Часть I. Взлёт по вертикали
Часть II. Проханов и коды воскрешения
Часть III. Смерть и бессмертие
***
Тяга к личному бессмертию, казалось бы, столь естественная для человеческого существа, бессильна начать дело воскресительное, пасхальное. Эта тяга может быть истолкована даже как высшая разновидность «шкурного интереса». Она есть всего лишь квинтэссенция атомистического эгоизма, инстинкт самосохранения, возведённый в степень постчеловеческой метафизики.
Именно на этом строит свою стратегию трансгуманизм. По существу его стратегия рыночная: он разрабатывает те ветви проектности, которые лучше «продаются», которые хорошо «рекламируются». При этом воскрешение предков, особенно отдалённых предков, безусловно, в рынок не слишком вписывается. Гораздо эффектнее и лучше продаётся буквальное физическое бессмертие, вернее его имитация (обновление и омоложение тела за счёт обещаемого невиданного скачка в развитии технологий, крионика с расчётом на то, что несчастные родственники умерших и тяжелобольные страдальцы надеются на воскрешение в счастливом мире будущего и платят большие деньги за замораживание тел и тканей).
Полностью за скобками трансгуманистической философии остаётся фундаментальный императив Фёдорова о преодолении дуальных разрывов социального бытия, воссоединении вокруг общего дела различных народов, города и деревни, общественных классов и т. д. Фёдоровская модель касается сущностных аспектов жизни — он говорит о воссоединении половинок правды, распавшихся, а потому превратившихся в кривды.
Даже уход буддиста в паранирвану, а даоса в обитель бессмертных, как ни крути, оказываются метафизическим эгоизмом. Величайшие русские святые, преподобные Сергий и Серафим, праведный Иоанн Кронштадтский — это соборные «кооператоры духа», а не одиночки индивидуального обожения. Их кредо звучит как «спасись сам, и вокруг тебя спасутся тысячи».
В предыдущей части я кратко останавливался на шести производных кодах Пасхи, имена которых: Победа — Жертва — Возрождение — Неодолимость — Воссоединение — Преображение. Вернёмся вновь к коду-корню, к самой Пасхе в её средоточии, чтобы попытаться увидеть её не в проекциях, а в открытости вверх.
Пасха не дана как голый факт. Пасха — это семя жизни вечной, посеянное в нас Христом. А прорастёт ли оно, зависит в том числе и от нас. Проблема Воскрешения выходит за рамки только индивидуума или группы людей. Этот вопрос связан со всем народом в его совокупности, и даже больше — преодолевает границы любых раздвоений и расколов, обитает там, где эллин и иудей, скиф и варвар, мужчина и женщина, богатый и бедный, «красный» и «белый», не переставая быть собою, не отказываясь от пройденного пути, «строк печальных не смывая», вместе обретают утешение перед Великой Правдой. И эта Правда становится бесконечно значимой для человека, перед её лицом скукоживаются и практически исчезают болезненные и непреодолимые разногласия, даже те, что ранее казались достойными братоубийства и отцеубийства.
Однако главный и последний, как о том сказано в Новом Завете, враг человечества — вовсе не в бедах, катастрофах и конфликтах как таковых, а в самой смертности. Бессмертие как ориентир, по мысли Фёдорова и Проханова, может оказаться ключом к решению всех остальных разногласий и несчастий.
И здесь мы подходим к радикально важному пункту нашего исследования. Человечеству свойственно мечтать о чудесах: о том, чтобы научиться летать без искусственных приспособлений, преодолевать пространство и время, не испытывать нужду и болезни, наконец, избежать смерти.
В Царствии Небесном все и летают, и все бессмертны, и все так или иначе способны к чудотворению (по земным меркам). Однако остаётся загадкой само содержание жизни души в Царствии Небесном. Чем там живут населяющие его существа, чем они заняты, что их влечёт? Без ответа на этот вопрос летающее бессмертие и всевозможные чудеса несколько «подвисают». Кто из нас способен сходу ответить, чем хотел бы заниматься в мире бессмертных ангелов, если он вступит туда в качестве насельника? Или он предполагает там «упокоиться», уйти на бесконечную пенсию с развлечениями, путешествиями или возможностью выспаться как следует? Да простит мне читатель иронию по этому поводу, но вопрос-то не праздный.
Кто-то может ответить: там, в тех селениях, найдутся старшие друзья и учителя, которые нагрузят наши души полезными делами. Но даже если и так, отсутствие ясного представления о том, чем ты мог бы быть занят в бесконечности, ставит под вопрос и саму нашу готовность к бессмертной жизни…
Летающее неумирающее существо, обладающее сверхспособностями, само по себе, без наполнения его сущностным содержанием смахивает на Люцифера… Его бессмертие обусловлено не бесконечностью стоящей перед ним задачи, не положительной перспективой, а беспредельностью мира и времени. Иными словами, оно обусловлено не внутренне, не как выражение собственной истины его бытия, а как нечто внешнее, то есть выступает как фальсификат вечной жизни.
Причина смерти по-настоящему глубоко раскрыта только в христианстве. Один из величайших созерцателей-богословов преподобный Максим Исповедник так истолковывает этот вопрос: истребление смерти как «последнего врага» (1 Кор. 15:26) произойдёт тогда, когда мы уступим Богу самовластное воление, ведь смерть пришла именно через наше самовластие, своеволие. Пионером смертепроходчества явился Христос, Первенец Пасхи, и Он явственно показал, что достигается это именно через Жертву, то есть способность преодолеть до конца собственное «я» во имя высшего начала.
Неслучайно символом Пасхи служит крест, орудие казни, точка пересечения жизни и смерти, место страстно́й муки. Таким образом, воскресительная сила сокрыта в жертве за други своя, за малых собратьев, а не в бесконечном самоомоложении горячо любимого тела. В этом и сказывается несовместимость христианского космизма и трансгуманизма.
Бессмертный, пасхальный человек не утверждает свою плоть в бесконечности, а готов от неё отказаться во имя глубинного отклика на последнюю Тайну Бытия. В Евангелии от Иоанна есть слова, которые относятся Иисусом прежде всего к себе самому: «Пришёл час прославиться Сыну Человеческому. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрёт, то останется одно; а если умрёт, то принесёт много плода. Любящий душу свою погубит её; а ненавидящий душу свою в мире сём сохранит её в жизнь вечную» (Иоанн 12:23—25). Может быть, и необязательно каждому буквально повторять путь попрания смерти смертью; может быть, необязательно умирать на кресте, но путь креста (у каждого он свой) — необходим, его нельзя обойти…
Смерть после грехопадения, как говорят многие святые отцы, связана с недопущением человека вкусить от Древа жизни — ибо тогда человек стал бы бессмертным (то есть вечным) в своём грехе. Фёдоров в свою очередь детально раскрыл такую возможность и показал в своих поздних работах, что человечество, достигнув бессмертия чисто технически, не обеспечив его внутренним преображением, озвереет и осатанеет, деградирует в безумных развратных оргиях и в результате уничтожит друг друга в истребительных войнах…
Не слишком близкий Фёдорову, на первый взгляд, Иван Ильин в книге «Поющее сердце» ужасается такой возможности — бессмертию не преображённого человека, человека грешного, несчастного, неудачного: «…Самодовольная ограниченность, которая собирается не умирать, а заполнить собою все времена. …Что-то вроде фальшивого аккорда, который будет звучать всегда… Или — несмываемое пятно земли и неба…» По сравнению с таким бессмертием, полагает Ильин, смерть тела благостна и благословенна, ибо укроет нас милостиво своим покровом, даст отпуск и предоставит возможность восхождения к новой гармонии.
Возможно ли человечеству переходить в бессмертие, минуя Божие Царство? И невозможно, и не нужно. Переход в бессмертие и есть Царство Божие. Поэтому трансгуманизм и големостроительство, как оно явлено на данный момент в человеческой истории, могут создать лишь видимость, имитацию бессмертия.
Христианский взгляд таков. Смерть дана нам как лекарство от глубинного одиночества, от искуса солипсизмом и эгоцентризмом, отвернувшимся от всего и вся ради очевидной и неустранимой прикованности к своему самообожествлённому «я». Фундаментальное одиночество, жизнь в таком в одиночестве — онтологически и есть смерть. В Книге Бытия формула змия «будете как боги» и формула Творца «смертию умрёшь» указывают нам на две стороны одного явления — человеческого греха.
Смертность, безвозвратный уход в небытие, в беспамятство, в царство забвения связан с патологией воли, с неспособностью понять друг друга, с «нелюбовью» друг к другу, в стремлении стать как боги и замкнуться на себе, своей самодостаточности.
Жизнь в Троице, по её законам, и есть бессмертие. И здесь сокрыта тайна, которую никак не минуешь, на какую бы высоту познания и могущества ты ни поднялся… Тайна эта, насколько её возможно передать словами, в том, что есть свет и сила, которые выше бессмертия, выше самого разделения на жизнь и смерть. Эти свет и сила — в любви, в единосущии, в том бесконечно сокрытом роднике бытия, из которого все мы вышли и которым в своей последней сущности все только и живы. Смысл пасхального кода и всех пасхальных проекций — в поиске и приближении к этой скважине бытия, к очищению этого колодезя, в нашем суетном мире незаметного, заросшего и кажущегося не существующим.
Жить в Троице и по Троице (а в ней нам дан минимальный образ всякого общества, всякой общности), по законам её согласия и понимания, — это приобщение к вечному, где всё воскрешено и взаимодействует в любви и понимании друг друга. Это и есть главный код, краеугольное основание пасхальной цивилизации, о котором мы писали в своей работе по русскому мировоззренческому канону:
«В Троице для нас даётся образ высшего бытия, где мы можем, оставаясь собою, духовно сливаться с подобными себе личностями. Высоким достижением русской философской мысли стало открытие её тайнозрителями этого принципа — интуитивного стремления к человеческой консубстанциальности, как её определили философы и богословы, то есть к единосущию, а переводя на более понятный и предметный язык, — к внутреннему взаимопониманию и взаимоприятию, откровению глубинной любви к иному существу». Другими словами, смысл этого кода в «обоюдном прозрении сущности друг друга в исповедальном сопереживании», в глубинной любви, которая «сорадуется истине».
Бессмертие не окончательная цель, а средство для достижения высшей цели. Бессмертие как идеал очень высоко, но любовь выше бессмертия. Предстаёт ли бессмертие для людей спасением или достижением, даром свыше или плодом подвига, милостью или результатом синергии (соработничества)? На эти вопросы нет окончательного ответа — верно и то, и другое. Вечная жизнь не даётся «на халяву», но и заслужить её с какой-то гарантией от своих заслуг нельзя.
Главное в том, что не тяга к личному бессмертию, а именно любовь сподвигает к общему делу. Любовь к тем и к тому, что не должно исчезнуть, что дорого для нас. В этом свойстве пасхальной цивилизации состоит ответ на подвохи атеизма и материализма, оккультизма и трансгуманизма.
Тезис об исполнении и торжестве любви делает не такими уж и необходимыми способность летать, свободу от нужд и скорбей, способность не умирать, а омолаживаться и оставаться вечно молодым. Гораздо важнее единосущие, то есть внутреннее понимание друг друга, глубинное единство, при том, что самостоятельность и свобода личности от этого не терпят ущерба. Таким образом, единосущие вводит человека в Высший Совет, на предельный уровень общения лиц, где мысль и слово совпадают, и существа становятся прозрачными друг для друга (что обессмыслило бы зло, ведь зло базируется на том, что мысли можно спрятать, затаить, притворяясь не тем, кто ты есть).
Однако любовь по природе деятельна, и она может и должна выражаться в служении делам любви, среди которых сверхвозможности выступают как инструменты их достижения, а содержанием их являются такие дела, как преодоление сил энтропии и гравитации (в широком смысле), чудотворение, то есть обход границ, наложенных законами физики, законами организации пространства и даже времени, умение управлять этими законами, первопроходчество и первооткрывательство, бесконечное познание нового и приспособление этой новизны во благо всех, помощь всем, кто в ней нуждается. Всё это вместе представляет собой своего рода индустрию любви ко всему мирозданию, к космосу, к божьему творению в целом.
Из космистов острее всех переживал эту интуицию Константин Циолковский, считавший, что все атомы мира хотят войти в состояние блаженства высокоорганизованной жизни, и долг человечества — дать космосу такое блаженство, то есть оживить и одухотворить всё мёртвое мироздание.
Безусловно, Царствию Божию у христиан мы найдём немало важных и своеобразных параллелей и в других религиях. К примеру, в исламской мистике это состояние описывается как Малакут — мир воскресения, мир — источник прозрения пророков, где восстанавливаются нетленные первообразы, и человек воссоединяется со своим небесным «двойником».
Пасхальная цивилизация — это сверхзадача, которая связана сегодня с решительной переоценкой смыслов и целей самого существования народа и государства. Идея бессмертия не как пассивно получаемой людьми вечной жизни, а как проекта — чрезвычайно перспективная и многообещающая. Бессмертие для нынешней России — это позитивная утопия, способствующая переходу на новый этап развития цивилизации.
Эта позитивная утопия цивилизации бессмертия способна наполнить Россию великим созидательным светом, вывести её из вялого и унылого состояния; направить энергию и ресурсы на святое дело, а не на приземлённые, скучные дела, которые своей мелкомасштабностью способствуют энтропии и деградации, коррупции и цинизму.
Рывки в направлении бессмертия, даже если они не решат фундаментально задачу преодоления человеческой смертности, породят новый тип цивилизации: с упором на здоровье, долголетие, творческую активность человека, а главное — на формирование его целеполагания совсем не в таком убогом виде, как это происходит сегодня.
Ни проект массового долголетия, ни проект омолаживания не обретут смысла, если в их основе не будут лежать творческая активность и служение другим. Массы вечно юных потребителей попросту не нужны никакой системе — ни капитализму, ни социализму, ни религиозному фундаментализму. Хомо экономикусы или консьюмеры, а тем более цифровые зомби, никогда не породят прорыв в будущее. Ибо они суть не прорыв, а прорва — позорный для имени человека провал в безвременье, в антивечность.
Если трансгуманисты де-факто предлагают продавать богатым людям, избранному меньшинству, билеты в будущее с относительно благополучным существованием в приятном климате, с условиями и медициной, кардинально увеличивающими продолжительность жизни, и расширенной «зоной юности», то проект пасхальной цивилизации обусловливает активность долгожителей их служением, решением ими важных жизненных задач, непрерывным накоплением знаний и опыта, пропущенных через призму сердечного разума. Не гонка за информацией и социальным признанием, а неспешное, вдумчивое созерцание и открытие новых горизонтов, раздвигание этих горизонтов на порядок.
По всем имеющимся выкладкам сегодня, в первой половине XXI века, в таком укладе на первом плане окажется несколько главных направлений.
1. Биотехнологии и генетика. Идут споры о том, насколько людьми используются потенциалы их мозга и организма. Но, так или иначе, и мозг, и организм в целом обладают большими скрытыми резервами. Кроме того, за счёт биомедицинских технологий эти резервы могут быть не только активированы, но и увеличены по своему КПД. Что касается генной инженерии, она может оказаться незаменимым инструментом создания антропотипа, пригодного для решения новых задач (полёты в дальний космос, устойчивость перед редкими типами излучения, способность продолжительное время жить в необычных средах, таких, как высокое или низкое атмосферное давление, резко отличный от земного климат, иной состав газов в воздухе, дно океана, шахты глубоко под землёй и т. д.). В идеале перед биотехнологами стоит задача развития универсальности человека, возможностей его быстрой перестройки под новую среду и новые обстоятельства — человека везде выживающего, всеядного, адаптивно-адаптирующегося по отношению к различным условиям бытия.
При этом идею переноса человеческого сознания на цифровые носители имеет смысл отбросить сразу как шизофреническую фантазию западных айтишников. На носители можно перенести не сознание, а модель сознания, то есть его имитацию; путать бессмертие и библиотеку моделей ушедших сознаний — либо глупость, либо сознательный обман.
2. Там, где биотехнологии не могут преодолеть барьер природы, нас выручит взлёт робототехники и беспилотных технологий, когда всё наиболее опасное и рутинное возьмут на себя наши помощники.
3. В предполагаемом новом укладе будут внедрены атомная энергетика нового типа, а также другие типы энергетики — мы исторически приближаемся к получению фактически бесконечного источника даровой возобновляемой энергии. Эти инновации заложат базу нового типа цивилизации, в котором капитализм отомрёт. На смену ему придут новые формы, придут и новые проблемы, часть которых предвидели великие фантасты XX века. Инфономика и нейрономика станут новыми моделями регуляции социальной жизни и производства. Для человека XIX века происходящее в будущем могло бы показаться коммунизмом (с точки зрения развития уровня производительных сил), но это будет не коммунизм, а общество, в котором противоречия воспроизведут себя на другом уровне — не базовых материальных потребностей, а потребностей более высокого порядка.
4. Однако и это предвидели космисты — произойдёт перенаправление внимания и воли человечества, воюющего сегодня между собой за ресурсы, на совместную добычу ресурсов вовне, на совместное освоение пространства, времени и новых законов природы. Произойдёт включение других планет и небесных тел в хозяйство пасхальной цивилизации. На земле будет осуществлено углублённое изучение океана, недр, в том числе ядра Земли. Затем начнётся и освоение дальнего космического пространства; сбудутся многие мечтания наших фантастов.
5. Никакого отбрасывания предыдущих стадий развития человечества не произойдёт, напротив, осуществится их интеграция в новом интеллектуальном, нравственном и эстетическом укладе. Пасхальная цивилизация — это собор времён, возрождающий научную фантастику как культуру моделирования далёких сценариев развития, религиозный мистицизм высокого накала (как мощнейшую культуру психической саморегуляции и подпитки из внутренних духовных резервов человека), эстетику соединения авангарда и традиционализма (предполагающую не размывание, а укрепление и усиление имеющегося цивилизационного стержня, развитие и заострение цивилизационных кодов), создание новых жанров и синтетических видов искусства, сближающего его с высокой творческой практикой в исследовательской науке, в новейших технологиях, в передовом производстве, в первопроходчестве во всех сферах, но в то же время и с литургией, каноническим искусством и ритуалом, с великими стилями прошлого.
6. В пасхальной цивилизации произойдёт культивирование слоя творческих людей; станет модным и вдохновляющим образ первооткрывателя и первопроходца, изобретателя и мечтателя, готовящего прорыв, подобно тому, как школьный учитель Циолковский в дореволюционной Калуге запускал макеты ракет. КПД сознания будет расти не только на индивидуальном, но и на общенародном уровне.
Человеку нужно время для творческого разгона. Вот зачем понадобится долголетие и неувядаемое здоровье в земной цивилизации. Открыть сверхспособности, изучить имеющиеся практики и опыт, научиться преодолевать мелочность и суетность, столь свойственные короткой высокоскоростной жизни эпохи модерна, — вот в чём вертикальный выход пасхальной цивилизации. Главная же сверхспособность человека — это понимание иного и чужого бытия, взаимопонимание, которое сделает бессмысленным состязание тщеславий и гордынь, конкуренцию несовместимых моделей…
Такая цивилизация, по мысли Фёдорова, может изменить участь человечества, сменить гнев Божий на Его милость, отменить или надолго отложить апокалипсис. Эта цивилизация станет лидером человечества, где сбудутся и мечта Фёдорова, и мечта Проханова о сближении учёных монахов и великих изобретателей, Оптиной пустыни и Обнинска, произойдёт Соборное Единение бескорыстных творцов. Это мечта о рождении Всечеловеческого Разума, где высший заряд служения, индустрия любви увлекает всех, и масса равняется не на тихоходов, а на подлинных флагманов духа и знания.
Идея пасхальной цивилизации — это резкий духовно-политический рывок. Нам потребно не утопить политику в елейных разговорах о нравственности и духовности, а направить её в конкретное духовное русло, придав ей импульс такой силы и такой сверхзадачи, которого хватило бы на тысячелетия не только одному государству-цивилизации, а всему человечеству.
Пасхальная цивилизация, строящая бессмертие для всех (а за бессмертием, как я подчёркивал выше, маячит и нечто более важное — глубинное единство рода человеческого), — это преобразовательная идея посильнее утопий Бэкона и Фурье, «Капитала» Маркса, не говоря уже про дегенеративно-паразитарные идеи Римского клуба и Давосского форума.
И самое главное — пророки этой новой веры у России есть, Россия их уже породила и подарила миру. Курс на бессмертие, на завоевание вечной жизни — не пустая риторическая форма, а выстраданный язык, на котором можно и нужно говорить и с небом, и с землёй.
По моему глубокому убеждению, именно этого ждёт от нас та самая, выражаясь словами Проханова, «Россия небесная, предвечная, божественная, изначальная, питающая своим Фаворским светом Россию земную», видения которой вдохновляли наших святых и прозорливцев во все времена.
Мы должны искать поддержки этому начинанию не на Западе и не на Востоке, а там, наверху. А Запад и Восток со временем придут к нам, подтянутся, не смогут уклониться от «общего дела», уверенно и дерзновенно прокладывающего себе путь в истории.
