Концепция «тотального труженика», как истоковой фигуры истории экономики, может быть дополнена формулой «экономическая личность». Экономическая личность и есть тотальный (интегральный) труженик. В этом случае в центре внимания стоит личность в ее антропологической интерпретации (прежде всего во французской школе Дюркгейма-Мосса[1] и последователей Ф. Боаса в США[2]). Здесь личность (la personne) противопоставляется индивидууму (l’individu), поскольку личность есть нечто социальное, общественное, комплексное и искусственно созданное, в отличие от индивидуума, представляющего собой атомарную данность отдельного человеческого существа без каких либо дополнительных характеристик.
Индивидуум есть продукт вычитания личности из человека, результат освобождения человеческой единицы от любых связей и коллективных структур. Личность состоит из пересечения различных форм коллективной идентичности, которые можно представить как роли (в социологии) или как филиации (в антропологии). Личность существует и имеет смысл только в отношениях с обществом. Личность — это совокупность функций, а также результат осознанного и осмысленного творчества человеком своей идентичности. Личность никогда не данность; это – процесс и задание. Личность постоянно строится, и в ходе этого строительства учреждается, упорядочивается или напротив, разрушается и хаотизируется окружающий мир.
Личность представляет собой пересечение многочисленных идентичностей, каждая из которых относится к виду, то есть включает в себя неопределенно большое количество личностей, как их аспекты.
Конкретная личность есть комбинация этих филиаций (видов), всякий раз представляющая собой нечто оригинальное – так как число возможностей внутри каждого вида и тем более сочетаний этих возможностей неограниченно.
Так люди пользуются одним и тем же языком, но произносят с его помощью множество разнообразных дискурсов, которые не столь оригинальны (как кажется подчас самому человеку), но и не столь предсказуемо рекуррентны, как в случае машины или даже сигнальной системы животных видов. Также личности состоят из наложения возрастных, гендерных, социальных, этнических, религиозных, профессиональных, классовых и прочих идентичностей, каждая из которых имеет свою структуру.
Таким образом личность есть пересечение структур, чья семантика определяется структурным контекстом.
Индивидуум — это продукт внешнего наблюдения за человеческой особью, где личностный аспект либо не ясен, либо вообще снят. Индивидуум мыслится в отрыве от структур и филиаций и фиксируется лишь на основании его фактического телесного наличия, реактивной нервной системы и способности к автономному движению. В определенном смысле индивидуум как концепт лучше всего понятен в бихевиористской теории: в ней личность подвергается операции «помещения в черный ящик» (the person is black-boxed), а то, что вступает в интеракции с окружающей средой, и есть индивидуум в его примарном эмпирическом состоянии.
Однако если эмпирически индивидуум вполне реалистичен, то как метафизический концепт он чисто нигилистичен. Бихевиоризм утверждает, что ему ничего не известно о содержании «черного ящика», и более того — что он этим содержанием не интересуется. В принципе, это логический вывод из американской философии прагматизма. Но то, что содержание «не интересно», не значит, что его нет. Это очень важно: чистый прагматизм, отказываясь интересоваться структурой личности, все же поступает скромно и не делает из этого никакого вывода об онтологии того, что находится в «черном ящике». Поэтому американский прагматизм является индивидуализмом лишь отчасти – в эмпирическом аспекте.
Радикальный индивидуализм имеет иные – чисто английские – корни и сопряжен с идеей элиминации всех филиативных линий.
Иными словами, индивидуализм строится на осознанном и последовательном уничтожении личности, на ее отрицании и на предании этому отрицанию метафизического и морального статуса: уничтожение личности есть движение к «истине» и «благу», что означает «к истине индивидуума» и к «благу для индивидуума».
Здесь мы видим границу между безразличием и ненавистью: американский прагматизм просто безразличен к личности, в то время как английский либерализм и его универсалистские и глобалистские производные ее ненавидят и стремятся уничтожить. Цель -превращение индивидуума из пустого концепта, получаемого путем вычитания, в нечто действительное, в чем физическая отдельность единичного существа сомкнулась бы со стихией метафизической бездны (получаемой из ликвидации личности и всех структур, ее обосновывающих).
Экономика личности
После этого пояснения легко применить оба понятия – личность и индивидуум—к экономике. Интегральный (тотальный) труженик – это именно экономическая личность, а не экономический индивидуум. Здесь интегральность, которую мы характеризуем как соединение производства и потребления и собственность на средства производства, дополняется важнейшей характеристикой: включенностью к общественные структуры, имеющие органическую природы. Интегральный труженик живет (в том числе, производит и потребляет) в историко-культурной среде, которая и предлагает ему филиативный набор коллективных идентичностей. Этот набор предопределяет его язык, род, фратрию, место в системе родства[3] (К. Леви-Стросс), гендер, религию, профессию, принадлежность к тайному обществу, связь с пространством и т.д. В каждой из структур человек занимает определенное место, наделяющее его соответствующей семантикой.
И именно этим и определяется его хозяйственная деятельность. Труженик (прежде всего крестьянин) трудится не просто для выживания или обогащения, но еще по многим другим – и гораздо более важным – мотивам, вытекающим из структур, формирующих его личность. Труженик трудится в силу языка (который также есть своего рода экономика – обмен речами, приветствиями, благословениями или проклятиями), рода, гендера, религии и других статусов. При этом в труде также участвует вся личность целиком – во всем многообразии своих составляющих элементов. В этом смысле интегральный труженик в процессе хозяйства постоянно и непрерывно утверждает личностные структуры, что и делает хозяйство своего рода онтологической литургией, творением, защитой и обновлением мира.
Экономическая личность – это вполне конкретное выражение видовых свойств, где эти свойства, имеющие многочисленные уровни, комбинируются в сложном и динамичном сочетании. Если структуры являются общими (хотя эта общность не универсальна, но определяется границами культуры), то их выражение и утверждение в личности всегда обособленно: мало того, что в некоторых случаях различаются сами структуры (например, в области гендера, профессии, каст, где они есть и т.д.), но и их моменты проявлены с различной степенью интенсивности, чистоты и яркости. Отсюда возникают дифференциалы, делающие жизнь непредсказуемо многообразной: личности, отражающие в себе комбинации общих (с поправкой на культурные границы) структур, всегда разнообразны, так как несут в себе всякий раз по-разному акцентированные и скомбинированные элементы этих структур. Именно это позволяет рассматривать общество и как нечто единообразное, перманентное и подчиненное общей парадигмальной логике, и как нечто всякий раз уникальное и историческое, поскольку свобода личности чрезвычайно велика и способна порождать бесчисленное множество ситуаций.
Тем не менее, общество интегрального труженика в целом определяется единством парадигмы, где главным законом является доминация личности как базового гештальта.
Именно таким обществом является всякое традиционное общество, где область хозяйства выделяется в отдельную довольно самостоятельную сферу, отличную от другой сферы, куда относятся воины, правители и жрецы. Важно, что воины и жрецы не участвуют напрямую в хозяйстве и выступают в роли Другого, призванного потреблять избытки хозяйственной деятельности интегрального труженика. Важно, что именно избытки. Если воины и жрецы потребовали бы себе нечто большее, чем избытки («проклятую часть», Ж. Батай[4]), то труженики умерли бы от голода и нехватки, а это повлекло бы за собой смерть и самих воинов и жрецов. При этом в обществах, где нет социальной стратификации, адресатом уничтожения «проклятой части» (избытков) выступают духи, покойники и боги, в честь которых осуществляется потлач. Русское слово «лихва» очень выразительно: оно означает нечто лишнее, а также банковский процент, а происходит из основы «лихо», «зло».
Из этого наблюдения вытекает важный принцип в теории интегрального труженика: трудовая община интегральных тружеников должна быть суверенной в экономическом смысле, то есть обладать полной автаркией во всех смыслах. В этом случае она будет независима от надстройки (воинов и жрецов), которые могут потреблять «проклятую часть», а могут отсутствовать и в этом случае «проклятую часть» в ходе сакрального ритуала уничтожат сами интегральные труженики. Тем самым будет ликвидирована сама предпосылка к интериоризации проклятия. А эта интериоризация проклятия и есть раскол (Spaltung), который означает капитализм.
Капитализм несет в себе раскол экономической личности, ее отрыв от структур, то есть, ее деперсонализацию. Это одновременно ведет к десуверенизации трудовой общины, к ее зависимости от внешних факторов, к разделению труда и к экономическому проклятию: интегральный труженик (крестьянин) превращается в буржуа, то есть в имманентного потребителя проклятой части. Отсюда берет начало распад личностного характера экономики и изменение всей природы хозяйства: от хозяйства как сакрального образа жизни в контексте личностных структур к хозяйству как способу накопления материальных ресурсов. По Аристотелю, это переход от экономики (οἰκονόμος) к хремастике (χρηματιστική). Личность – главная фигура экономики как домостроительства. Индивидуум – искусственная единица хремастики, как непрерывного процесса обогащения.
Хремастический индивидуум
Модель капитализма основана на представлении об обществе как о наборе экономических индивидуумов. Иными словами, капитализм не экономическое учение о домостроительстве личностей, но антиэкономический уклад, абсолютизирующий хремастику, как схематизацию эгоистической активности индивидуумов. Хремастический индивидуум есть результат раскола (Spaltung) экономической личности.
Капитализм исходит из того, что в основе хозяйственной деятельности стоит индивидуум, который стремится к обогащению. Не к балансу космической структуры и сакральной стихии литургии труда (как интегральный труженик), но именно к обогащению, как монотонному процессу и увеличению асимметрии. Это значит, что капитализм есть осознанное стремление к интериоризации и культивации «проклятой части». Именно этим и является хремастический индивидуум – он стремится максимализировать богатство, и это стремление отражено в капитализме желания. Желание здесь обезличено (отсюда «машина желаний» у М. Фуко), поскольку это не желание личности, отражающее структуры филиаций, но нигилистическая воля индивидуума, направленная против структур как таковых. Это хремастическое желание есть сила чистого нигилизма, обращенного не только против личности, но и против экономики как таковой, и более того, против человека как структуры.
Капитализм разрушает космос как сакральное поле экзистирования общины личностей, утверждая вместо него пространство транзакций между хремастическими индивидуумами. Эти индивидуумы не существуют, поскольку каждый конкретный человек есть все еще – даже в условиях капитализма – феноменологически личность, то есть пересечение коллективных филиаций. Но капитализм стремится редуцировать этот личностный аспект максимально, что возможно лишь путем замены человечества постчеловеческими особями. Именно в переходе к пост-гуманизму хремастическое желание достигает своей кульминации: «проклятая часть» осуществляет имплозию человеческого, начатую вместе с капитализмом.
Идеальная транзакция возможна только между двумя киборгами – нейросетями, у которых полностью отсутствуют экзистенциалы и связь с личностными структурами.
Но киборг вводится в экономику не сегодня. С самого начала капитализм имел дело именно с киборгом, поскольку хремастический индивидуум и есть киборг, искусственный концепт, получаемый через расщепление тотального (интегрального) труженика. И пролетарий, и буржуа суть искусственные фигуры, полученные путем разложения крестьянина (традиционная третья функция), а затем искусственного складывания частей в два неравновесных множества – городских эксплуатируемых и городских эксплуататоров. Киборги-буржуа и киборги-пролетарии в равной мере индивидуальны и одновременно механистичны: но у первых преобладает освобожденная «проклятая часть», а других – темный механический рок производства, уходящего корнями в нищету и ничтожность материи. Буржуа и пролетарием мы становимся тогда, когда перестаем быть людьми, когда отказываемся от личности.
Экономическая эсхатология и 4ПТ
В контексте общей структуры Четвертой Политической Теории мы можем говорить об эсхатологической структуре экономической истории.
В начале стоит экономическая личность, интегральный (тотальный) труженик, который в конкретике индоевропейских обществ (прежде всего в Европе), представлен гештальтом крестьянина. Полноценная личность и есть крестьянин, который представляет собой аспект человека (в широком смысле – Антропоса), обращенный к стихии Земли. В ходе выращивания хлеба крестьянин проходит мистерию смерти и воскресения, видя в судьбе зерна судьбу человека. Крестьянский труд есть Элевсинская мистерия, и важно, что даром Деметры людям, благодаря которому они перешли от охоты и собирательства к земледелию (то есть даром неолитической революции), были хлеб и вино, колос и виноградная гроздь. Крестьянин есть мистериальная личность, и экономика в ее изначальном смысле была основана на мистериях Деметры и Диониса. Эти культы не просто сопровождали крестьянскую деятельность, они были самой этой деятельностью, представленной парадигмально.
Полноценной личностью у афинян считался посвященный в мистерии, причем конкретно в Элевсинские мистерии – мистерии хлеба и вина, то есть в крестьянские мистерии смерти и нового рождения. Эта фигура и есть фигура интегрального труженика.
Следующим моментом экономической истории является приход капитализма. Это связано с расщеплением экономической личности, дезинтеграцией единого образа сакрального труженика, и соответственно, с индустриализацией, урбанизацией и появлением классов – буржуазии и пролетариата. Капитализм постулирует хремастического индивидуума как нормативную фигуру, описывая его как симбиоз животного и машины. Метафора животного «объясняет» волю к выживанию и «желание» (а также хищническую мотивацию (анти)социального поведения – lupus Гоббса), а рациональность («чистый разум» Канта) видится как прообраз искусственного интеллекта.
Это было имплицитно в раннем капитализме (начало Нового времени) и эксплицитно в позднем (Постмодерн). Таким образом, интегральный труженик повторил судьбу зерна еще раз – уже не в структуре годового сельского цикла, но в «линейной» истории.
Однако линейное время капитализма есть вектор, направленный к чистой стихии гибели, за которой ничто не следует и которая ничем не чревата. Смерть Нового времени — это смерть без воскресения, гибель без смысла и надежды. И максимума этот вектор необратимого умерщвления, ан-нигил-яции достигает в момент явления чистого индивидуума, как кульминации капитализма как исторического этапа.
Чистый индивидуум должен быть носителем физического бессмертия, так как в нем не будет ничего того, что могло бы умереть. В нем не должно быть и намека на структуру или филиацию. Он должен быть полностью свободен от всех форм коллективной идентичности, а также от экзистирования. Вот это и есть «конец экономики»[5] и «смерть личности», но одновременно и расцвет хремастики и бессмертие (постчеловеческого) индивидуума.
Зерно человеческого сгнивает, но на его место приходит не воскресшая жизнь, а симулякр, электронный Антихрист. Капитал, этимологически связан с головой (латинское caput), то есть капитал исторически был подготовкой к пришествию искусственного интеллекта.
Так в чем же состоит экономический аспект Четвертой Политической Теории, бросающей вызов либерализму в его финальной (терминальной) стадии?
Теоретически следует утверждать радикальный возврат к интегральному труженику, к экономической личности против дезинтегрированного капиталистического «порядка» (точнее управляемого хаоса) и хремастического индивидуума. Это означает радикальную деурбанизацию и возврат к земледельческим практикам, к созданию суверенных крестьянских общин. Это и есть экономическая программа 4ПТ – воскрешение экономики после черной ночи хремастики, возрождение экономической личности из бездны индивидуализма.
Но мы не можем игнорировать бездонный масштаб капиталистического нигилизма. Проблема не имеет технического решения: капитализм невозможно подправить, его необходимо уничтожить. Капитализм есть не просто накопление «проклятой части», он и есть сама эта «проклятая часть», это ее сущность. Поэтому борьба с капитализмом не есть соревнование за более эффективный уклад, это религиозная эсхатологическая борьба со смертью.
Капитализм исторически, вернее, иероисторически, seynsgeschichtliche, есть предпоследний аккорд Элевсинской мистерии. Экономика гниет под спудом хремастики, экономическая личность разорвана индивидуумом, стихия и структура жизни уничтожена механикой электронного желания.
Но все это обретает смысл, если мы воспримем экономическую историю как мистерию. Это последний предрассветный час. Капитализм сегодня подошел к своей последней черте. Сорвана печать электронного Антихриста, все становится явным. Не просто кризис или технический сбой, мы входим в момент Страшного Суда.
Но это момент Воскресения. И чтобы Воскресение состоялось, необходим субъект Воскресения, то есть посвящаемый, личность, крестьянин, человек. Но именно эта фигура и умирает в истории. И кажется, что ее нет. Уже нет. И вернуть ее невозможно: дистанция от момента невинности (традиционное общество) необратимо далека и растет с каждым мгновением. Но при этом сокращается дистанция до финального момента Воскресения. И вся ставка на то, что то, чему суждено воскреснуть, сохранит себя до финального взрывного грома архангельских труб.
Поэтому в пределе мы видим не просто интегрального труженика, крестьянина, экономическую личность, но интегрированного труженика, не личность-зерно, а личность-колос, личность-хлеб, личность-вино. Крестьянин сегодня призывается в ополчение, его судьба в последний предрассветный час – самый темный – стать частью экономического войска, цель которого – победить Смерть, снова укротить время, подчинив его вечности.
Четвертая Экономическая Теория не может быть очередным прожектерством и фантазиями об модернизации и оптимизации. Это не наше прожектерство и не наши фантазии, они закодированы и внедрены в наш имажинэр Капиталом. Необходимо мыслить личностно, а не индивидуально, исторически, а не ситуативно, экономически, а не хремастически.
Дело не в том, чтобы построить более эффективную экономику, чем либерализм, дело в том, как уничтожить «проклятую часть».
Накопленное богатство – это дар дьявола, оно распадется на черепки при первом крике петуха. Только безвозмездный дар принадлежит лично нам, только отданное, пожертвованное, подаренное безвозмездно составляет наше достояние. Поэтому мечта об экономике должна быть заведомо воскресной, воскрешающей, мечтой о Даре.
[1] Мосс М. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии. М. : Восточная литература, 1996. Mausse M. Une catégorie de l’esprit humain : la notion de personne celle de “moi” //Journal of the Royal Anthropological Institute. vol.LXVIII, Londres, 1938.
[2] Benedict R. Patterns of Culture. NY: Mentor, 1934; Wallace A. Culture and Personality. NY: Random House, 1970; LeVine R. A. Culture, Behavior, and Personality. NY: Aldine Publishing, 1982; Funder D. The Personality Puzzle. NY: Norton, 1997; The Psychodynamics of Culture: Abram Kardiner and Neo-Freudian Anthropology. NY: Greenwood Press, 1988.
[3] Lévi-Strauss C. Les Structures élémentaires de la parenté. Paris; La Haye: Mouton, 1967.
[4] Батай Ж. Проклятая часть. М.: Ладомир, 2006.
[5] Дугин А.Г. Конец экономики. СПб: Амфора, 2005.
