Евросоюз с самого начала был искусственным образованием — и это несмотря на то, что после разрушения Римской империи делались постоянные попытки восстановить единую Европу. Первая попытка такого рода — империя Карла Великого, де-юре распавшаяся в 843 г. После этого попытки объединить Европу развивались по двум линиям — гвельфской и гибеллинской.
В конце ХI в. развернулся конфликт между императорами Священной Римской империи германского народа (династия Гогенштауфенов) и римскими папами. Гвельфы — это те, кто поддерживал пап, представляя в основном торговцев, ремесленников, аристократические семьи Северной Италии и Южной Германии; гибеллины поддерживали императоров, к ним принадлежала по большей части феодальная знать, народные средние (бюргерские) и низовые слои.
После поражения Гогенштауфенов проекты объединения Европы можно условно поделить на «гвельфские» (преимущественно «аристократические») и «гибеллинские» (преимущественно «демократические»). Евросоюзы, которые пытались строить Наполеон и Гитлер, были гибеллинскими с небольшой аристократической «горчинкой». Нынешний Евросоюз — это гвельфский проект, реализованный под американо-масонским «всевидящим оком» и в немалой степени благодаря разрушению СССР.
Когда-то Ф. И. Тютчев заметил, что с появлением империи Петра империя Карла в Европе невозможна. И действительно, именно «фланговое государство» (Л. Дехийо) историческая Россия (правда, в союзе с другим «фланговым государством» — Великобританией) ломала все попытки воссоздания каролингской «центральной» империи, будь то Наполеоном, Вильгельмом II или Гитлером.
Показательно и символично, что Евросоюз оформился одновременно с разрушением СССР — «аватары» империи Петра I. При этом, однако, Западная Европа проглотила нечто чужеродное ей, нечто такое, что она неспособна переварить, а мы знаем, что бывает в результате несварения желудка. Восточная Европа в её нынешнем состоянии, с одной стороны, и проблемы западноевропейских интеграторов («жадность фраера сгубила»), с другой, суть результаты этого несварения.
Совершенно ясно, что есть Евросоюз для тех, кто, как сказал бы один гоголевский герой, «почище-с» — это каролингское ядро, и для тех, кто «погулять вышел». Каролингское ядро — серьёзная опасность и для ультраглобалистов, и для умеренных глобалистов США. Они стараются максимально ослабить его с помощью, с одной стороны, проатлантической части западноевропейских элит, чьи интересы блюдёт тупая и самодовольная брюссельская бюрократия; с другой стороны — так называемой «молодой Европы», в которой больше всех холуйствует польское руководство.
«Нынешняя Европа уничтожается неолиберальной капиталистической системой, положившей конец социальному государству. Подчиненные банками и корпорациям правительства объявили экономическую войну собственному населению, ежемесячно урезая социальные достижения и завоевания веков борьбы граждан за свои права. Европейские заложники системы будут все более беспощадно эксплуатироваться в интересах мировых элит.
В мире стремительно растущей концентрации богатств и прогрессирующих технологий, которые поставлены на службу не человечеству, а власти, жители вчерашних благополучных стран оказываются все беднее и беззащитнее. Стихийные беспорядки, все чаще повторяющиеся в «цивилизованном мире» — прямой результат стремительно ухудшающегося качества жизни большинства. Нынешняя мировая система не способна решить этих проблем, она — их причина», — Олег Ясинский
Впрочем, против каролингского ядра у ультраглобалистов и глобалистов (здесь их интересы совпадают, хотя и не полностью, а по принципу «кругов Эйлера») есть оружие помощнее. Они его и применили в 2015 г. в виде «миграционного кризиса», формально спровоцированного атлантистской обслугой Глобозапада и Глобамерики, усиленно превращающих Европу в ПостЗапад.
Среди мигрантов было почему-то много молодых здоровых мужчин, а сам «бурный поток» производил впечатление неплохо управляемого скрытыми лидерами.
В 2012 г. во время визита в Европу Обама заявил, что XXI в. будет веком формирования новых наций. Чуть позднее Меркель выразилась в том смысле, что к середине XXI в. не будет никаких немцев, а будут общеевропейцы. Так с 1980-х—1990-х годов против европейцев заработало то, что планировалось только для немцев в 1944—1945 гг. и что было отработано на них в 1950-е—1970-е годы. Причём первый и главный удар пришёлся опять же по немцам: Германия принимает больше мигрантов и беженцев, чем другие страны; в ней 51% беженцев охвачены программами интеграции — по сравнению с 34% в Швеции и 11% в Греции. Иными словами, именно Германия опять стала полем эксперимента социальной инженерии по выведению «новых немцев» — населения с фрагментированной деэтнизированной идентичностью.
Само наличие мигрантов меняет жизнь и поведение «коренных немцев», делает их «новыми немцами». Именно так назвали свою книгу Герфрид и Марина Мюнклеры, с удовлетворением, я бы даже сказал, радостно констатирующие, что «статичная Германия» уходит в прошлое, вместе с чёткими («stark») национальными границами и прежней идентичностью. Новая Германия становится более открытой, неформальной, разнообразной, но и — вынуждены констатировать супруги — более тревожной и нервной.
Выходит, плата за «открытость» — стрессы, тревоги, более нервная жизнь? Выходит, так. Неслучайно в ФРГ появляется всё больше книг с названиями «Нервная республика» (и будет нервная, если учесть связанный с мигрантами рост преступности, прежде всего — в крупных городах типа Берлина, Мюнхена, Кёльна, больше похожих своим интернациональным составом друг на друга, чем на окружающие их немецкие земли и, как все мегаполисы, превращающихся в неовавилонские башни, само появление которых предвещает катастрофу и провал в темновековье), «Страх за Германию» (и будет страшно, если под Новый 2015 год в одном только Кёльне около тысячи женщин подверглись нападениям), «Конец Германии» (кстати, наибольшую численность в Германии составляют лица в возрасте 50—54 лет).
«Особенность Европы в том, что европейская элита утратила всякое чувство реальности в экономике. Все началось с экологического перехода, потому что в рамках «зеленых» пакетов принимались меры разрушительные для будущего европейской экономики. Но нечего удивляться тому, что европейцы с такой готовностью идут на санкции столь разрушительные для европейской экономики. Просто европейские власти уже привыкли принимать меры, которые вредят экономике. Они уже приступили к зеленому переходу, а теперь вот переключились на санкции. Поэтому у меня нет никакого рационального объяснения, почему Европа прибегает к подобным мерам. Возможно, это связано с постматериальным поворотом: общество, которое долгое время жило в процветании, отрывается от материальной действительности и сосредотачивается на так называемых постматериальных ценностях. Такое общество уже не замечает тот момент, когда постматериальные ценности начинают подрывать материальную базу, за счет которой живет общество. Мы в Европе уже давно в такой ситуации», — Петр Друляк
