— Один из спикеров на форуме сказал, что экономике сначала нужно поставить диагноз, а потом уже приступать к лечению. Так тяжело больна наша экономика?
— Мы больны, но важно отношение к болезни. Есть четыре категории отношения к здоровью у человека, общества, организаций. Первая — пациенты. И очень многие россияне именно так и определяют нашу экономику. Вторая категория — больные, которые ни во что не верят и не хотят лечиться. Третья — выздоравливающие, четвертая — здоровые. Мы считаем, что первых двух категорий у нас быть не должно. Нужно считать себя или выздоравливающими, или здоровыми. Это меняет сам фокус понимания, психологическую настроенность. И увеличивает долю в пользу здоровых. Есть такая закономерность: в любой популяции всегда есть человек, который считает себя самым больным и слабым. Но среди этих людей всегда имеется тот, кто по объективным показателям на порядок слабее, но таковым себя не считает. Так что ситуация во многом зависит от нашего отношения, измените его — и поймете, что наши проблемы могут стать источниками роста. Форум как раз направлен на оздоровление. Многие проклинают нашу кредитно-денежную систему, но у нас не должно быть проклятий. Нужно просто выработать стратегии поведения, которые будут жизнеспособны.
— Какие же проблемы могут стать источниками роста?
— Любые. Скажем, высокая доля износа оборудования должна способствовать тому, чтобы делать новое оборудование. А если еще не совсем износилось, то надо его загрузить. Если нет денег, то нужно достать больше денег. Если не умеем предотвращать инфляционные процессы, то надо этому научиться. Находятся и альтернативные решения. На них мы делаем акцент.
— Можно долго называть себя оптимистом и верить в лучшее, но на падение реальных доходов населения это не влияет…
— Оптимист — это не эйфоричный сумасшедший. Да, реальные доходы упали на 10%, еще четыре года назад снизились инвестиции. Учитывая четырехлетний лаг, после которого от инвестиций может быть эффект, если вложений нет сейчас, то роста не будет до 2020 года. Но, понимая эти закономерности, нужно вырабатывать новые решения. Сегодняшняя модель экономики вредна, она устарела и создает для нас массу трудностей.
— Вы говорите об отказе от сырьевой модели?
— Мы не можем отказаться от сырьевой экономики в глобальном смысле. Потому что экспорт сырья и поставки на внутренний рынок были и еще десятилетия будут существенной основой нашего роста. Но диверсификация, то есть увеличение числа производств, в которых добавочная стоимость выше, — это очевидный тренд. Дело еще в том, какие именно ресурсы имеющаяся экономическая модель развивает. Мы понимаем, что сейчас она ориентирована на экспорт и его увеличение. Все за рубеж — оттуда приходят доллары, и тогда у нас есть рубли. Одновременно мы пытаемся бороться с одним «таргетом» — инфляцией. Хотя у квадрата экономической политики четыре угла — платежный баланс, дефицит бюджета, безработица и инфляция. Но все внимание достается последней, причем ее появление объясняется одной причиной. Доказано, что как увеличение денежной массы, так ее уменьшение могут приводить к инфляции. Причины могут быть совершенно немонетарными. Поэтому, если говорить кратко, изменение экономической модели должно происходить в пользу роста. Никто не хочет болтаться в стагфляционной ловушке. А мы в ней оказались.
— Есть мнение, что в подобном состоянии застоя страна может находиться довольно долгий срок. Дрейфовать на дне, которое все нащупывают министры.
— Да, на дне можно долго существовать и обнаруживать его новые глубины. Но я считаю, что есть позитивные модельные и институциональные решения, которые позволят достичь роста в 3-6%.
— Вы имеете в виду отказ от так называемого либерального экономического курса?
— Термин «либеральный» уже замылен и не совсем точно говорит о сути дела. Речь идет о комплексе решений. Базовый уровень — наращивание экономического суверенитета. Мы теряем очень много финансовых ресурсов, объем ежегодно составляет примерно $100-150 млн. Серьезная потеря для бюджета, которую в некоторой степени можно назвать данью, в том числе и в отношении отдельных отечественных собственников и игроков. Вопрос в том, какой должна быть позиция государства. Опять же у нас продолжается дискуссия о национализации и приватизации. Но что дает приватизация, какой объем доходов она принесет? Отдельный вопрос — бюджетная политика. Мы когда-то обратим внимание на то, что именно развитие сфер здравоохранения, образования и науки обеспечивает стране долгосрочную конкурентоспособность и благосостояние? Ведь у нас показатели бюджета в этих областях очень древние, фактически допотопные, потому что мы именно на них экономим и их недофинансируем. То есть структура российского бюджета несовременна. Еще одна проблема — отношения центра и регионов, асимметрия в распределении расходов.
Важный вопрос — это эмиссия денежной массы. Его часто профанируют, звучит так, будто кто-то хочет напечатать лишние два или 5 трлн рублей. Но дело в том, чтобы дать разгон инвестиционным проектам развития. Я назвал определяющие черты модели, но к ней нельзя лепить ярлык «старая» или «новая». Потому что адаптация идет в практической жизни. Мы должны понимать, что сегодня между государством и бизнесом даже не сложились форматы обмена информацией. На прямую линию с президентом было послано 3 млн вопросов, потребовались бы годы, чтобы ответить каждому. Вопрос в том, где государственная машина, которая должна этим заниматься. У нас миллионы нормативных актов, которые обрушиваются на бизнес и общество, и понимание их минимально. Так что круг задач большой, и решать его нужно на основе некой идеологии, парадигмы действий.
— То есть сначала вы предлагаете определиться с идеологией?
— Идеология — это просто технический термин. Можно пустить все на самотек, что ошибочно называют либеральной или рыночной идеологией. А можно заниматься созданием условий для проектного развития. Существует всего пять поколений системного управления. На начальном уровне все как бы делается само. На втором уровне мы можем считать доходы и расходы. На этой стадии находятся бюджетная и прочая политика России. На третьем уровне появляется способность управлять отдельными проектами — национальными, отраслевыми или межрегиональными. Какой-то один проект мы можем осуществить, например, Олимпиаду организовать и провести, но до остального руки не доходят. Успешных проектов, наверное, штук десять, и все они были выполнены с помощью ручного управления. Четвертый уровень подразумевает способность управлять системами проектов, для этого требуются иная философия и иные стандарты. На пятом уровне уже нужно управлять потенциалами развития, то есть развитием науки, образования и так далее.
— Как заниматься развитием, если зарубежные инвесторы отказываются от финансирования проектов в такой нестабильной стране?
— Среди зарубежных инвесторов на самом деле большая доля наших соотечественников, которые приходят анонимно из офшоров. К тому же мир разнообразен, есть и Запад, и Восток, и Юг, и для каждого инвестора требуется специфический инвестиционный климат. В мировой экономике есть гиперконкуренция, то есть крупные игроки могут наложить санкции и блокировать денежные потоки, сделать вас «нерукопожатным». Но почему мы не можем сами обеспечить целевой эмиссией инвестиционные процессы? Ведь основные инвестиции в развитых экономиках обеспечиваются средствами населения. Это пенсионные и страховые фонды. Поэтому клише об иностранных инвестициях упрощает картину. Может, сначала что-то надо в нашей консерватории поправить? Какой инвестор придет в страну, которая не может наладить свои внутренние процессы?!
— К слову о санкциях — как вы в данный момент оцениваете их влияние на экономику?
— Мы в любом случае не изолированы от мировой экономики, такое состояние для нас не наступит. Санкции не всеобщие, а избирательные, они неравномерно ударяют по разным областям и компаниям. Это селективные меры, которые призваны создать для нас стрессовую ситуацию, чтобы мы не знали, как развиваться дальше. Все интересное начнется лет через 10-15, и если мы сейчас не выработаем свою стратегию, то потеряем время. Время — это самый дорогой ресурс. Технологии в мире сейчас развиваются с удивительной скоростью. А мы продолжаем прозябать со своей немного глупой позицией «авось, небось, как-нибудь». В импортозамещении у нас есть отдельные успехи, но просто все переводить на эти рельсы — тоже глупость. Нужно включаться в глобальные технологические цепочки, выбирать, где мы можем быть лидером, а где будем на вторых ролях. Но в целом влияние санкций на спад в нашей экономике не надо преувеличивать. Они дали порядка 1% падения. Больший ущерб нанесло прекращение инвестиций государственными корпорациями четыре года назад, плоды чего мы пожинаем сейчас. Поскольку в 2012 году инвестиции упали, из-за лага в четыре года мы сейчас получаем спад. Если мы не увеличим инвестиции сейчас, то не получим роста и к 2021 году.
Источник
Александр Агеев
