России придется прорываться в будущее
Георгий Малинецкий
Профессор, доктор физико-математических наук, заведующий отделом моделирования нелинейных процессов Института прикладной математики им. М.В. Келдыша РАН Георгий Геннадьевич Малинецкий — человек с аналитическим складом ума и четким представлением о будущем. Ему так положено, ведь собеседник Школы «Репное» — вице-президент Нанотехнологического общества России, действительный член Академии военных наук, член Экспертного совета МЧС России и Экспертного совета Военно-промышленной комиссии РФ, которая решает, какое оружие создавать и какое закупать. Другие проекты с активным участием Георгия Геннадьевича направлены на популяризацию науки и развитие системы образования, не выдерживающей сегодня никакой критики. Однако именно качественное образование, по мнению Малинецкого, и приведет Россию в будущее — нужно лишь оказать поддержку талантам и воспитывать в себе самих идеалы равенства и гуманизма.
«НАМ НУЖНА НОВАЯ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ»
— В своих выступлениях вы говорите, что наш путь — высокие технологии, сильная наука. Как совершить этот прорыв, что нужно сделать сейчас?
— Все может произойти очень быстро, для этого у нас должно быть жесткое образование, высокая планка в средней школе и в высшей школе. Мы имеем массу людей с дипломами, которые не являются специалистами, массу школьников, которые не знают азов. Я преподаю в Бауманском университете и в Университете дружбы народов, в этом семестре мне пришлось по ходу лекции спросить у студентов первого года магистратуры: какая формула геометрической прогрессии — суммы N членов? Не знают, а это девятый класс. Понятно, говорю… Давайте выведем. И мне староста отвечает: не надо, мы вам поверим. Это означает, что у людей нет ощущения ценности того, что они что-то знают, что-то понимают. Если мы хотим отстроить страну, нам нужно резко поднять стандарты образования. Рассмотрим, как принимают на работу на производство в японской электронике. Вы окончили Токийский университет и приходите в компанию Mitsubishi. Они начинают с того, что экзаменуют вас по той профессии, которую вы получили. Вы специалист по физике твердого тела — вас спрашивают по физике твердого тела. Это совсем не значит, что вы будете работать в этом направлении. Но они понимают, что вы освоили, какой путь вы прошли, что вы можете, какая ваша креативность, какой ваш интеллект. Если мы хотим рвануть вперед, нам нужно ровно это.
Приведу парадоксальный пример. По физике нобелевских лауреатов много, но во всем мире выдающимся считается Лев Давидович Ландау. Почему? Он издал 9-томный курс теоретической физики и задал планку молодым. Каждый желающий, неважно, какое у него образование, мог прийти и сдать ему его книжку. Это очень сложно, у некоторых людей подготовка к такому экзамену занимала много лет. Но есть и те, которым требовалось несколько месяцев. Если человек сдавал курс, то Ландау находил ему место в академическом институте, чтобы он занимался теоретической физикой. Пробовали многие, всего теоретический минимум Ландау сдали 43 человека. Но эти 43 человека — это, по крайней мере, треть советской физики.
— Закон Парето в действии. Но поднятие планки в сочетании с сокращением бюджетных мест даст на выходе еще меньше ученых.
— В самых дорогих американских университетах примерно половина людей учится бесплатно. Есть фонды, есть гранты, у них считается, что талант и способности — это бонус. Но мы же Россия, у нас наоборот: кому много дано, с того многое спрашивается. Наша проблема — не умы, а души. Нам очень нужны взрослые, зрелые люди, которые готовы брать на себя ответственность, отвечать за свои слова. Когда приходя к врачу, мы будем понимать, что этот специалист действительно поможет, это резко изменит ситуацию в обществе. И пусть их будет немного! Когда выпускнику объясняют, что он кончил вуз, но ничего не знает, что он никакой не специалист и не может претендовать на должность с выполнением ответственных обязанностей, это очень грустно для этого человека, для этого вуза, но другого варианта нет. Возьмем наболевшее — врачей, и посмотрим, как жестко поступают с ними в чудесной, достаточно развитой либеральной стране Австралия. Чтобы получить минимальную специальность врача, надо пройти очень серьезный экзамен. Например, по терапии это 10 томов по 1000 страниц каждый, причем тома обновляются каждые полгода. Появляются новые лекарства, средства — вы их должны сдавать каждые два года. Если вы прошли экзамен, то имеете право претендовать на более высокую должность — работа высокооплачиваемая. Если вы не прошли экзамен, вам дают еще шанс. А если второй раз не сдал — опускают ниже. И так далее. Именно это позволяет поддерживать тонус.
— В нашей системе высшего медицинского образования понижений не предусмотрено?
— Это загадочная вещь. Я беседовал с одним из классиков, который ведает кафедрой в 3-ем медицинском институте, ученый мирового уровня, масса золотых медалей на международных выставках, ну как, говорю, у вас кафедра-то? — У нас сильная, каждый год человека три учатся. — А остальные? — А остальные будут торговать медицинскими препаратами… Хорошо, может, что-то не сложилось в медицинском бизнесе и пришлось идти работать врачом, я прихожу на прием — как мне узнать, это врач или не врач? Мы долго пытались решить эту проблему и поняли, что только татуировка на лоб: это врач. Как заметил министр науки гайдаровского правительства Б. Салтыков, «в России так же трудно уничтожить науку, как ее создать». Беда и счастье наше в том, что у нас очень талантливые люди. Мы можем этого человека не продвинуть, но возникнет другой талант — он пробьется.
— Сколько времени нам потребуется, чтобы выйти на среднемировой образовательный уровень?
— Нас не устраивает средний уровень, нам нужно обгонять и догонять. Нам нужен прорыв! Посмотрим на наши исторические сроки. 1945-й год — стране срочно нужны молодые специалисты в области ядерной физики. Гигантская отрасль создается с риском для жизни, потому что квалифицированные самоотверженные люди многого не знают в этой сфере. Что делает Советский Союз? Мы готовы взять любого выпускника из любого вуза, если он отличник, и за полгода доведем его до того уровня, когда он сможет работать в отрасли. Люди работали круглые сутки, и в результате за считанные годы была сделана фантастическая вещь. Речь не шла о том, чтобы догнать — речь шла о том, чтобы перегнать.
— Хорошо, но 1945-й год — это экстремальная ситуация. Люди в экстремальной ситуации все-таки мобилизуются. Последние 10-15 лет были благополучными. Как расшевелить муравейник, где в общем-то отвыкли напрягаться?
— Заставит жизнь, уже начала. Я был в Крыму сразу после его присоединения к России. На тот момент люди были готовы штурмовать небеса. Я говорю, у вас же нехватки, у вас недостатки, непродуманные решения администрации (поскольку быстро рубль сменил гривну, многие бизнесмены оказались в тяжелом положении). А они отвечают: вы не понимаете, что за счастье жить в России. Мы готовы были к тому, что у нас не будет воды, электричества, тепла. Нам просто слишком легко все далось. Сейчас мир идет к войне. Когда мир приближается к войне, возникает серьезность и ответственность за порученное дело. Более того, безделье кончилось. По данным за благополучный 2013-й год, Россия закупала всего за рубежом на 300 млрд $. Это бюджет гигантской страны. Мы до 1990 года были машиностроительной сверхдержавой, делали превосходные станки с числовым программным управлением (более 70 тысяч), из которых более половины шла на экспорт. Сейчас мы делаем меньше 3 тысяч. Так вот, первая самая большая статья в списке закупок — это станки и транспортные машины — 150 млрд $. Нам нужна новая индустриализация, которая сократит сегодняшние закупки. Второе, мы были химической сверхдержавой — это большая химия, фармацевтика, органический синтез и так далее. Мы покупали в 2013 году синтетического каучука и продукции химической промышленности на 48 млрд $. Сегодня беседуем в Воронеже — это роскошная земля, здесь все растет, но в 2014 году страна покупала продовольствия более чем на 40 млрд $. И сейчас возникает вызов. Когда разработчики атомного оружия делали первую бомбу, легендой прикрытия было то, что делается «Реактивный двигатель Сталина» (и поэтому атомную бомбу называли «РДС-1»). Но они расшифровывали иначе: «Россия Делает Сама». Сейчас очень многое зависит от того, сумеет ли Россия снова делать сама.
— Почему стратегия «Россия-2030» сейчас такая запретная тема в широких масс-медиа?
— Потому что это очень грустная тема, нас вели по колониальному пути в течение более 20 лет. Стратегия оказалась ошибочной: провалились образование, наука, промышленность. Давайте почитаем Гайдара и других младореформаторов: предполагалось, что нас прокормит сырьевая игла, даже перерабатывать ничего не надо. И многие специалисты Высшей школы экономики и Минэкономразвития до сих пор думают так же. Но мы не Саудовская Аравия. Мы не являемся лидерами в сырьевой сфере. Наш вклад в мировой энергетический бюджет, имея в виду нефть, — это 13%. Мы не можем даже пошевелить цену на нефть, зато у нас есть свои угрозы. Как вы видите, у нас проблема с «Южным потоком», до недавнего времени нам не разрешали загрузить «Северный поток», он работал только на половину мощности, у нас очень непростая ситуация. И поэтому, в этой непростой ситуации, надо из своей точки А наметить точку Б — вот наша цель, мы хотим в ней оказаться и мы к ней идем. Так делают США, Китай, Индия, Европейское сообщество. А у нас левая рука не только не знает, что делает правая, она делает противоположное. Это управленческий хаос.
«АКАДЕМИКИ, ВРАЧИ И ДВОРНИКИ ДОЛЖНЫ БЫТЬ КАЖДЫЙ НА СВОЕМ МЕСТЕ»
— Возьмем простой пример: Российскую академию наук ликвидируют.
— Ну как «ликвидируют», это все же слияние трех академий.
— Нет, это именно ликвидация! К сожалению, в России не знают об этом. Идея Андрея Александровича Фурсенко (бывшего министра образования, а ныне советника Путина по науке и образованию) сделать из Академии клуб ученых реализовалась. То, что мы сейчас называем РАН — это клуб членов-корреспондентов и академиков, на который возложена экспертиза всех принимаемых государственных решений. Казалось бы, с одной стороны, это очень здорово,. Но с другой стороны, любая серьезная экспертиза требует исследований — для них нужны институты. А 1007 институтов трех академий взяли и передали в странную организацию ФАНО (Федеральное агентство научных организаций). Вы говорили о слиянии. Коньяк прекрасный напиток и пиво хороший напиток. Но если смешать пиво с коньяком, то нравится не всем. Почему ошибочна мысль о слиянии медицинской науки с другими? Медицина нужна уже сегодня, чтобы лечить людей, это важная прикладная наука, а то, что делала РАН, будет востребовано через 20-30 лет.
— То есть вы считаете, что управлять академиями надо было дифференцированно?
— Безусловно, нужно ставить перед ними задачи. Вот когда нужен был космос, приезжал министр или президент Академии наук и говорил: «Ваш институт берется за это?» Было понятно, что именно требуется, институт брался или не брался. Сейчас же все распалось на артели, у одного один грантик, у другого другой грантик, у третьего третий. Заметьте, какие у нас критерии развития науки. Слушаю госпожу Огородову, заместителя министра образования и науки: три критерия, первый — сколько денег тратится. Конечно, тратится недостаточно, ну неважно. Второе — средняя зарплата ученого по отношению к средней зарплате по региону. Она должна быть вдвое выше — это указание Правительства. Но поскольку денег на это не дано… Президент говорил о научных сотрудниках, но ничего не говорил о научных работниках! Как любят шутить мусульмане, Аллах запрещал пить вино, но он ничего не говорил про водку. Здесь ровно та же ситуация. И мы думаем, кого же из сотрудников перевести в работники… И третий критерий — это объем цитирования в международных научных сетях. Нам нужно, чтобы ракеты летали, чтобы мы могли читать геном, нам нужны конкретные вещи, чтобы мы открытия делали, нам нужно прорываться в Будущее! А министры нам про цитируемость…
— Недостаточно глобальные цели?
— Нет никаких целей! В этом вся трагедия, конкретики не хватает. Возьмем медицину. Поскольку XXI век — век человека, каждая 3-я научная работа сейчас выполняется в области медицины. Здесь сделано много удивительных прорывов. Естественно, это то, что можно и нужно делать, тем более когда Россия по уровню здравоохранения находится на 124-м месте, а по средней ожидаемой продолжительности жизни — на 130-м. Но Правительство затеяло реформу здравоохранения, которая его не улучшила, а ухудшила.
— Может, какая зарплата у врача, такое и здравоохранение?
— Как говорил Гумилев, когда общество нормальное — будь тем, кем ты должен быть. Сейчас от преподавателя требуют справку из психоневродиспансера. Как взять справку? Приходим к врачу, платим 558 рублей и получаем справку. А должна быть нормальная, настоящая медицина. Большие деньги уходят, например, на медицинское образование. Я беседовал с воронежскими коллегами, в группе не более 10% идут действительно работать врачами. Остальные идут в околомедицинскую сферу. А уж если человек хочет идти во врачи, он вынужден не деньги зарабатывать, а много учиться, его кормят родители лет до 30-ти. Как можно платить врачу 10 тысяч рублей? Это даже не прожиточный минимум, на что же мы рассчитываем? Не надо себя обманывать. Зарплата ректора университета одного из московских вузов — полтора миллиона. Его ассистент получает 15 тысяч рублей — разница в 100 раз. Сейчас, по данным социологических опросов, 93% граждан РФ полагают, что они не оказывают никакого влияния на принимаемые государственные решения. А значит, не несут за них никакой ответственности. Последние исследования показали, что 38% граждан РФ готовы использовать самые жесткие меры в борьбе с коррупцией. А 34% полагают, что надо расстреливать коррупционеров.
— Они полагают, но они же не решают. Поэтому одновременно готовы расстреливать коррупционеров и доплачивать врачам.
— А вы знаете, здесь ситуация простая. Если мы будем находиться в двух лодках, одна олигархическая а другая как бы народ, то у нас нет никаких шансов. Если мы в одной лодке, то появляется шанс. Для нашей цивилизации важна справедливость.
— А они там не поубивают друг друга в одной лодке?
— Другого пути нет, потому что если мы в разных лодках, то они и плывут в разные стороны. Часть нашего олигархата полагала, что они почти мировая элита, они почти Запад. Они Достоевского не читали и не понимают, что они всегда будут «подай-принеси». Деньги ничего не значат, на Западе хватает денег. Они не понимают, что как только возникнет малейшее обострение, с ними поступят как с Остапом Бендером на румынской границе, так что у них останется только орден Золотого Тельца. Сколько раз можно наступать на одни грабли? Ведь уже все показано. У вас были сбережения на Кипре, но деньги-то отобрали, никаких компенсаций. Российское правительство развело руками: ну да, ребята, бывает, но не защитило оно вас. Вы олигарх, вы опора строя — но вас не защитили! Как президент хорошо сформулировал идею национализации элиты, «деньги, жены и любовницы должны быть в России». В Лондоне есть чудесные магазины только для русских, потому что англичане не могут платить по таким ценам… Если мы хотим, чтобы у наших детей и внуков было будущее, нам придется много работать, мало получать и вернуться к представлениям о справедливости. Другого пути в будущее у нас нет. Дворник в моем дворе получает больше, чем профессор. Для чего нам нужны гастарбайтеры? У нас что, нет своих людей? В чем проблема наша?
— Может, в том, что наши не хотят мести улицы?
— Это означает привычку к легким незаработанным деньгам. Время легких денег кончится очень быстро. Мы поймем, что врачу надо платить не 10 тысяч, а если мы платим профессору меньше, чем мерчендайзеру, то он будет работать на восьми работах, и результаты будут соответствующие. Нормально, когда общество возвращается к гумилевскому императиву «будь тем, кем ты должен быть». Когда и врачи, и дворники — все на своих местах.
XXI-Й — ВЕК ЧЕЛОВЕКА
— Возврат к некоторым моментам советской эпохи, в том числе наращивание оборонного комплекса, гонка вооружений — это мы становимся теми, кем должны быть?
— Если мы говорим о стране, то наша страна в отчаянном положении. Выше я упоминал, что на 300 млрд $ Россия закупала оборудование. От 80 до 95% боевых возможностей оружия связано с микроэлектроникой. Казалось бы, в этой ситуации мы не можем не иметь микроэлектроники — настоящей, своей, качественной. И мы сделаем ее — государь, прикажи! Мы это можем! Я был на предприятии «Ангстрем» в Зеленограде — и смех и грех. Это ведущий российский разработчик и производитель микроэлектроники, они за счастье сочли, когда им доверили делать карточку для входа в метро, когда им доверили делать банковскую карточку. Спрашиваю: коллеги, вот у меня мобильный телефон — вы такой готовы сделать? Не надо лучше, такой! Да, готовы, но он будет больше, чем три посылочных ящика.
— И как общество, прикормленное айфонами, примет такой продукт?
— А это ключевой вопрос. Мы вообще хотим летать без помех? Чтобы самолеты не падали, чтобы управление не перехватывали в полете? Все, что связано с безопасностью жизнедеятельности, должно быть свое. У нас есть, например, система Windows. В системе Windows, по нашим оценкам, 50 тысяч уязвимостей. Разведка использует полторы тысячи уязвимостей. Поэтому, как только вы находитесь в сети Windows, читайте Эдварда Сноудена. Много лет выделяли деньги и докладывали, что у нас есть своя операционная система.
— Разве есть?
— Для этого и нужна государственная власть — выяснить, а так это или не так, и как на самом деле. Вот мы с вами этого не знаем. Депутаты шумят, регулярно выделяются следующие деньги, но никто не знает, все же есть или нет. Разрыв между уровнем Запада и нашим в 80-е сокращался, а сейчас все остановлено, он начал нарастать. Давайте мы, рядовые избиратели, зададим слугам народа прямой вопрос, который я задавал в Зеленограде: а почему же у нас нет электроники? Мир идет идет вперед, а мы рассуждаем — можно ли, нужно ли… Со взрослым человеком можно говорить конкретно: вы берете на себя ответственность? Если вы это сделали, мы вас награждаем, хвалим и продвигаем вперед. Если вы не справились — у вас не получилось, так доверьте это делать тем, кто может. Когда Сергей Павлович Королев, создатель наших космических систем, обратился за помощью к коллегам в авиационное конструкторское бюро (потому что создавать космос на основе авиации было бы гораздо проще), ему объяснили, что он авантюрист, что ничего не сложится. Ему никто не помог. Но он-то пробился! Как я понимаю, школа «Репное» пытается найти таких людей. Поэтому, я думаю, что у нас будут и Королевы, и Курчатовы. У нас есть шанс.
— Каким будет распределение физиков и лириков в новой российской цивилизации, место инженеров среди гуманитариев в шестом технологическом укладе?
— XX век — век науки, ученых, век физики, химии, математики. Ядерное оружие делали ученые мирового уровня. Оборонный комплекс наш и американский ковали нобелевские лауреаты — там Эйнштейн, Ферми и Фейнман, у нас Ландау, Тамм, Гинзбург, в Германии это Гейзенберг. Сейчас оружия создано столько, что мы можем уничтожить человечество полторы тысячи раз. Поэтому XXI век — это век человека. С ним связаны основные вызовы и возможности, здесь та ситуация, когда один в поле воин. Вы высказываете некую мысль, парадоксальную идею, предлагаете новый курс, и это может изменить мир! В частности, один американский коллега прочел курс искусственного интеллекта и бесплатно выложил его в сеть. Каждый человек, который хочет получить этот курс вместе с учебными пособиями в электронном виде, просто должен зарегистрироваться. На него записалось 160 тысяч человек. Потом часть этих людей сказали, что хотят сдать этот курс, чтобы получить бумажку, а это уже платно. Вдумайтесь: один человек, у которого 160 тысяч последователей по всему миру, может изменить целую область! Это совершенно другие возможности, другая неустойчивость. Когда американцев спрашиваешь: «Почему вы это делаете?», они отвечают честно: «Потому что мы это можем». Становится понятно, что это другая цивилизация. Для нас это неприемлемо. Идеалы гуманизма, справедливости и, равенства многое определяют: «Не в силе Бог, а в правде». Нам не надо становиться вторым изданием американцев.
— Равенства для группы своих?
— Как говорил Иосиф Виссарионович Сталин, «я раньше считал, что демократия — это власть народа, но товарищ Рузвельт мне доходчиво объяснил, что это власть американского народа»… У нас по массе голосований от 70 до 90% считают себя советскими людьми. Полагают, что им близки те самые советские идеалы справедливости, высокие стандарты, путь в светлое будущее. Но мы же сегодня идем в никуда, мы не говорим, что нам надо отстроить. Мы строим социализм? Очевидно, нет. Если капитализм, то какой — как в Штатах нам не позволят, как в Бангладеш мы сами не хотим. А корабль, у которого нет порта назначения, не имеет попутного ветра. Я очень надеюсь, что он появится.
— По политическим убеждениям вы себя к кому причисляете?
— Я безусловно советский человек. Я никогда не был членом партии, но, думаю, что мы все сейчас находимся в точке бифуркации. По сути, есть только две идеологии. Первая — коммунистическая, когда мы говорим, что люди равны. У них могут быть разные возможности, разные способности, это может по-разному воплощаться, но люди равны в главном — в праве на жизнь. В остальном люди различны, им нужно разное. Людям в молодости нужно совершенно не то, что нужно в зрелости. Есть люди Среднестана и люди Крайнестана (Термины Среднестан и Крайнестан из книги Нассима Талеба «Черный лебедь», 2007. — Прим. авт.). Человек Крайнестана хочет рисковать, играть на высокие ставки, в молодости многие люди хотят этого. Беда советской системы в том, что этим людям не давали возможности рисковать, на свой страх и риск что-то создавать. Вы хотите? Есть кусок земли, это ваше — создавайте, пробуйте. Что-то похожее было описано у Стругацких в «Стажерах». Или вы хотите жить в Среднестане, у вас дети, вам нужна стабильность, вы готовы нормально работать, отдыхать, вам не хочется штурмовать небеса — и вы нормальны в своей среде, то есть вы гармоник, по выражению Гумилева. Вы отдаете кусок обществу и оставляете большой кусок себе. Но, наконец, вы устали. Должен быть континент, по типу Аризоны в Штатах — идеальный край для пенсионеров. И вторая крайняя идеология — фашизм, где люди не равны по любому признаку: денег, вероисповедания, и любое неравенство нарастает. Что сейчас говорит ИГИЛ (Запрещенная в России организация. — Прим. авт.)? «Смерть неверным». Давайте посмотрим историю Шарли Эбдо. Над мусульманами смеяться можно, русские — недолюди, а вот евреи это другое. И над французами нельзя. Все потрясены чудовищным терактом в Париже, но когда тысячи людей были уничтожены в Донбассе, Европа этого не заметила. Вот они, двойные стандарты.
— Это говорит лишь о том, что в Европе и жизнь человеческая дороже, чем у нас и мусульман. А это уже не их проблемы, а наши.
— Ничуть не бывало. Они же стоят на либеральных позициях, а что такое была бы последовательная либеральная позиция? Только Бог дал жизнь и только Бог ее может отнять; и права личности выше, чем права общества, а права общества выше, чем права государства. Но выясняется, что не любой личности, не любого общества! Благополучный Запад просто не заметил, когда в Руанде погубили 3 млн человек, это для них мелкие новости.
— Какой вклад Руанды в мировую цивилизацию и какой вклад Франции? Потому и не заметили, что нет равенства.
— Мы не понимаем, что с чем сравниваем. У вас есть ребенок, вы не знаете, кто будет гением. Вы не знаете, кто спасет человечество. Кто будет следующим Христом или следующим Марксом. Никто не знает. К равенству нужно стремиться.
— Мы сами Францию замечаем больше, чем Руанду. Как заставить себя реагировать одинаково?
— Есть две идеологии: либо это многоэтажный мир, клановое, кастовое общество, либо это мир равенства и справедливости. Ну или как американцы: вот это наша тихая гавань, это град на холме, вот это наш союзник Европа, а все остальное — дикое поле, куда надо спускать весь хаос и нестабильность. За кого бы нас ни принимали, нам надо определиться: сами-то мы кто? Американские колонизаторы не считали, что индейцы — это люди. И испанские конкистадоры не считали. В результате векового пути уничтожена была их цивилизация. Если мы считаем, что каждый за себя, и кто может перегрызть горло, тот и прав, то в этом варианте у нас нет будущего. Потому что слабые стали сильнее; рано или поздно обезьяна, у которой есть граната, взорвет ее. Сейчас весь мир борется с террором. Что такое террор? Это оружие слабых. Вас загнали в угол — у вас нет других вариантов, чтобы защитить себя. Вы индейцы, доведенные до отчаяния. Террор лишь одна из технологий, не очень сильная, на мой взгляд. Так же, как винтовки были технологией, или пушки, или ракеты. Она не отличается в этом ряду ничем.
— А как же еще более сильная технология — религия?
— Сейчас идет борьба будущего и прошлого. У России нет шансов в прошлом, только в будущем. Есть достаточно влиятельные силы, которые хотят, чтобы мы или снова проиграли ХХ век — это любимая мечта американских идеологов, глобальное доминирование США, одна или две мировые войны, дежавю; или чтобы мы спустились в Средние века, где женщин продают, где есть рабство. Религия — это, скорее, прошлое.
— Нам придется выбирать из двух зол?
— Нам придется прорываться в будущее. Я очень надеюсь, что эти слова скоро появятся в массовом сознании.
БУДУЩЕЕ ОТЕЧЕСТВА
— У нас есть технологические предпосылки, чтобы оказаться в этом будущем хотя бы лет через десять?
— Думаю, да. Давайте послушаем людей, которые у нас есть. Например, вы руководитель огромного завода, где работает несколько тысяч людей, вы делаете многотонные космические аппараты, очень дорогие. К вам приходит человек и говорит, что готов делать то же самое, но за деньги в 100 раз меньшие. Изделия весом 100 г, полкило, килограмм. Перед вами стоит выбор. Этот человек несимпатичен, он плохо бреется, у него брюки не выглажены и моральный облик не тот. Но вы понимаете, что то, чему вы служите, гораздо выше вас и вашей корпорации — есть Отечество, которое надо защитить, а для этого сейчас нужны другие изделия. Думаю, это понимание будет появляться.
— Рост расходов на оборону — это в сегодняшних реалиях прием защиты или нападения?
— Вспомним печальный локальный конфликт, когда Россия принуждала Грузию к миру. Ракеты, которые должны были взлететь, не взлетели из-за неудовлетворительного технического состояния. Был сбит наш стратегический бомбардировщик, который вообще не входит в зону зенитного огня, а это означает пробелы в разведке. Из-за проблем со связью были сбиты два самолета Су, потому что у них не было навигаторов. А в это время в Генштабе офицеры таскали столы с одного этажа на другой, потому что господин Сердюков затеял ремонт. Чтобы сэкономить государственные деньги, ремонт поручили таджикам. Они соорудили в Генштабе маленькую мечеть и молились, чтобы их Господь нашим помогал. Мы много лет безобразно относились к своему оборонному комплексу. Вспомним Наполеона: те, кто не готовы кормить собственную армию, будут кормить чужую. По расходам на оборону мы занимали позицию где-то в конце первого десятка, между Италией и Южной Кореей. Но так долго продолжаться не могло, поэтому сейчас мы 3-я страна по оборонному бюджету после США и Китая. Опять же, давайте смотреть, какое это 3-е место. Будем рассчитывать на лучшее, что ядерной войны не будет, и посмотрим обычное вооружение. Если мы возьмем суммарный потенциал НАТО по отношению к потенциалу России, то Академия военных наук дает оценку 60 к 1. Америка тратит сейчас больше 620 млрд долларов на вооружение, Китай — 216 млрд, а Россия — 83 млрд. Но один бундесвер тратит около 50 млрд! А еще есть Франция и другие страны. НАТО в целом — 950 млрд.
Из топ-100 крупнейших оборонных предприятий мира только 5 российских. Годовой оборот только одной американской компании Локхид Мартин (Lockheed Martin), которая делает авиакосмическую технику для военных целей, составляет 36 млрд долларов. Это больше трети от всего российского военного бюджета. Думаю, если мы будем работать лучше и учиться лучше, то можно будет чуть-чуть сэкономить. Но в целом это оправданная необходимость.
— Как добиться гибкости мышления управленческого аппарата при авторитарном строе?
— Допустим, нужно сделать дело — улучшить положение дел в Воронежской области. Будучи на посту губернатора, я берусь эти показатели за 5 лет перевести в другие. У меня есть планирование и мне дают порулить. А через 5 лет спрашивают, получилось или нет. Все просто.
— В нашем регионе с приходом губернатора Гордеева примерно так и произошло.
— Верно, но, к несчастью для России, вы — счастливое исключение. Я был во многих регионах, общался со многими губернаторами, по итогам огромное впечатление от Белгорода, от Казани и от вашего Воронежа. Когда хорошего губернатора спрашиваешь, кем они должны быть и где должны быть, то нормальный показатель — быть первыми в мире. На худой конец, первыми в России. Возьмите любую инновационную выставку — в сравнении с остальными регионами Казань работает по полной программе. Мне очень понравилось, как в Казани обсуждается проблема образования. Когда началась речь заместителя министра, то он сразу передал слово залу: я хотел бы услышать ваши претензии. И после открытых жестких высказываний профессоров и студентов четко обозначил: вот это мы делаем, вот это не делаем, и почему. Ваш губернатор регулярно общается с представителями крупнейших компаний. Это нормально, но в массе регионов нет ничего похожего. Регион живет своей жизнью, а компании, владеющие заводами в регионе, где-то там, в Москве. Как мне заметил один губернатор: у меня мало денег, чтобы проплатить достаточно полномочий для моего региона — вот этого бы
