— На протяжении всей своей истории Россия была собирателем земель. Иногда это происходило крайне жестко, иногда становилось спасением для вошедшего в империю народа — как для Грузии и Армении. И всегда несло с собой культурную интеграцию в огромное общее пространство. Утрачена ли эта роль? Ушло ли из России то, что Лев Гумилев называл пассионарностью? И может ли она быть центром притяжения народов, культурным донором?
— В современной России, как мне кажется, узконациональная идея борется с имперской. Идея Русского мира, конечно, прекрасна, но она не может стать универсальной. Да и что другим народам до узкоэтнической идеи? Что до Русского мира индийцу, что до него среднеазиатским республикам? Что до него Украине?
Восточная Украина, безусловно, братская и склонная к России, но и там живут украинцы, а они в идею Русского мира не вписываются. Даже те, кто хотел бы жить в составе России, чувствуют себя украинцами.
Поэтому идея Русского мира, русская национальная идея кажется мне узковатой для нашей огромной страны. Если она победит, это может привести к дальнейшему, второму после 1991 года распаду государства. Мне ближе имперская, евразийская идея. Cоветская идея, кстати, тоже была евразийской. Евразийство дает всем входящим в единую страну народам ощущение того, что в этом пространстве они равны — при том, что русскому народу делегирована главная роль.
А что до пассионарности нашего народа, то она, как мне кажется, сейчас на спаде…
— В России все время сравнивают свою страну с Европой и США. Это повод для разнообразной рефлексии, часто проникнутой чувством неполноценности. Возможно ли такое сравнение, относится ли Россия к западному миру? И можно ли говорить о нашей цивилизационной неудаче?
— У нас довольно распространен пессимистический взгляд на успехи отечественной цивилизации. По моему мнению, это связано с тем, что русские вообще смотрят на вещи мрачно. Не знаю, обусловлено ли это географией, нашим климатом, но западный человек на вопрос, как дела, ответит «fine!», а русский скажет: «Да вроде ничего…»
Наша цивилизация лишь отчасти западная, она очень много взяла и от Востока. Я думаю, мы преуменьшаем влияние, которое на нас оказал ислам, и на самом деле оно огромно. Посмотрите, как близки формы православных и мусульманских храмов. Вспомните, что по канонам православия женщина одевается почти как мусульманка. А если вы прочтете «Домострой», то удивитесь, насколько обычаи средневековой Москвы были близки к исламу. Вплоть до отдельной женской половины в домах.
На мой взгляд, никакой цивилизационной неудачи у России нет. Напротив, мне кажется, что Россия весьма успешная цивилизация. Живем мы действительно похуже, чем на Западе, но здесь есть два весьма важных момента, которые мы должны понимать при оценке исторического успеха или неуспеха России.
Во-первых, Россия как страна и цивилизация на порядок моложе Запада. Западная цивилизация древнее нашей, и у нее куда больший опыт. Гумилев называл ее романо-германской, она возникла от слияния Рима и германских племен. Сравнивать ее с нашей — то же самое, что ставить на одну доску молодого и умудренного жизнью человека.
Россия развивалась в куда более тяжелых географических условиях, чем Европа. Это не Италия и Франция с их изумительным климатом. В Евразии климат тяжелый, у нас 60 процентов территории в зоне холода. Освоение этого пространства — удивительное достижение русского народа и тех народов, которые вместе с ним составляют ядро Евразии. Это один из величайших подвигов в истории человечества.
Я не хочу идеализировать наш народ, у него есть и дурные стороны. Например, лень, безалаберность. Но есть и хорошие: помимо способности к самопожертвованию, страстности, это и умение учиться. Русский человек очень быстро осваивает все, за что берется, его обучаемость удивительна. Возможно, это одно из лучших наших качеств.
Национальный характер может показаться вещью абстрактной: у немца и русского могут быть похожие черты. Но он существует. И яснее всего он проявляется — это действительно интересный момент! — во внешней политике. Все страны ведут примерно одну и ту же внешнюю политику на протяжении столетий. Меняются лидеры и дипломаты — но Украина и при гетманах, и при президентах ведет политику, свойственную национальному характеру украинца. А Россия, в принципе, ведет ту же политику, что вели Российская империя и Советский Союз.
— И каковы, по-вашему, основные черты российской внешней политики?
— Она несколько тяжеловесна, часто запаздывает с решениями. В ней нет хитроумия британцев, нет французского блеска. Но в конечном счете она последовательна и добивается своих целей.
— Есть ли еще, по-вашему, и другие сильные стороны русского национального характера, кроме тех, о которых вы сказали?
— О них Толстой хорошо сказал в «Севастопольских рассказах»: русскому солдату свойственны простота и упрямство. Это относится и к русскому национальному характеру в целом.
А еще ему присуща удивительная энергетическая мощь. В моменты наибольшей опасности, когда она, кажется, уже доходит до края, у нас необыкновенно концентрируется энергия. Это спасает в самые сложные периоды, особенно во время войн. За примерами далеко ходить не надо.
— В разные времена об исторической миссии России говорили по-разному. Религиозные философы XIX века видели ее в объединении вселенских элементов под эгидой православия и скипетром русского царя. Ленин — в том, что она принесет миру коммунизм. Можно ли сейчас говорить, что у России есть великая миссия?
— Великая миссия России состоит в том, что она призвана объединить Евразию. Пространство, населенное разными народами, славянами и тюрками, где самый крупный на сегодняшний день народ — это русский. Евразия испокон веков, так или иначе, объединяется, и это удивительно — ведь у ее народов разные конфессии. Первую империю здесь создали монголы.
Большевики победили, потому что они были евразийцами, а Николай II, в сущности, западником. Сами большевики об этом, возможно, и не подозревали, но суть их политики была евразийской. И то, что они перенесли столицу из Петербурга в Москву, абсолютно евразийский шаг.
Ленин, безусловно, был евразийцем, в том числе и по своему волжскому происхождению, среди его предков были крещеные калмыки. Сталин, конечно же, тоже был евразийцем. А затем на вершине власти оказались чуждые этой идее люди. У Хрущева и Брежнева больших интеллектуальных способностей не имелось, они были не способны понять такие вещи. В свои последние годы СССР перестал быть евразийской страной, и мне кажется, что это стало одной из причин его краха.
— Россия всегда была сильна культурой, порой та была куда значительнее современного ей государства. Сохранилось ли это сейчас?
— Я считаю, что сегодняшняя Россия в целом переживает культурный упадок. У отечественной культуры сейчас не лучший период. Сейчас мы живем в состоянии идейного раздрая. А культура все-таки процветает там, где есть мощная общественно-политическая идея. В Российской империи была мощная культура; мощная культура была и в Советском Союзе. Культура должна чем-то питаться, а сейчас этого нет.
Это, разумеется, не значит, что художник думает о том, что у его страны есть великая идея, — но каким-то образом та все равно входит в поры его сознания. А современная Россия находится в зыбком, неустойчивом состоянии, — и ее культура это отражает, не порождая ничего действительно выдающегося.
Но культурный упадок, кстати, есть и на сегодняшнем Западе.
— В конце 80-х — начале 90-х, на закате перестройки, перед распадом СССР, много говорили о возрождении России. С вашей точки зрения, оно состоялось?
— Отчасти состоялось. Но если наша страна не определится со своей внутренней идеей, все может рухнуть. Выдающийся историк и филолог Вадим Кожинов как-то сказал, что у России идеократическая и евразийская сущность. Мне кажется, что он был абсолютно прав.
Идеократическая — потому что такому огромному пространству, как наше, нужен стержень в виде идеи. Без нее отечественные 10 тысяч километров в поперечнике становятся аморфными, лишенными смысла.
— Есть ли у мира, принадлежащего к англосаксонским культурам, свои секреты успеха и в чем те состоят?
— Англосаксонский мир — часть западной цивилизации, и его рецепты успеха в большой степени общие для всего Запада. Один из них — агрессивность. Безусловные достижения, которые есть у западной цивилизации, многим обязаны совершенно бесцеремонному накоплению капитала за счет колоний и всего остального мира. Другое дело, что англосаксонские страны разумно организовали свое общество. Какие-то вещи мы у них заимствуем. Но по большей части их невозможно пересадить на нашу почву. Для меня, например, очевидно, что суды присяжных у нас не работают и работать не будут. У нашего общества совсем иной взгляд на такие вещи.
Соперничество с англосаксонским миром — продолжение нашего естественного соперничества с Западом. «Естественного» — потому что для него мы всегда были противниками. И будем ими оставаться, пока представляем большую силу. Просто у Запада меняются лидеры: когда-то ведущей страной западного мира была Франция, потом Германия, сейчас лидер Соединенные Штаты. Это великая страна. Сейчас она находится в упадке, но все равно очень сильна…
