Ничего более радикального, чем Пушкин, я не произношу
Захар Прилепин
Писатель Захар Прилепин, неоднократный финалист «Русского Букера», военкор, телеведущий, советник главы самопровозглашенной Донецкой Народной Республики, а с недавних пор еще и актер, рассказал в интервью корреспонденту «Известий» Елене Ладиловой о будущем Донбасса, своей новой книге «Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы» и съемках в фильме «Гайлер».
— Что изменилось за последние два года в Донбассе?
— Конечно, многое изменилось, потому что два года назад по Донецку ездили почти пустые трамваи — с 2–3 суровыми стариками — и у водителя был такой вид, словно он по болоту едет. Город был пуст, и бомбили его каждое утро. Что говорить: если украинская сторона пыталась неоднократно взорвать могильник с атомными отходами в Донецке. Это были очень страшные времена. Последние полгода-год в центральную часть Донецка крайне редко что-то прилетает. Это бывает в исключительных случаях, может быть, раз в месяц. Количество жертв среди мирных жителей стало значительно меньше.
Но война идет в местах соприкосновения. Потери в армии ДНР — постоянны. И в ВСУ, в добровольческих батальонах, конечно, тоже. Они, как правило, не освещаются, но они очень серьезные. Они исчисляются десятками в ежедневном режиме.
Когда украинская сторона пыталась возобновить масштабные военные действия, ворваться в Донецк, а такие попытки имели место за последние полтора года несколько раз, вдруг выяснялось, что об их намерениях откуда-то известно, и наступления предотвращались самым радикальным образом, огнем и железом. Судя по всему, армия ДНР имеет хороших и надежных друзей. Более надежных, чем американские советники в Киеве.
— А что касается социальных и экономических аспектов? Люди возвращаются к мирной жизни?
— Всё это время республика собирается с силами. Были запущены разнообразные производственные мощности и социальные объекты. В городе работают, невзирая ни на что, 179 детских садов и 45 больниц, 157 школ и пять университетов, более 200 промышленных предприятий. Большинство из них были закрыты в момент самой кромешной войны, часть управленцев разбежалась, но всё перезапустили заново. По сути, это подвиг, множество подвигов.
Была создана с нуля политическая система, потому что два года назад ее просто не было. 99% донбасских элит, начиная от губернаторов, мэров, депутатов и заканчивая паспортными столами, уехали на Украину, уверенные в том, что сейчас это быстренько закончится и они вернутся.
И вдруг выяснилось спустя год после войны, что налогов собрали на той территории, которую контролирует ДНР, больше, чем за год до войны. Зарплаты с нулевого уровня вдруг начали расти, фактически догоняя украинскую зарплату — и скоро социальная обстановка в Донбассе будет лучше, чем на украинской стороне, все предпосылки для этого имеются.
Проблем хватает, сложностей огромное количество. Этого никто не скрывает. Но совершенно очевидно поступательное движение донбасской экономики, социальной, политической и идейной жизни.
— Как вы считаете, когда республика получит признание, как всё будет развиваться дальше?
— Никто не знает этого. И Владимир Путин этого не знает, и Барак Обама. Не знают этого Александр Захарченко и Игорь Плотницкий, потому что это большая шахматная доска. Зависит от множества разных факторов. Допустим, от того, кого выберут сейчас президентом США. От того, как долго удержится Порошенко у власти и при каких обстоятельствах он уйдет.
Донбасс — это территория, которая не является по факту украинской и украинской являться не будет. В какой-то момент она получит на всех официальных уровнях ту или иную степень независимости, которую она сама изберет для себя. Но это случится, к сожалению, не завтра. С другой стороны, там уже есть люди, которые получили российские паспорта, и эти процессы понемногу идут.
Студенты в Донбассе получают дипломы российского образца, все говорят на русском языке, дети изучают в школе русский язык, русскую литературу и историю. Бюджетники получают зарплату в рублях. Люди садятся в автобус и едут в Россию, как к себе домой, таможня еще есть, но работа ее понемногу упрощается и сводится к минимуму.
Всё, значит, уже полдела сделано. Живем дальше. Иного выбора нет.
— Что вы думаете о прошедших в России выборах, как вам результат?
— Когда выборы прошли, я только через два дня решил посмотреть, чем там дело закончилось. Не вижу никаких причин для радости или огорчения. Конечно, у меня кривая ухмылка возникла, когда я посмотрел на результаты наших либеральных витий. Мы догадывались, что будет смешно, но чтоб до такой степени…
Либералы всё время пребывают в ощущении, что вот-вот они оседлают удачу, что огромная часть народа уже почти за них. Сколько статей за год я прочитал о том, что «никакого крымского консенсуса нет». Они так любят себя уговаривать! В итоге возникает ощущение, что либералы где-то на Луне живут, а Россия плавно кружится в совершенно другом месте, и они никак друг с другом не соприкасаются. Строят догадки друг о друге.
Единственное, что печально: я, конечно, хотел бы, чтобы левые имели чуть больше веса. Должна испытывать некое сопротивление политическая воля нашей власти, чтоб у них мускулатура не ослабла.
— Над какой книгой вы сейчас работаете?
— Я только что завершил книгу под названием «Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы» и отдал ее в издательство «Редакция Елены Шубиной» группы АСТ. Это публицистическо-философское произведение о поэтах и писателях Золотого века, родившихся во второй половине XVIII века, начиная с Гавриила Державина и заканчивая Александром Пушкиным. Среди персонажей — Александр Бестужев-Марлинский, Константин Батюшков, Федор Глинка, Павел Катенин, Петр Чаадаев. Книга вполне себе цельная, несмотря на то что состоит из 11 отдельных глав. Из печати она выйдет к концу года.
Населена она по большей части людьми, перед которыми не стоял выбор, как перед современной российской интеллигенцией в последние два года (воссоединение Крыма с Россией и начало войны на Донбассе). Подобным выбором из всех описанных мной персонажей мучился разве что Петр Вяземский, и я подробно описываю, как эти либеральные иллюзии разрешались в пределах одной человеческой судьбы.
— А как родился замысел этой книги?
— Где-то год назад я, прочитав высказывание Николая Сванидзе о том, что Прилепин скучает по войне, а «русские литераторы так себя никогда не вели, не надо никакую войну путать с Отечественной», вконец огорчился. Думаю: «Ну что это, он же историк, почему же он такие нелепые вещи произносит публично. Надо написать».
Пришлось какие-то вещи, касающиеся той эпохи реанимировать в голове: приобрел большой белый шкаф под потолок, несколько сотен книг по Золотому веку и по многочисленным войнам той эпохи. А воевали тогда не переставая, и русские поэты перемещались с войны на войну: то Финляндию аннексируют, то Молдавию, то Польское восстание подавят, то на Кавказ отправятся.
Надо учиться воспринимать персонажей Золотого века как своих современников. Не то чтобы я хотел туда вернуться, но в нем находиться гораздо органичнее и спокойнее. Там располагается спецназ русской литературы, и они в обиду нас не дадут. Там был Александр Пушкин. Там имеются подробные ответы на все наши вопросы. Там античная ясность и мощь, минимум суеты, сильнейшие характеры.
— Кто вам нравится из современных поэтов?
— Сегодня у нас поэты такие: каждый бегает на тонких ножках и считает важным сказать, что он вне политики, что он вообще за мир. Это не очень любопытно, когда у поэта болит заусенец. Не хватает масштабного явления, поэтов, подобных фигурам Александра Блока или Иосифа Бродского. Никто не занимает такого места.
Поэтами и писателями Золотого века были сумрачные ребята, которые в любой момент садились на лошадку, брали пику и ехали воевать куда угодно: на восток и на запад, на север и на юг. Ехали, воевали, об этом писали, не видели никаких причин по этому поводу рефлексировать и каяться.
Если есть масштабная поэтическая личность последних времен, то это Борис Рыжий. Из современных поэтов, конечно же, Геннадий Русаков. Наверное, это мой самый любимый поэт нашего времени. Безусловно Олеся Николаева, Александр Кушнер и Игорь Караулов. Есть другие прекрасные мастера старшего поколения, есть очень интересные молодые ребята. Имен много, средний уровень поэзии обескураживающе высок, да вот вершин маловато.
— Вы считаете, что отсутствие гражданской позиции делает поэта несостоявшимся?
— Гражданская позиция — это чувство сопричастности к родине и народу. Мне очень часто самые разные люди пишут: «Захар, мы переживаем за твое имя». Меня недавно отказались поляки принимать. Сначала пустили на фестиваль, а потом украинская делегация объявила протест, и они отказались. До этого — Германия. Такие вещи нелепые происходят в демократическом нашем мире: это же прекрасно.
Вот, Людмила Улицкая может всё что угодно говорить. Может сказать, что в России живут рабы или крепостные, папуасы, черт знает, кто именно, и никто не переживает за ее имя. Ее ждут, все ей рады.
А мне мой европейский агент пишет, что ему сложно работать с моей репутацией. Я ему пишу: «В наши дни Федора Достоевского по Европе возили бы только в клетке». Я не сравниваю себя с Достоевским, я рискую сравнивать какие-то взгляды на вещи — свои и русских классиков. Поверьте мне, всё, что несут нынче наши прогрессивные любимцы, даже на фоне Петра Чаадаева является аномальным.
В конце концов, ничего более радикального, чем говорил Александр Сергеевич Пушкин, не произношу, я говорю те же самые вещи. Но это стало сегодня настолько уже экстремальным, что все переживают, как бы меня в подвал не посадили в какой-нибудь прогрессивной стране.
— Расскажите о фильме, в котором вы снимаетесь?
— Фильм называется «Гайлер». Армянское слово, ищите в словарях перевод. Сценарий написали Петр Дикарев и Артур Согоян, два новосибирца. Фильм о хороших людях в плохих обстоятельствах. Нечто среднее между «Калиной красной» и «Бумером». Сценарий мне показался очень крепким. Я приехал, начал сниматься, получаю некоторое удовольствие от процесса. Тем более тут снимаются Сергей Пускепалис и Алексей Вертков — сильнейшие актеры. Да и съемочная группа выше всяких похвал.
