бычкова ― Что им тут делать? Конечно.
А.Проханов ― Россия принимает других беженцев. Россия принимает беженцев из Таджикистана, из Киргизии. И в Россию пришел Восток, тот Восток, который либералы хотели отшвырнуть от России, спасти Россию от этнических экспансий. Получилось так, что мы отделили от себя Азербайджан, Киргизию, Таджикистан и наполнили Россию, Москву и киргизами, и узбеками, и азербайджанцами. Россия не несет ответственности, Россия отбивается. Россия несет ответственность за Ельцина, который разрушил эту огромную страну и породил не бессознательно, а сознательно эту серию, группу независимых государств, которые недавно были советскими республиками. Причем эти государства создавались во многом ельцинистами. Они снабжались оружием…
О.Бычкова ― А за Лукашенко Россия несет ответственность? Она его приручила, кормит с рук практически.
А.Проханов ― Не говорите словами Корбюзье. Никто никого не приручал…
О.Бычкова ― Почему Корбюзье?
А.Проханов ― Не Корбюзье… Да, а «Маленький принц» — это написал другой человек.
О.Бычкова ― Да, он построил другой дом, да.
А.Проханов ― Россия не несет ответственность за Лукашенко. Россия хочет проинтегрировать Беларусь, чтобы раз и навсегда покончить с угрозой этого кордона от Балтики до Черного моря, западного кордона. Я думаю, что Россия преуспевает в этом отношении.
О.Бычкова ― То есть дальше что должно получиться из всех этих событий, если бы Россия продолжала преуспевать, и вы продолжали поздравлять Александр Лукашенко с очередными мигрантскими международными победами? То есть какая должна быть конфигурация?
А.Проханов ― Я думаю, что союзное государство неизбежно, оно, по существу, построено. Форма этого национального государство обсуждается, оно бурно дискутируется между двумя президентами. Союзное государство, оно построено, по существу. Россия и Беларусь, они встроены в одну матрицу политическую и военную.
О.Бычкова ― А что бурно дискутируется между двумя президентами?
А.Проханов ― Если вы заметили, во время этой транслируемой встречи Александр Григорьевич избегал произносить слово «союзное государство». Он произнес всего лишь несколько раз. И это слово заменял словом «союзная интеграция». Для него слово «государство» было как бы кислотным, мучительным.
О.Бычкова ― Не хочет он душиться в объятия, прямо вот совсем не хочет.
А.Проханов ― Бог его знает, чего он хочет, каких объятий. Но Владимир Владимирович постоянно педалировал это словосочетание «союзное государство», «союзное государство»… Александр Григорьевич, все время говорил: «Союзная интеграция… союзная интеграция…». А потом все-таки раз или два сказал: «Союзное государство».
Союзное государство — это состоявшееся явление.
О.Бычкова ― Извините, пожалуйста, я не поняла. То есть Россия хочет Лукашенко присоединить, а Лукашенко не хочет сливаться в этом союзном экстазе? Ничего себе, союзное государство состоялось! Осталось танки только в Минск ввести и всё будет зашибись.
А.Проханов ― Это вы говорите со своей кровожадностью, мечтаете танки ввести в Минск. Нет, я-то считаю, что союзное государство — это опыт гармоничного взаимодействия этих двух отколотых когда-то от общего монолита территорий и народов. Это есть форма взаимодействия. Форма называется на равных. Это сложная форма взаимодействия, потому что разные очень потенциалы. Здесь не равная экономика, здесь не равное численное население народов, не равная степень угроз, которые против России или против Беларуси. Но, повторяю, союзное государство — это удивительная постсоветская форма воссоединения. И она пригодится нам еще на других российских границах.
О.Бычкова ― Зачем?
А.Проханов ― Хочется.
О.Бычкова ― Просто для того, чтобы отгородиться от всех врагов вокруг?
А.Проханов ― Да нет, чтобы соединить то, что было искусственно разрушено, что было разгромлено и расшвыряно.
О.Бычкова ― Если даже Лукашенко не жаждет воссоединяться, как вы сами говорите, что же говорить про всех остальных-то?
А.Проханов ― Лукашенко — это же просто эпизод. Лукашенко мы благодарим за то, что он не пустил туда американцев, как это сделали украинские президенты. И в этом он велик. Он сохранил свой славянский суверенитет. Он некоторое время взаимодействовал, конечно, с Евросоюзом своей многовекторностью. И его взаимодействие с Евросоюзом сменил период жесточайшей конфронтации. Я помню, как Евросоюз объявил Лукашенко последним диктором, какая была диффамационная кампания. Потом смягчились. А теперь опять все вернулось на круги своя.
О.Бычкова ― Если Евросоюз предложит Лукашенко денег — я гипотетически фантазирую, — то, наверное, опять все у них будет хорошо в отношениях.
А.Проханов ― Я тоже гипотетически говорю. Если Лукашенко получит такое предложение, я думаю, он возьмет эти деньги, а останется вместе с Россией.
О.Бычкова ― Отвлечемся от политических актуалий. Когда Путин говорит про умеренный консерватизм, что это такая идеология России, или, может быть, он не говорил слово «идеология», в общем, что выбрана такая стезя и такая форма жизни, — это что он имел в виду, как вы думаете?
А.Проханов ― Я думаю, он имел в виду несколько угроз, которые существуют в мире, в данном случае в России. Первая самая глобальная угроза, которая разверзлась не только над Россией, а, может быть, над всеми остальными странами, — это так называемый проект «великого обнуления». Это то начало, которое сконцентрировала в себе самые разные новые веяния, связанные с культурой, с экономикой новой, с политикой, с антропологией, и которая сметает все прежние представления о социуме, о человеке, о культуре. Вот этот огромные неореволюционный взрыв, который приготовлен и, может быть, осуществляется, он вызывает тревогу у традиционных форм государственности. И не только у России, у Китая, например, да и у Европы. И люди ищут эти формы сопротивления этой новой глобальной революции.
Путин имел в виду, прежде всего это — противодействовать этим революционным, нигилистическим, сметающим на своем пути все традиционные формы, явления. Это раз.
Во-вторых, конечно, он имел в виду и советский такой революционизм, советскую революцию — Октябрьскую революцию. Потому что многие, может быть, и я, в том числе, упрекают власть, Путина в том, что где долгожданный рывок, где стремительное обновление, где очищение? И он говорит, что эти все рывки, они трагически кончаются. Он предпочитает путь эволюции, а не революции. Он предпочитает путь осторожного усовершенствования, консервативного, препятствующего этим революционным порывам, скачкам всевозможным. Он это имел в виду.
Ну, и, конечно, он имел в виду тот либеральный афронт, который он чувствует в сегодняшней России, и тот, который удается ему, так или иначе, подавлять через юридические нормы и суды и тот, который неподавляем. Потому что у нас огромные массивы слоев населения, таких, как молодежь или как либеральная интеллигенция в целом или как олигархические крупные бизнесмены, мыслящие себя в западных категориях, антинациональных. Вот это он имел в виду.
О.Бычкова ― А вам не кажется, что это противодействие нигилизму, обновлению, революционным переменам, о которых вы сказали, это на самом деле всего-навсего просто банальная, простая, которую человечество видело тысячу раз, история про смену поколений? Это просто люди старшего возраста как-то засиделись у власти. Ну, 20 лет одни и те же. А, в общем, уже наросла какая-то новая поросль, у нее новые представления о жизни, новые технологии и новое все. Только и всего. А потом все равно, в конце концов, эти уйдут, а те придут.
А.Проханов ― Может быть, это и так отчасти. Но в этом новом поколении, родившемся не обязательно должно зреть это тотальное отрицание. У этого нового поколения есть кумиры более старших поколений. Это поколение учится у своих старших учителей.
О.Бычкова ― Ну, что вы! Это же то, что всегда бабушки и дедушки говорят своим внукам типа «Вот смотрите, мы в ваше время не то что вы. Берите пример…». Ну, все же так всегда говорят. Почему они должны оборачиваться назад, новые-то?
А.Проханов ― Например, в результате Маркузе молодежь Франции штурмовала Сорбонну, например. Это все старшие учителя. Или, например, рождение фашизма в Германии. Это не молодежь родила. Были старшие учителя, предвестники фашизма, в том числе евразисты русские, эмигрировавшие туда. Это все управляется, это все спонсируется. Ведь стили создаются. Это же стилисты. Создаются субкультуры. Этим субкультурам предлагают стили — предлагаю формы футболок, одежды, лексики, сленг, музыку — это все создается не внутри этих укладов, а вне и предлагается этим укладам. И уклады усваивают это, иногда перерабатывают на свой лад.
Поэтому противодействие великому проекту — это не поколенческое противодействие. Китай, который сейчас занимается созданием образа нового китайского человека, наделенного всеми достоинствами традиционного человека — благородством, отвагой, смелостью, телесной и духовной красотой, симпатией к природе, помощью беззащитным, — Китай хочет создать этот образ, чтобы в этот образ вписалось все остальное обездоленное измученное, тяготящееся человечество. Человечество тяготиться, согласитесь со мной, что все человечество, какое бы оно не было, оно тяготится. Ему худо, оно ищет новых исходов, выходов.
О.Бычкова ― Так оно поэтому и тяготится, ему, конечно, худо, потому что все прежние формы 20-го форма XX века, они себя просто исчерпали. И политики XX века себя исчерпали. И очевидно, что жизнь меняется, и поколения новые приходят, и должны быть новые люди, которые предложат что-то новое. Конечно, они тяготятся, естественно. Я только не понимаю, почему старые персонажи претендуют на то, чтобы придумать новые идеи, новую повестку. Так же не бывает, такого никогда не было.
А.Проханов ― Всегда так бывает. Старый Дэн Сяопин создал новый Китай. Что вы говорите? Не надо обобщать.
О.Бычкова ― Но когда он создавал новый Китай, он все-таки не был человеком старым, а главное, человеком старых представлений. Он был адекватен своему времени во всех смыслах.
А.Проханов ― Он не был адекватен своему времени, он был мудрец, он был правая рука Мао Цзэдуна. Дэн Сяопин был тот, кто после смерти Мао Цзэдуна уничтожил Тянаньмынь, танкам разогнал. Это был человек, учитель, это был мудрец. И политику делают мудрецы, а не юнцы. Юнцы подхватывают идеи мудрецов. Эти идеи могут быть светоносны, а, могут быть каверны, черны и страшны.
Так, повторяю, сегодняшний мир тяготиться не стариками. Он тяготиться бременем XX и XXI века. Какое бремя XX века? Бремя XX века — это сталинизм, и бремя XX века — это либерализм, это дитя XVIII, XIX, XX и XXI века. Вот кто победил. Человечество сейчас находится в тисках не фашизма и не коммунизма, а объятиях либерализма, и это тяготит население. Поэтому разговоры о крахе глобализма, об исчерпанности капитализма, об исчерпанности всех прежних форм правления — это есть потребность огромного обновления. И этой потребностью могут воспользоваться злодеи, как очень часто бывает.
О.Бычкова ― Но мы спасены. У нас этой потребностью воспользуется Путин Владимир Владимирович и его окружение.
А.Проханов ― Это вы так сказали. Ради бога, считайте.
О.Бычкова ― Нет, это был завуалированный вопрос.
А.Проханов ― Ваша ирония, ваш вопрос, ваши тонкие изысканные каверзы. Считайте, как считаете по-прежнему.
О.Бычкова ― Путин нам говорит об умеренном консерватизме. Вы это поддерживаете. А, например, «Левада-Центр*», объявленный иностранным агентом, проводит исследование, котором нет оснований не верить, согласно которому больше половины россиян считают, что находящиеся у власти люди, озабочены не тем, что вы сейчас перечислили, а собственным благополучием и больше ничего. И во всех возрастных группах респондентов, что характерно, преобладает эта точка зрения.
А.Проханов ― А что здесь удивительного? Когда большинство людей живут банальными, очень часто пошлыми представлениями о благополучии. Это же не только в России. То же самое во Франции. Там эти «желтые жилеты» или какие они там…
О.Бычкова ― Кто живет пошлыми представлениями о благополучии? Люди внизу или люди наверху? Я не поняла.
А.Проханов ― Большинство людей хотело бы иметь зрелища, хлеб и благополучие в доме, газовое отопление. Это во всех странах мира — и в Китае, и в Америке, и здесь. А возвышенные представления о мире, о космосе, о душе, о смерти, они формулируются такие вот визионерами, великими пророками, великими писателями — Толстыми или Иоаннами Богословами. Это люди все, не имеющие отношения к домашним очагам. Это очень часто дервиши, люди, которые отказывают себе в уюте, все обращены на прозрение, на преображение. Поэтому что на «Левада-Центр» ссылаться? Да, это так.
О.Бычкова ― …объявленный иностранным агентом, должна я говорить каждый раз, извините, пожалуйста, что я вторгаюсь в вашу речь.
А.Проханов ― Ольга Бычкова, не объявленная иностранным агентом, — вот она передо мной во всей своей красоте и очаровании.
О.Бычкова ― А я все равно не поняла. Так хорошо, эти низкие, недостойные люди, которые подозревают власть в том, что она хочет только своего собственного обогащения, сами ничего другого, кроме газового отопления и куска хлеба не хотят (боже мой, какие вообще недостойные люди), а кто хочет чего-нибудь возвышенного, если не власть и не народ? Непонятно.
А.Проханов ― Я думаю, что несмотря на все тяготы, которые народ наш переживает, народу было бы ужасно видеть на своей территории оккупантов. Народу страшно вернуться в ельцинские года, когда Россия управлялась извне и рушились все константы и все основы народного самоощущения и представления о себе самом. Потому что наш народ, как бы тяжело он не жил, с каким бы скепсисом и недоверием не относился к власти, но в случае беды он пойдет добровольно на баррикады, на фронты, в штурмовые батальоны, как было не раз.
О.Бычкова ― Мы только что вначале это обсуждали. Вот у нас сейчас эта беда — пандемия. Власть говорит: «Идите прививайтесь». Не то что на баррикады, а просто на прививочные пункты никто не идет, понимаете? А вы говорите.
А.Проханов ― Это все «Левада-Центр» подтверждает своими исследованиями?
О.Бычкова ― Нет, это я сейчас рассуждаю, не объявленная иностранным агентом в отличии от «Левада-Центра».
А.Проханов ― Мы еще раз вернемся к этой теме. Я вам скажу, что в народе живет эта старообрядческое, староверческое представление о смыслах. И если власть вернется к этим представлениям — а вот эта новая идеология, которая робко, непоследовательно, но формируется, она стремиться к этим высшим смыслам, традиционным, которыми жили самые продвинутые, самые просвещенные люди России во все ее века, начиная от языческих, кончая большевицкими и сегодняшними.
