Помните, если вы, конечно, помните, в советской школе были распространены опросники. Бралась толстая тетрадка в клеточку и там фломастерами на каждой примерно пятой странице большими буквами записывались вопросы. И эту тетрадку пускали по партам, чтоб желающие отвечали. Распространены были следующие вопросы: твой любимый фильм, твой любимый вид спорта, твоя любимая книга, твой любимый школьный предмет, и — ради чего всё затевалось — нравится ли вам какая-нибудь девочка в нашей школе? Был в числе прочих и такой вопрос (это к нему я так издалека веду) — кем бы ты хотел стать после школы? Помню, в классе, кажется, седьмом отвечал я на такой опросник, грамотно обошел все углы, которые могли сослужить мне в коллективе дурную службу, никаких девочек не назвал, хотя она была, но на вопрос «Кем ты хочешь быть после школы?» — вдруг и, клянусь, совершенно неожиданно сам для себя — накатал целый список: поэтом, писателем, публицистом, артистом театра и кино и еще там что-то было, запамятовал, что именно. Никаких книг я в седьмом классе не писал, сколько-нибудь заметных признаков врожденного артистизма не проявлял, что означает слово «публицист», вообще понимал туманно, как, впрочем, и сейчас. Забавно, что одноклассники никак на этот ответ не отреагировали, напротив, они все посчитали, что я валяю дурака. В том числе и потому, что на вопрос о любимой девушке я вписал завуча — крупногабаритную даму одесских кровей, в раздел «Любимая книга» вписал школьный журнал, а в графу «Любимый предмет в школе» — длинную перемену.
Никаким писателем и актером после школы я не стал, во ВГИК или Литинститут даже не собирался; а стал я омоновцем и был им достаточно долго, чтоб забыть про написанное в опроснике навсегда. Дальше свою жизнь я пересказывать не буду, в том числе потому, что я ее уже пересказывал неоднократно. Скажу только, что жизнь моя ходит кругами, только с каждым кругом берет все шире. Стоило ли городить весь этот огород, учиться в университетах, прочесть несколько тысяч книг, мотаться по миру, чтобы спустя 20 лет вновь оказаться в том же качестве, что и в юности: в прошлом году я вновь переоделся в хаки и стал военным.
Вот написали мне в позапрошлом месяце письмо: Захар, так, мол, и так, не хотите ли сыграть в спектакле? Сложно, говорю, сыграть мне в спектакле, потому что где спектакль и где я. Долго это все и нервозатратно. К тому же у меня память плохая и я роль выучить не смогу. Нет, говорят, мы быстро все обустроим, нам только один день нужен, а спектакль такой, что вы просто будете ходить с места на место и текста у вас совсем мало. Тем более что мы первый показ устроим прямо там, где вы сейчас живете, говорят мне. Ладно, говорю, приезжайте. Репетировать мне было некогда, на спектакль я приехал прямо с позиций и разобрался, что к чему, буквально за час до показа. Во время самого спектакля ко мне приставили специального человека, который выталкивал меня на сцену в нужный момент, а потом знаками звал обратно, даже если я не хотел уходить. Зрителям понравилось, они аплодировали стоя и подарили мне цветов больше, чем всем остальным артистам вместе взятым. Так я стал театральным артистом.
Написали мне в прошлом месяце письмо: Захар, так, мол, и так, хотим снять вас в кино. Сложно, говорю, снять меня в кино, потому что где кино и где я. Долго это все и нервозатратно. Нет, говорят, мы быстро, нам только два дня нужно, кино документальное, вы просто будете ходить с места на место, а мы текст сверху прочитаем сами. Ну, ладно, говорю, называйте вашу цену. Назвали они свою цену, и я вылетел к ним. О смысле и сюжете этого фильма я узнал непосредственно на месте, за 15 минут до съемок, сценарий читать не стал, просто попросил: вы говорите, куда мне идти и где останавливаться. Они так и сделали: включают камеру и приказывают: иди туда! Стой! Смотри! Разворачивайся! Иди обратно! Увлекательная, между прочим, работа. Главное, не упасть.
За два дня мы проехали сквозь Чечню и Дагестан. Жена моя спрашивает в SMS: ты в Донецке? — Нет, пишу ей, из Грозного в Махачкалу еду, — она говорит: ну да, по местам боевой славы поехал, скоро, милый муж, в России мест не останется, где ты не шлялся бы с автоматом наперевес. В общем, походил я туда, походил сюда, побродил по любимому Пятигорску, купил магнитик с изображением Лермонтова, выпил нарзану и улетел назад, к своему батальону. Так я попал в документалистику.
Написали мне в этом месяце письмо: Захар, так, мол, и так, хотим снять вас в кино. Сложно, говорю, снять меня в кино, потому что где кино и где я. Долго это все и нервозатратно. Нет, говорят, мы быстро, нам только два дня нужно, кино хоть и художественное и роль у вас главная, но мы все остальное снимем без вас, а вы просто будете ходить с места на место и реплик у вас очень мало. Ну, ладно, говорю, присылайте сценарий, буду в роль вживаться. Прислали мне сценарий, оказалось, что по сюжету я играю офицера армии Донецкой Народной Республики.
Жена мне тут пишет в SMS: чем ты там на этот раз занимаешься? Пишу: вживаюсь в роль офицера армии Донецкой Народной Республики. Она мне пишет: ты уже девять месяцев там живешь, сколько можно вживаться. Нет, говорю, это для кино надо. Она мне только и написала: «Женя, Женя». Потому что по паспорту я Евгений. Захар — это мой позывной, который стал литературным псевдонимом, а потом снова позывным.
Встретились мы со съемочной группой, их было 100 человек, и все они бегали вокруг с разными звуковыми, осветительными и ослепительными приборами. Ко мне приставили сразу двух девушек, которые все время носили мне чай, кофе и соки, что твои ординарцы.
Работали мы с восьми утра до полуночи, каждую сцену играли — для того, чтоб снять ее с пяти разных ракурсов, — по 15 раз. Работу эту я возненавидел уже в первый день, тем более я был невыспавшийся, уставший и очень переживающий о том, как там мой батальон без меня. В итоге режиссер мне шепотом сказал, как прекрасно, что я такой невыспавшийся, уставший и злой, потому что именно это и было нужно ему в кадре. Все были рады тому, какой я прекрасный артист и как я мощно вживаюсь в роль. Мне очень помогало то, что по сюжету я пользовался телефоном — вот я им и пользовался, переписываясь со своим начальником штаба, который рассказывал мне, какой у нас кошмар творится. Далее по сюжету я ездил туда-сюда на разбитом и простреленном «уазике», с автоматом и в разгрузке, время от времени принося те или иные неприятности людям, которые делали то же самое, но с другой стороны позиций. Отснявшись в фильме, я вернулся в свое подразделение, надел разгрузку, взял автомат, ну и далее по сюжету.
Когда люди меня спрашивают: как же я все успеваю, я даже не знаю, что ответить. Я не делаю вообще ничего, чтоб успеть хоть куда-то. Я только вспоминаю один завет из романа Михаила Булгакова: не ходи и не проси, сами придут и все дадут. И еще я думаю: что такое происходит со мной? Зачем это происходит со мной? Это мои мечты сбылись? Или это проявление легкой иронии Того, Кто над нами? Мол, всё, что хотел, парень, я тебе дам, мне не жалко, и ровно в том виде, в котором ты этого заслуживаешь. Но самое главное: я никак не вспомню, что в том опроснике я еще успел накатать. Помню, что ответ мой был абзаца на полтора, и то, что я перечислил выше, — далеко не весь список, а только в лучшем случае половина.
