Тема полномочий региональных властей во время пандемии, когда губернаторы получили карт-бланш от президента на введение карантинных мер, получила развитие, вылившись в опасения, что теперь они могут войти во вкус, воспользовавшись кризисом, затребовать для себя ещё большей автономии у Федерального центра. И опасения эти далеко не беспочвенны для страны, в составе которой находится более двадцати так называемых «национальных республик», а не так давно регионы вообще «верёвки вили» из федерального центра. Отсюда и опасения о том, возможен ли в нынешней РФ некий «реванш» регионов в случае серьёзного кризиса и ослабления федерального центра, и не опасно ли это для сохранения целостности России. Ведь нынешнее устройство нашего государства досталось нам от предыдущей, марксистской эпохи, а начатая было ещё в 2000-м году президентом Владимиром Путиным реформа федерального устройства так и не была доведена до логического конца.
Самое главное, с чего следует начинать разбираться в вопросе баланса полномочий регионов и ответственности федерального центра – это с разделения политической и хозяйственной составляющих. С точки зрения политического влияния, проблемы суверенитета, Россия – государство централистское, и все политические функции, связанные с вопросами власти, политического управления, стратегического доминирования находятся в центре. Здесь первенство центра должно быть неоспоримо. Никакие политические функции, касающиеся усиления политической субъектности региональных элит не должны усиливаться, особенно вопросы суверенитета. Тем более, когда речь идёт о т.н. «национальных республиках» – любые намёки на усиление суверенистских настроений должны пресекаться на корню. Всё, что укрепляет статус внутренних республиканских парламентов, ведёт к большей политической самостоятельности, к возможности выстраивать внешние политические контакты (что мы наблюдали в 1990-х), и развивать атрибуты квази-государственности, что было, опять-таки, свойственно постсоветскому периоду ельцинского правления. Такого политического усиления субъектов федерации допускать нельзя, ибо это грозит развалом страны.
Но должна быть и позитивная повестка, и она есть. В центре её находится такая этносоциологическая категория как народ (лаос) или этнос, то есть органическая (не искусственная, политическая) общность, говорящая на своём языке, имеющая общий уклад и единый культурный код. Такая культурно-этническая единица, или иная органическая общность и должна быть поставлена в центр нашей государственности. Её существование представляет из себя базовую ценность, а так же всё, что касается хозяйственных вопросов регионов, бытовых укладов, культурных, вопросов идентичности, развития традиции, обычаев, языков, этнических особенностей – здесь у регионов должна быть вся полнота возможностей, особенно когда речь идёт о сохранении идентичности народов.
Здесь надо подчеркнуть, что именно народы должны иметь возможность развития, а не нации, то есть, не политические формы, не национальные республики, а народы как субъекты большой России должны иметь самостоятельность в культурном (а не политическом) самоопределении, сохранении и развитии своих идентичностей. Органическая общность, идентичность, культурные, традиционные, языковые особенности – да! И они должны ставиться в центр существования Большой России. Искусственная политическая общность, суверенитет, атрибуты государственности, политическая самостоятельность и обособление – нет! И это должно пресекаться в зачаточном состоянии, минимализироваться, рассеиваться. Вот точная формула сохранения целостности и распределения полномочий такого большого, многообразного, сложного и цветущего государства, как Россия.
Из этой формулы и должны вытекать все прикладные аспекты, нюансы и особенности формирования и сохранения нашей государственности. По ней же следует осуществлять и распределение полномочий, а так же выстраивать баланс отношений между федеральным центром и регионами. В принципе, момент передачи президентом полномочий регионам по введению карантинных мер вполне укладывается в эту формулу. Карантинные меры – вопрос бытовой, хозяйственный, не политический. К тем же, кто пытался его политизировать, играя на обстоятельствах для укрепления своего политического веса, следует присмотреться повнимательнее, со всеми вытекающими.
Вопрос управления, касающийся получения большей самостоятельности, больших свобод в области бытового и хозяйственного устройства далеко не второстепенный, на чём часто пытаются играть поборники как раз таки большей политической самостоятельности. Взять тот же Европейский союз, где, казалось бы, государства, в него входящие, имеют огромную политическую самостоятельность. Однако в вопросах технических регламентов, управленческих, и даже культурных они далеко не свободны. Система управления ЕС настолько заорганизована, что порой какое-либо управление ей вооюще становится невозможным.
Те же недуги встречаются и в России. Совершенно нездоровой является ситуация, когда Федеральный центр пытается вмешиваться в бытовые вопросы: как организовать изоляцию, как строить дороги, как развивать торговлю, как развивать хозяйственные процессы, сельское хозяйство. Вводятся управленческие регламенты, которые не видят нюансов, выстраивая всё под один стандарт – а это приводит к противоречиям на местах, и в конечном итоге, к коллапсу управления. Унификационные подходы для такого большого и многообразного государства, как Россия в бытовом, хозяйственном плане делают систему неуправляемой. От чрезмерного вмешательства и контроля все процессы просто останавливаются.
Когда Федеральный центр пытается регулировать все технические вопросы, вмешиваясь в любой управленческий процесс, тогда региональные власти просто умывают руки, садятся на месте ровно и говорят – «ну, управляйте тогда сами, как считаете нужным». Совершенно очевидно и то, что из центра просто невозможно управлять таким количеством процессов, и в итоге вся система управления приходит в состояние коллапса. Такая чрезмерная опека, вмешательство и контроль в бытовые процессы, в конечном итоге, и приводит регионы к стремлению в сторону большей политической самостоятельности. Ибо логично предположить, что если пользуясь своим политическим доминированием, центр влезает и в хозяйственно экономические процессы, тогда большая политическая обособленность даст, в конечном итоге, больше управленческих свобод.
Отсюда стремление увязать политическую обособленность и управленческую воедино. Больше суверенитета, больше власти на местах – больше хозяйственных, управленческих и экономических свобод. А для усиления этой политической обособленности выбирается известный, проторенный путь – развитие атрибутов квази-государственности. Именно поэтому у нас политическую и хозяйственную составляющие зачастую смешивают, а не разделяют.
«Хотите, чтобы мы сами управляли своей хозяйственной составляющей, брали на себя больше ответственности, больше нагрузки на региональный бюджет — тогда дайте нам больше политического суверенитета». А национальные республики вообще имеют в этом вопросе политическую фору: у них свои Конституции, в которых понаписано такое, что лучше туда даже не заглядывать, чтобы не расстраиваться. И не забывайте, что мы принимали Декларацию о независимости, говорит Татарстан, в 1990 году, и поэтому, если вы хотите, чтобы мы развивали дороги, мы, сначала будем свой Парламент развивать. И вообще мы не хотим отказываться от института президентства, у нас свой президент. Или, если не хотите, чтобы мы имели свою Декларацию о независимости, говорит Калмыкия, тогда сами и управляйте всем здесь. Занимайтесь скотоводством, планируйте, какое поголовье баранов должно быть, сколько шерсти они дадут, и вообще, дайте просто денег и оставьте нас в покое.
В сохранении этого баланса между политическим и хозяйственным при их чётком разделении и заключается искусство управления таким сложным государством, как Россия. Уловка же наших геополитических оппонентов, которые очень активно вмешиваются в наши внутриполитические процессы, основана на нарочитом смещении этого баланса в пользу большей именно политической самостоятельности регионов, и при этом раздувая необходимость вмешательства центра в бытовые дела субъектов. На этом и строилась вся игра регионов с Москвой все 1990-е. И если Федеральные власти не различают этих вопросов, не разделяют эти два момента, они тут же попадают в ловушку, ведущую к потере управляемости на фоне центробежных сил.
Таким образом, главный вывод, который надо сделать из всей нынешней пандемийной ситуации – необходимо чёткое разделение хозяйственных и политических вопросов. В этом кроется ключевой момент управления Федерацией, большим государством, сложным полиэтничным пространством, состоящим из множества народов и культур – никакого единого, унификационного подхода в управлении столь разнородным пространством быть не может. Это разные культуры, разные народы, разные особенности, традиции ведения хозяйства, уклада, быта. Более ста народов и этносов проживают на этом континентальном пространстве, а если учитывать небольшие этносы, субэтносы, то около двухсот. И применять ко всем одинаковый управленческий подход не годится, он просто не будет работать.
То же касается и правового пространства – в поликультурной среде России оно не может быть единым во всём и должно иметь нюансы, связанные с таким явлением, как обычное право. Но как только встаёт вопрос о политическом суверенитете или даже намёке на него – жёстко пресекать, продолжая устранять остаточные атрибуты квази-государств внутри России. Если хотим выжить, сохранив целостность и не став лёгкой добычей внешних сил, готовых рвать Россию на куски.
