Одно из главных событий, случившихся с человечеством в последние 30 лет, — непосредственное столкновение с качественно новым явлением, получившим название «закона сохранения рисков».
Разумеется, это не классический закон в естественнонаучном понимании этого термина: в общественном развитии таковых практически нет, — а вывод на основе накопленных эмпирических наблюдений.
Смысл его прост: минимизация индивидуальных рисков отдельных элементов системы отнюдь не уничтожает эти риски, но возгоняет их на общесистемный уровень, на котором они в конце концов разрушают саму систему.
Строго говоря, это один из механизмов реализации базовых законов диалектики – перехода количества в качество и отрицания отрицания.
Наиболее ярко мы видели реализацию этого закона в 2006-2008 годах на американском фондовом рынке, где система деривативов сделала риски инвесторов в первоклассные корпоративные облигации на порядок, то есть примерно в 10 раз, более низкими, чем риски корпораций, выпускавших такие облигации.
Это была выдающаяся победа интеллекта и социальных технологий. Индивидуальные риски были минимизированы, общий потенциал рисков был загнан на системный уровень, после система прямо в процессе ликования по поводу этого разрушилась — на наших глазах.
Этот закон проявляется и в иных, совершенно разных сферах.
Мы видим его в педагогике, где стремление оградить детей от опасностей порождает инфантильность целых поколений. Когда-то советская литература успела описать «амбивалентных мужчин», не способных принять решения и даже оценить происходящее, — перед тем, как своей слабостью и трусостью они уничтожили свою страну.
Сегодня в развитых странах мы по той же причине видим политиков, не способных признать неудобную реальность. Мы видим массы обычных людей, отказывающихся признавать происходящее с ними в силу некомфортности такого признания, — и массы мужчин, категорически не желающих создавать семью из страха перед ответственностью. В Германии среди мужчин до 40 лет таких более 30%.
Повышая комфортность повседневной жизни, человек снижает индивидуальные мелкие риски, связанные даже не с опасностями, но всего лишь с неудобствами, — и сталкивается в итоге с современной белой женщиной развитых стран, ради потребления отказывающейся рожать и ставящей тем самым жирный крест на всей западной цивилизации.
Эффективные охранители, лишая свои народы возможности сомневаться в руководстве и этим разрушая их способность думать о путях своего развития, тем самым ведут их к поражению в конкуренции с народами, такую способность сохранившим.
Аналогичные процессы наблюдаются в медицине: в развитых странах уже более трех поколений систематически спасают детей, которые без медицинской помощи не доживали бы до 18 лет.
С сугубо биологической точки зрения это торжество гуманизма и технологий называется порчей генофонда – и во многих развитых странах эта порча наглядно видна на улицах, на лицах местных жителей.
Мы ничего не можем и никогда не захотим с этим сделать: мы останемся людьми и мы будем спасать детей, — всех, кого сможем, — усиливая тем самым системные генетические риски человеческой популяции.
Бесплатный сыр бывает только в мышеловках – и последовательно, шаг за шагом, отказываясь платить за его маленькие кусочки, мы все вместе, всем человечеством приходим наконец в то самое место, где его по-настоящему много.
Сознание того, что снижение отдельных текущих рисков повышает совокупные риски системы, в которой мы функционируем, не изменит нашу жизнь – точно так же, как сознание конечности земного существования не портит настроение даже законченным атеистам. Однако оно позволяет нам осознать неизбежность глубоких качественных изменений и постараться готовиться к ним заранее – насколько это, конечно, вообще возможно.
