Когда в обществе, де-факто, политически стала господствовать либеральная идеология, правда, странно понятая и, на деле, мало адекватная самой себе, в пространстве оппонирования ей дефицит знакомства с реальными идеологиями стал возмещаться патриотической самоидентификацией, отчасти вобравшей в себя всю антилиберальную критику, доводы всех иных идеологических конструкций, иногда мало соотносимых друг с другом.
«Лево-правая» оппозиция, наиболее полно представленная тогда КПРФ, атаковала господствующий в элите протолиберализм (или псевдолиберализм) фактически сразу с трех позиций: консерватизма, социализма и национализма.
Одновременно атаку на протолиберализм вели и немногочисленные подлинные либералы, организованно представленные «Яблоком», которые справедливо указывали, что данный имитат ничего общего с современным либерализмом ни имеет, и занимается его дискредитацией.
В какой-то момент казалось, что подобный широкий оппозиционный идеологический фронт сметет идеологические устои власти и откроет дорогу политической победе оппозиции.
Однако, в частности в результате того, что критиковалась не собственно идеология, а ее пропагандистская имитация, крушение этой имитации в конце 1990-х годов лишь подтолкнуло властвующую элиту к смене риторики, позволило ей предстать в обновленных «патриотических» одеждах. А поскольку патриотизм оказался широко распропагандирован в обществе усилиями самой оппозиции, эта метаморфоза была достаточно успешной и позволила прежней, по сути, элите, реанимировать свой, казалось бы, навечно погибший рейтинг.
Одной из важнейших причин политического поражения оппозиции, критиковавшей власть со всех возможных точек зрения, оказалось то, что, сосредоточившись на критике, она не представила обществу свой внятный проект, свое видение будущего развития страны. Политические тенденции оппозиционной части политического класса не нашли себе места в устоявшемся поле мировых идеологий, хотя и привели его к осознанию необходимости идеологической самоидентификации, что само по себе, конечно, представляет собой шаг вперед.
Отсюда – стремление провозгласить эти политические тенденции идеологическими, что, по сути, и сделал Александр Проханов на круглом столе «Россия: конфликт идеологий» в сороковом номере газеты «Завтра», относительно точно определив их как конфликт «»белой», имперско-православной идеологии; «красной», имеющей советские корни; победившего в начале 1990-х годов либерализма и, наконец, «идеологии огненного ислама».
Недостаточность такой констатации не менее точно подмечает Борис Межуев в статье «Конфликт внешнеполитических идеологий», опубликованной сайтом Агентства политических новостей. Однако он в свою очередь ошибочно пытается свести конфликт идеологий к имеющемуся столкновению нынешних идеологов по относительно частному вопросу повестки дня, выделяя в качестве основных участников идейного противостояния «антиисламистский патриотизм», «происламистский радикал-патриотизм», «либеральный глобализм» и «изоляционизм». Хотя подобный раскол, возможно, и в самом деле имеет место, он не носит центрального характера для понимания российской политики. Неверен сам тезис автора, что «идеологические расхождения идентифицируются не отсылкой к политическим традициям, а отношением к существующим вопросам повестки дня».
Идеологические расхождения, безусловно, влияют на конфликт по текущим вопросам повестки дня, но они далеко не сводятся к этому конфликту.
За последние столетия утвердились и оформились четыре основные мировые идеологии – либерализм, коммунизм, консерватизм и национализм. Можно вывести за скобки вопрос о том, было это предопределено самой логикой мирового развития, или стало своего рода исторической случайностью, но это произошло. Безусловно, сама эта тетраэда в чистом виде недостаточна, минимум по двум причинам.
В реальности, в каждый исторический период развития все эти четыре идеологии разбиваются на множество течений, потоков и ручейков, соперничающих друг с другом и расходящихся по различным вопросам повестки дня. Если, вслед за Межуевым обратиться к противостоянию 1914 года, можно отметить, что, среди прочего социалистическая идеология оказалась по вопросу об отношении к войне представлена как «ура-патриотизмом» правых меньшевиков, так и интернационализмом левых меньшевиков и «пораженчеством» большевиков. С другой стороны, «западничество» и «славянофильство», о которых упоминает Межуев, были скорее не идеологическими течениями, а разновидностями политической философии. В своей идеологической ипостаси они представляли местные частные варианты либерализма с одной стороны и консерватизма – с другой. Сегодня, напротив, то, что можно условно назвать «антиисламским атлантизмом», то есть, в частности, поддержка США в борьбе с «варварством радикального ислама» – может быть выводом определенных версий как консерватизма, так и либерализма, и национализма, и последовательного коммунизма. И, наоборот, к осуждению США и поддержке исламского радикализма точно также можно прийти при определенной трактовке каждой из этих идеологий.
Все эти четыре мировые идеологии в разные эпохи представали в различных исторических воплощениях. Сегодняшний неоконсерватизм, как и консерватизм XX века, объединяемые приоритетом рыночного фундаментализма, ближе классическому консерватизму А. Смита, чем классическому консерватизму Э. Бёрка. А либерализм Т. Грина и Ф. Рузвельта, а также – неолиберализм Б. Клинтона, цементируемые идеями позитивной свободы и социальной справедливости, ближе классическому социализму, нежели тому же классическому либерализму.
Мировые идеологии прошли, грубо говоря, три этапа исторических воплощений:
- Классические идеологии – тот вид, который они имели в период своего создания, в XVIII–XIX веках;
- Идеологии XX века – тот вид, который они приобрели в соответствующий период (тогда это воплощение принято было называть «современным», что сегодня явно устарело).
- Идеологии конца XX – начала XXI века.
Следует оговориться, что огромное различие между собой этих исторических воплощений не делает их сущностно нетождественными идеологиями. При всех трансформациях у них сохраняется специфическое сущностное ядро.
Исторически так сложилось (о конкретных причинах этого можно говорить отдельно), что если первые два воплощения – классическое и XX века, – прошли все четыре идеологии, то третьим воплощением в полной мере обладают лишь две – консерватизм, в виде «неоконсерватизма», и либерализм, в виде «неолиберализма». Коммунизм и национализм таких воплощений в полной мере не обрели.
По этому поводу можно сделать две гипотезы. Одна заключается в том, что они изжили себя и для них нет места в XXI столетии. Вторая – в том, что, по конкретным причинам, они еще просто не успели обрести эти воплощения. Среди таких причин могут быть, минимум, две.
Первая заключается в том, что с самого начала законченные классические воплощения этих идеологий появились позже (середина XIX века), чем классические варианты либерализма и консерватизма (конец XVIII века). Вторая в том, что национализм оказался слишком дискредитирован своим основным воплощением в XX веке – фашизмом. Хотя, отметим, фашизм, как политическая система создавался и на базе консерватизма (Испания, Португалия, Греция…), и на базе либерализма (Чили). Коммунизм же просто не успел оправиться после поражения в СССР и Восточной Европе.
В современной России, как уже говорилось, картина еще более запутана. Эта запутанность является отчасти причиной, а отчасти следствием ситуации 90-х годов в России, когда дефицит идеологии покрывался публицистической апелляцией к патриотизму.
Мне представляется, что патриотизм в принципе не может выполнять идеологические функции. Как таковой, он есть не идеологическая или политическая характеристика, а, скорее нравственная. Суть патриотизма – чувство любви к своей Родине, желание добра для нее. Чувство само по себе абсолютно естественное, но абсолютно не связанное с идеологической проектностью, оставляющее открытым вопрос о том, в чем заключается благо для Родины.
Кто-то полагает, что благо для России в избавлении от дурного влияния Запада. Но кто-то полагает, что это благо – в скорейшем «возвращении в мировую цивилизацию». Кто-то полагает, что благо для России — в возрождении Империи. Но кто-то — в том, чтобы быстрее перейти под «цивилизованное управление» структур НАТО.
Патриот говорит: «Я люблю Родину, Россия превыше всего». А на дворе – красные и белые сходятся в смертной схватке за свое видение счастья для России. Патриот кричит: «Остановитесь во имя России!». А ему отвечают: «Какой?» Белые говорят: «Мы сами за Россию! Святую и Самодержавную! Россию белокаменных церквей и малиновых колоколов». Красные говорят: «Это мы за Россию! Советскую и социалистическую. Россию трудового народа».
У патриота выбор. Либо сказать: «Чума на оба ваших дома!», – и удалиться от мира. Либо встать на чью-либо сторону, на деле признав тот или иной образ России больше отвечает ее благу, нежели противостоящий.
Разве образ чубайсовской «Либеральной Империи» сам по себе менее патриотичен, нежели зюгановского «Соборного единства»?
В результате мы видим, что вопрос о нашем субъективном желании добра своей Родине на деле лишь заново ставит вопрос о том, какое будущее, какой футуристический проект является подлинным благом для страны. А тогда мы сталкиваемся и с еще более простым вопросом: «Какое будущее лучше для какой социальной группы данной страны?».
Сегодня ни одна политическая сила, кроме протолибералов-рыночников, не предлагает проекта для России, адекватного условиям постиндустриального общества. Никто не говорит, как политически и экономически должно быть организовано российское общество, чтобы реализовать базовые ценности своей политической тенденции в условиях доминирования производства информации и технологий над производством собственно материального продукта. Поэтому никто не оказывается способен овладеть устойчивой поддержкой ведущих социальных групп. Никто не способен создать утопию, понимая под последней не то, чего быть не может, а то, чего нет сегодня, но что, кардинально расходящееся с сегодняшней действительностью, данная сила предлагает реализовать в будущем.
Отсюда поляризация ожиданий недовольства в ограниченный консервативный проект Путина и его «фаланги» – «Единой России», обещающих жить спокойно и без потрясений.
Идеология – это не размежевание по вопросам текущего дня. Идеология – это размежевание по вопросам будущего, но от чистой утопии она отличается тем, что говорит, как отвечать на вопросы сегодняшнего дня, в интересах создания этого будущего.
А об этом в современной псевдоидейной борьбе абсолютно не идет разговор.
