ТАЙНАЯ ОПЕРАЦИЯ «ЭРДОГАН»
Александр Нотин
Кто кому больше уступил: Эрдоган Путина или Путин Эрдогану?
Ответ очевиден. Тот, кто извинился. Пусть младенец оказался недоношенным, семимесячным, но как ни крути, матерый Акела прилюдно поджал хвост. Нет нужды копаться в тонкостях эрдоганова стиля. В его извинениях присутствует некая человечность. Но еще больше в них чего-то другого, политического, рассудочного. Об этом и стоит порассуждать, ибо отсюда берут начало нити, объясняющие как внезапную перемену настроений и тона президента Турции, так и неожиданно быструю встречную благожелательность президента Путина. О последней стоит сказать особо: в обычной дипломатической практике такие вещи, как сбитый военный самолет и растерзанный летчик и затяжная межгосударственная неприязнь с обвинениями, санкциями, запретами и т.п. – так просто не прощаются и не забываются. Значит, было что-то еще, что-то скрытое от глаз и тайное. Что-то, что побудило Москву не просто положительно откликнуться на письмо Эпдогана, но и буквально распахнуть объятия, броситься на грудь вчерашнему врагу. Речь идёт о молниеносном возобновлении авиасообщения, форсированном наполнении турпотоков (и казны Истамбула), фактически полном амнистировании замороженных торгово-экономических связей. Как мне на днях не без горечи сказал знакомый священник, «пропал теперь Крым, и дело не только в перенаправлении турпотоков, но и в возобновлении поставок турецких овощей и фруктов». Не уверен, что Крым пропал. Какой-то импульс туристическому наполнению Крыма уже задан и серьезной трагедии здесь не произойдет.
Гораздо важнее разобраться, что же все-таки может стоять за эйфорией дружбы, вспыхнувшей между Москвой и Анкарой. Тут быстрее всего напрашивается несколько моментов. Первый непосредственно связан с Эрдоганом. Тому сейчас очень несладко. Американские друзья, мягко говоря, махнули на него рукой, с одной стороны, не поспевая за вывертами и кульбитами турецкого лидера, с другой – всё больше и больше погружаясь в свои собственные скорби, связанные с непредсказуемостью и сложностью предвыборной борьбы между Трампом и Клинтон. Эта борьба, конечно, заслуживает отдельного разговора, но в качестве ремарки здесь можно отметить тот факт, что никогда прежде в истории Америки в борьбу за Белый дом не вступали столь комичные, престарелые и несуразные фигуры. Уж не усмехается ли Господь Бог таким образом над потугами мирового господства дядюшки Сэма, намекая на ожидающие США еще более серьезные испытания? Второй момент сопряжен с полным провалом европейского вектора политики Анкары. После Брексита понятно, что ни брюссельской Европе, ни ведущим лидерам европейских стран (Меркель, Олланд и иже с ними) всё меньше дела до Эрдогана с его неадекватностью и капризами. Есть дела и поважнее. Брексит опустил Эрдогана, и из «пахана», угрожавшего Европе сирийскими беженцами, он превратился в деревенского забияку. Весьма болезненной для Эрдогана в этой связи стала и потеря шести миллиардов евро от Евросоюза, на которые он уже не может рассчитывать. Третий момент связан с резким ухудшением финансово-экономического положения Турции. Потери доходов от дружбы с Россией не удалось компенсировать или хотя бы смягчить поступлениями с Запада. А напряжение внутри страны и за ее пределами обходится всё дороже и дороже. Если деньги правят миром, то их дефицит способен усмирить и не такую гордыню! Четвертый момент обусловлен положением на Ближнем Востоке. Эрдоган понимает, что без прямой и комплексной поддержки со стороны США и Европы взятая им на себя роль жандарма Турции не по зубам. С Востока наседают курды, с иракской стороны – ИГИЛ, у которого нет и не может быть союзников, а есть только интересы. Сторонники Аль-Багдади с удовольствием продавали через семью Эрдогана сирийскую и иракскую нефть, залечивали раны в турецких госпиталях, использовали Турцию как транзитную территорию для различных поездок, но, как говорится, дружба дружбой, а интересы врозь. После серьезных поражений в Сирии и под давлением американо-курдского нажима в Ираке ИГИЛ, как конспирологическая сетевая структура нового типа, как своего рода панисламский необольшевизм, начинает отрабатывать новые площадки и формы своей выживания. Турция же – под боком, и ходить далеко не надо. Там всё налажено, там – адепты и ячейки, а главное – полная внутреннего напряжения и интриги взрывоопасная ситуация, созданная самим Эрдоганом. В сущности, лучшего для ИГИЛ и не придумаешь. Действуй – не хочу. Просчитался наш турецкий Акела. Промахнулся. Как тот нечестивый, который «падает в яму и уже содело». А вот тут Эрдогану становится совсем страшно. Окруженный со всех сторон либо бывшими друзьями, ныне равнодушными к его судьбе, либо явными врагами вроде Сирии и ИГИЛ, наш герой начинает метаться по всему фронту в поисках любой лазейки, любой возможности исправить тупиковую ситуацию. Россия здесь для Эрдогана не просто приемлемый, но лучший выход. Именно это, а не внезапно вспыхнувшие угрызения совести (наличие которой у политиков почти не идентифицируется) – вот что сподвигло Эрдогана на признание в любви к России. Теперь к Путину.
Признаться, меня резанула столь быстрая смена настроений Кремля. И не одного меня. Русские люди склонны прощать даже самых заклятых врагов. Но и у этого чувства должна быть своя амплитуда. Свой, если хотите, шаг. Вопрос о компенсациях за сбитый самолет остается открытым. С возобновлением турпотока особенно на фоне недавних взрывов в стамбульском аэропорту можно было бы чуток подождать. В конце концов, речь идет о самой террористически неблагополучной (после Ирака) стране и сотнях тысяч отчаянных российских туристов, которые сломя головы ринулись на привычное турецкое «всё включено», не особо заботясь о собственной безопасности, но и не снимая этой заботы с Кремля. С экономикой тоже непонятно. Куда спешить? Почему так сразу, с пылу, с жару? Очевидно, у Москвы есть на этот счет свои резоны, но о них нам неизвестно. Как бывший дипломат, работавший в Сирии, я могу лишь предположить, что и с нашей стороны в этом деле есть свой очень жесткий и насущный интерес. Вряд ли он выходит на столбовые международные дороги: Стамбул в этом смысле слишком слабая карта. А вот в сирийской ситуации выигрыш очевиден. Без такого тыла, как Турция, наиболее организованная в военном отношении группировка ИГИЛ очень скоро почувствует себя в положении фельдмаршала Паулюса под Сталинградом. А Эрдоган, очень похоже, больше шуток не шутит и готов палить в ИГИЛ изо всех оставшихся стволов. Нам только этого и надо – пресечь пути снабжения террористов и обеспечить непроницаемость для них 900-километровой сирийской границы. Почти уверен, что именно эти пункты были решающими условиями сделки с Эрдоганом с нашей стороны. По-видимому, фигурировал и курдский вопрос. Как ни странно, здесь позиции «заклятых друзей» Анкары и Дамаска практически сходятся. Ни тем, ни другим не нужна курдская автономия (тем более – курдское государство) в любой форме. Нам – в общем-то тоже. Поскольку основным апологетом курдского самоопределения сегодня является США. Кстати, примирение с Москвой фактически означает согласие Эрдогана на ликвидацию гражданской войны в Сирии на условиях Башара Асада. Не знаю, понимает ли зарвавшийся Эрдоган все стратегические угрозы, которыми чревато такое прекращение и, в частности, редкое усиление оси Дамаск – Тегеран, но эту реальность ему придется принять и пережить. Всё сказанное выше вполне объясняет ту ультимативно резкую негативную реакцию, которая последовала из Вашингтона на примирение России и Турции. Американцы считать умеют, и кому, как не им, сознавать скрытую и явную эффективность политико-дипломатических демаршей Путина, который в очередной раз без видимого труда разрушает нагромождение ближневосточной американской трагедии.
