Сегодня это, наверное, самый наболевший вопрос!

Победных реляций у нас с избытком, вот только все уже как-то свыклись с тем, что эпичными сражениями стали многодневные бои за хутор или избушку лесника. И, очевидно, что таковые, если взять масштабы Украины, которую мы взялись денацифицировать и демилитаризировать, могут идти ещё много лет.

Почему?

Для этого есть как объективные причины, так и субъективные.

Конечно, очень хочется увидеть большие наступления, в стиле прорыва обороны немцев в Белоруссии летом 1944 году, или прорыва в Прибалтику осенью того же года, но реальность иная.

Что же мешает сегодня нам проводить стратегические наступления?

Главную проблему можно обозначить как системную.

Главком ВСУ Залужный назвал её «кризисом обороны», в западных источниках её называют «проклятием Первой мировой». Как её назовём мы — не важно! Важно, что это и не «кризис» и не «проклятье». На протяжении года мы вполне успешно решаем наступательные задачи там, где принимается таковое решение. Мы взяли штурмом полтора десятка городов, превращённых в мощные крепости. Причём, взяли не по колено в крови, а с соотношением потерь не меньше чем пять «вэсэушников» за одного нашего бойца! И, не сомневаюсь, в ближайшее время закончим размалывать ещё две «фортэции» ВСУ — Авдеевку и Марьинку. Тем не менее, проблема есть. Точнее, целый узел проблем.

Первая — это серьёзное устаревание военной теории, по которой мы учились воевать до этой войны. За два года СВО пространство войны изменилось радикально. Огромное число положений боевых уставов всех уровней устарело и не соответствует реальности. Более того, сама реальность постоянно изменяется. Самый очевидный пример — использование артиллерии. Сегодня просто невозможно уже увидеть целые поля, заставленные батареями орудий и РСЗО, готовящихся к артподготовке — их просто уничтожат! Так же как и районы сосредоточения войск, готовящихся к наступлению. Там, где раньше, согласно боевым уставам, была безопасная зона, куда противник не мог дотянуться, и где можно было, соблюдая маскировку, готовиться к наступлению, теперь, фактически, линия фронта, которую противник просматривает как свой передний край и по которой наносит высокоточные удары. Современные средства разведки просто ликвидировали понятие скрытного сосредоточения войск в полосе фронта.

Нужны новые боевые уставы, а главное, нужна новая теория и стратегия наступления, которую мы пытаемся найти.

Но, чтобы её найти, необходимо решить другие проблемы. Главная из них — контрбатарейная борьба! Несмотря на все заверения и бодрые доклады, о том, что с ней всё теперь хорошо, она по-прежнему является камнем преткновения. Так, недавние наши активные боевые действия на работинском направлении были, фактически, сорваны противником именно потому, что подавить его артиллерию нам так и не удалось. Наши штурмовые отряды попадали под огонь сразу после начала выдвижения. Украинская (натовская) артиллерия по-прежнему превосходит нашу и по дальности стрельбы и по точности. К тому же, насыщенность украинской обороны РЛС разведки и контрбатарейной борьбы в разы превосходит нашу. Нам необходимо в разы больше дальнобойных высокоточных артиллерийских систем и средств артиллерийской разведки! Компенсировать их отсутствие мы можем только численностью атакующих войск и, соответственно — потерями. Но нужны ли нам такие «мясные штурмы»?

Несмотря на снижение проблемы боеприпасов, до конца она так и не решена! Артиллерия до сих пор не получает боеприпасов столько, сколько определено нормативами наступательных операций. Причём, серьёзно недополучает! Как следствие — неподавленные позиции и «опорники», которые, вместо того, что бы быть взятыми сходу, приходится штурмовать, а значит терять время и давать противнику возможность маневрировать силами и средствами для отражения наших атак.

До сих пор не решена организационно проблема БПЛА. Сегодня они есть почти в каждой роте — но это, в основном, «волонтёрские» коптеры, которые волонтёры покупают и привозят в подразделения, где местные умельцы превращают их в грозное оружие. Но никакой единой службы, занимающейся этим, в войсках нет. Нет ни штатных должностей, ни ВУСов. Доходит до абсурда — промышленность потоком отправляет «коптеры» в войска, но они просто копятся на складах, потому, что их учёт и списание это огромная бюрократическая процедура. Примерно, как если бы артиллерия писала бумаги на списание каждого выпущенного снаряда…

Противник нас превосходит в разведывательных тактических БПЛА. Их у него больше, они лучшего качества и по оптике и по времени нахождения в воздухе, что позволяет ему контролировать нашу полосу фронта на куда большую глубину чем мы. Мы на аналогичную глубину заглянуть, имеющимися у нас на оперативно-тактическом уровне средствами, не можем. И причина всё та же — бюрократическая «закоксованность» получения и использования дронов со складов МО. Военные бюрократы пока не способны осознать, что сегодня «дрон» это такой же «расходник», как ПТУР или снаряд.

До сих пор не решена критическая для любого вида боевых действий проблема РЭБ. В войска потоком идут, как самодельные системы РЭБ, так и промышленные системы, но враг тоже постоянно совершенствует свои средства воздушного нападения, стараясь обойти нашу РЭБ, и пока это ему удаётся. При этом, как и с БПЛА, в войсках нет единого алгоритма его применения, нет единой службы, отвечающей за это применение, как следствие — практически, повсеместная ситуация, когда включённые средства РЭБ давят собственные БПЛА и связь, оставляя войска слепыми и глухими! Необходимо создание таких алгоритмов и оргштатные решения.

Есть проблемы и на поле боя — необходим пересмотр состава и комплектации штурмовых групп из чисто «пехотных» в «универсальные», с привязкой к ним «своей» артиллерии и БПЛА.

Будет неполным, если не сказать и о субъективных проблемах. По-прежнему, одной из главных причин потерь и неудач является враньё, когда некоторые «господа начальники», прикрывая зад, докладывают то, чего в реале нет. Отчитываясь о взятиях позиций противника, которые в реале не взяты, не докладывая об отходе своих подразделений с уже захваченных позиций. А иногда и просто не информируя о своих перемещениях, что приводит к тому, что, появившихся из неоткуда наших же бойцов, принимают за противника и накрывают огнём. Всё это тоже есть, даже спустя уже почти два года войны!

Вот именно поэтому пока преждевременно ждать больших наступлений! Без решения всех этих проблем таковое будет и кровавым и неуспешным!

Конечно, мы и сегодня можем наступать так же, как наступали 80 лет назад, но будет ли это правильным и оправданным? Потому как обратная сторона таких наступлений — огромные потери, которые будут вполне сопоставимы с потерями в операциях Великой Отечественной. Напомню, например, при проведении Прибалтийской стратегической наступательной операции с 14 сентября по 24 ноября 1944 года мы наступали на фронте около 1000 км, против группировки гитлеровцев численностью 570 тысяч человек, имея в строю 1 миллион 546 тысяч — цифры сопоставимые с нынешним украинским фронтом. Наши потери составили 61 тысячу убитых и 218 тысяч раненых. Мы смогли продвинуться на 400 километров — в масштабах Украины дойти до Кременчуга и обойти Харьков. То есть, примерно 35% территории Украины. Готовы ли мы сегодня к потерям такого уровня? Готовы ли мы завершить войну, призвав в армию ещё миллион наших сограждан и потеряв за освобождение Украины 200 тысяч человек убитыми?

Поэтому, не торопимся! Поэтому учимся!

А когда научимся, тогда и начнём!

ИсточникТелеграм
Владислав Шурыгин
Шурыгин Владислав Владиславович (род. 1963) ‑ военный публицист, обозреватель газеты «Завтра», член редколлегии АПН.ру. Постоянный член Изборского клуба. Подробнее...