Вышла в свет новая книга Ивана Охлобыстина «Дом Солнца». Корреспондент РИА Новости Анна Горбашова поговорила с автором о ближайших планах, романтике советских времен, друге Михаиле Ефремове, интернет-троллях и поправках в Конституцию.
— Ваша книга посвящена советскому прошлому, по чему вы особенно ностальгируете?
— Советские времена я вспоминаю с удовольствием. Во-первых, это пришлось на период моей безалаберный юности и детства, у меня это время ассоциируется с покоем, с бабушкой, с безоблачным небом в Калужской губернии. Во-вторых, незримо, но все равно присутствовала какая-то осмысленность. Понятно, что в моей юности все коммунистические идеалы уже потеряли глобальный смысл, но тем не менее оставался флер, что мы должны сделать что-то великое.
Очень много было хороших вещей, например, людей ценили не по деньгам, приветствовался аскетизм, не вынужденный, когда создавали какой-то искусственный дефицит, а в хорошем смысле — аскетизм осмысленный.
— В книгу вошла повесть «Дом Солнца» о хиппи, по которой Гарик Сукачев снял фильм, и фантастическая сага о Союзе Советских Эльфийских Республик. Чем ваш ССЭР отличается от нашего общего, кто им правит и чем дело кончилось?
— Там противоречивый мир в такой стилистике киберпанка что ли, правит там тоже Политбюро — старшие эльфы. Люди сами себя так назвали после того, как СССР одержал окончательную победу на всем земном шаре в силу исторических обстоятельств. На Земле остался только ССЭР, экономический базис не стал основным, все принялись совершенствоваться в благом, возводить в эталон какие-то сказки, такой советский косплей.
— Сейчас вы заканчиваете съемки в фильме Михаила Расходникова «Недетский дом», с вами вместе снимается сын актера Андрея Панина Александр, он унаследовал талант отца?
— Я играю директора детского дома, а Саша одного из воспитанников. Хорошо играет, парень ответственный, и мне это очень нравится. В нашей профессии главное -ответственность, понимание, что ты делаешь, в сочетании с тем, что делает весь остальной коллектив. Только так можно что-то сделать в кино.
— А вы всегда были ответственный?
— Я вынужденно ответственный, я же 40 лет в профессии. Раздолбайский я был во внешней жизни, а в кино мы все были ответственные всегда, и в молодости тоже. Нам не давали возможностей, мы это делали вопреки, все хорошее кино в девяностые годы и начале двухтысячных делалось не благодаря, а вопреки. Ничего мы себе особо не позволяли, тогда уже деньги вышли на первый план — за все надо было платить. Я вот не могу вспомнить, чтобы на площадке что-то сорвалось у нас из-за того, что кто-то был пьяный, например.
— Период самоизоляции тяжело переносили? Семья у вас большая, сбежать некуда, все же были в сборе?
— Да. У нас только Дуся живет отдельно, она к нам приехала, Анфиса подумывала снимать квартиру, но нам кажется, что чем дольше дети поживут с нами, тем лучше. Зачем тратить деньги на квартиру, если есть, где жить, мы себе голову когда-то ломали, а зачем им ломать? Не надо этим голову забивать, они девчонки молодые, пусть с женихами целуются.
— К женихам ревнуете?
— Мы — члены Союза охотников, у нас с женихами все решается строго. Я девочек предупредил, что разведенными они не будут, только вдовами. Мы, как семья, этого себе позволить не можем. А вообще, была б моя воля и не было бы моих дочерей, я бы каждого из их женихов расстрелял бы в упор. Тех, кого я носил какать в туалет, убаюкивал на руках до утра, и это отдать каким-то чужим людям? Но я вынужден, у меня баб в доме больше — заставят, у них мафия, и они все очень энергичные.
— Если бы вам предложили написать синопсис фильма «Охлобыстины в карантине», про что бы он был?
— Как мы от полиции по лесу бегали.
— И как?
— У нас рядом с домом лес, где мы периодически выгуливаем Глашу — маленькую и лупоглазую собачку. Я всегда знал, что моя триумфальная жизнь закончится сварливой женой и лупоглазой собачкой и не будет у меня трех доберманов-девственников.
А по дороге вдоль леса в карантин ездила полицейская машина, мы как ее видим, дальше в лес убегаем. Как-то мы с женой и сыном Васей вышли из леса к торговому центру, я купил каких-то витаминов, Вася решил пойти домой, а мы с Оксанкой еще погулять. Мы углубились в лес, а Вася был застигнут полицией. Она у нас добродушная, деревенская. Спрашивают: «Ты откуда?» «Из магазина, витамины купил», — отвечает Вася. «А родители где? В лесу что ли скрываются?» — вопрошают. «Скрываются», — честно признался Вася.
— Это было в тот момент, когда ваша дочь Анфиса написала в Instagram, что у нее коронавирус?
— Да, нас быстро упаковали, потом выяснилось, что все здоровы, как лошади, и Анфиса тоже. У них, видать, была какая-то текучка, проблема с тестами, потом три раза приезжали и никакого вируса не было.
— Чем занимались в творческом плане в вынужденном актерском простое?
— Я книжку дописывал — роман «Тот», никак я его добить не могу. Еще Мише Ефремову написал пьесу, которую он должен был ставить после пандемии. Перечитал и пересмотрел все, что мне дети посоветовали, да и все — кончилось пандемия. Я на память себе гравировку на часах сделал «Пандемия-2020. Карантин COVID-19» с такого-то по такое число.
— Что сейчас будет с пьесой, которую вы писали для Ефремова?
— За две недели до этой катастрофы он, как чувствовал, попросил ее поставить Гарика Сукачева. Пьеса называется «Пар». Мишей прямо перед пандемией была мне поставлена такая задача: в воздухе царит некая неопределенность и ощущение грядущей катастрофы по разным причинам — меняется климат, какие-то политические конфликты, в обществе не очень спокойно. Есть ощущение, что что-то должно случиться. Он хотел, чтобы в пьесе было передано движение в пропасть, ощущаемое персонажами. Все действие происходит в бане в римском зале. Собираются лучшие друзья, выпивают, разумеется, баня же. Сначала все очень хорошо и дружелюбно, а потом неожиданно начинается внутренний конфликт, который приводит к гибели всех персонажей. Миша был увлечен пьесой, каждый десять минут общался с Гариком.
— Какова была ваша реакция на случившееся, вам удалось поговорить с Ефремовым после этой трагедии?
— Мне никуда не деться, Ефремов не только мой старый друг, но и родственник — крестный Анфисы. Никуда я от семьи уйти не могу, будь он хоть людоед. Я всем сразу сказал, что ко мне претензий не предъявляйте, я его как поддерживаю, так и буду поддерживать. И поддерживаю я не его, а жену Соню и детей и нашу тридцатилетнюю дружбу, и все, кто вокруг него, думают так же. Я не склонен романтизировать эту ситуацию, там совершенно очевидное преступление, по моему мнению. Я искренне надеюсь, что Мишу не посадят, потому что он умрет в тюрьме. Но я еще больше боюсь, что он сам себе тюрьма, человек он совестливый, как бы чего не случилось.
Я с ним разговаривал, он хотел в тюрьму. Я максимально пытался заразить его оптимизмом, но у него такой тяжкий груз, он как загипнотизированный. Он упивается своим страданием. Я ему сказал: «Миша, не сойди с ума, у тебя трое маленьких детей. Подумай, что можно сделать, чтобы искупить грех. Грех смертельный — надо на исповеди каяться, а не мистифицировать ситуацию. Все случилось как случилось. Парадокс в том, что именно таким, каким его осуждают, его больше всего любили, что он пьяный, безбашенный, про Путина стихи читает, такая вселенская поддержка создала иллюзию неуязвимости, а это очень опасно.
— А какой козырь в рукаве у адвоката Ефремова, вы не знаете?
— Я думаю, что это адвокатская игра и с той и с другой стороны, потому что если прислушаться, что они говорят, с ума можно сойти.
Я его адвокату сказал, что советую сказать на суде, что думают его друзья. Друзья выражают свои соболезнования семье погибшего, он горбатился, кормил семью и погиб ни за что. Виноватый не подлежит обсуждению, но мы никогда от него не откажемся. Оптимальный вариант было бы дать ему условно, чтобы он отдавал лучшее государству, лучшее, что у него есть, — его талант. На поселении он сопьется. В тюрьме тоже катастрофа. Его обожала вся страна, там ему тоже тут же нальют и попросят почитать стихи, и у нас будут либеральные урки. А зачем обществу либеральные урки, они всегда были консерваторы.
— На суде Ефремов не признал вины, так как он ничего не помнит, что вызвало новую волну возмущения в сети…
— Русский человек пьяный и трезвый — это два разных человека, чаще всего друг другу не представленные. Пить мы не умеем, нам не букет цветов Монблана нужен, а первый атом алкоголя, и все — тьма. Мы — дети хаоса, но кровь не водица все равно. Все, что нас не убивает, нам неинтересно.
— Как вы относитесь к критике всевозможных блогеров, когда читаете гадости про себя, вас это задевает?
— Мнения разные бывают, я не активный участник социальных сетей, хотя в них присутствую и все мной освоено. Если человек пишет гадости напрямую, это больной человек. Я ему просто не нравлюсь, но у него нет никакой мотивации, что я могу сделать? Однажды в Instagram один и тот же человек меня все время чморил, жена мне сказала, напиши, что я тебя уже ревновать к нему начинаю.
— В карантин многие использовали свои блоги как площадку для творческого самовыражения, кто-то танцевал бесконечно, кто-то читал стихи, пел, снимал ролики. Вы очень креативный человек, но как-то не радовали подписчиков веселыми историями из жизни Охлобыстиных. Не было желания?
— Мы не хотим зависеть от интернета, мы хохочем с утра до вечера, но смысла нет все это на люди выносить, многим людям не объяснишь, из-за чего мы смеемся, самые смешные истории, они необъясняемые. Жили себе в удовольствие и умрем в удовольствие, нам очень интересно, что на той стороне.
Все эти блоги — это слишком ответственно, подразумевает под собой некую деятельность, коммуникации с читателями, поэтому в Facebook у меня робот-клон собирает информацию, а Instagram я использую как стенд в ЖЭКе, родился кто-то – поздравляю, женился – тоже поздравляю.
— Кстати, о критике, последний раз на вас были нападки из-за рекламных роликов о поправках в Конституцию, вы голосовали за поправки?
— Да, я прямо рад был поправке, что семья — это союз мужчины и женщины. Я вообще не ханжа, не хочу подглядывать, кто, кого, куда и как — это личное дело каждого, вопрос деликатный, в итоге либо дети родятся, либо счастье получается. Но это нельзя выносить на общий обзор, все самое главное рождается в тишине.
Единственное, я не понимаю, почему до сих пор не решен глобально вопрос по 13-ой статье Конституции, которая запрещает нам иметь идеологию. Почему никто не обращает на нее внимания? А напрасно, мы должны знать, куда мы стремимся. По сути, идеология у всех одна — это набор постулатов, что можно, а что нельзя, от величественного до простого: нельзя переходить на красный свет и нельзя есть человека. Обществу ничего не предложено, нет мечты. Праздновать былые победы мы должны — это прекрасно, из этого складывается понятие Отечество, но это заслуги отцов и дедов. Мы не можем вечно гордиться только былыми победами и пользоваться тем, что заработали не мы, мы же должны как-то развиваться.
— Какие у вас ближайшие актерские планы?
— В начале сентября уезжаю на съемки телешоу в Геленджик, что-то типа «Форт Боярда». Там выстроена площадка а-ля замок, который состоит еще из 16 площадок, где будут проходить конкурсы на смекалку и физическую выносливость. Победитель получит один килограмм золота. Участникам придется преодолеть очень многое. Я буду вести шоу вместе с Кристиной Асмус, Тимуром Родригезом. Думаю, что отдыхающие тоже будут участвовать, им же интересно — это такой большой цирк-шапито.
— У вас есть любимый фильм с вашим участием в качестве актера или сценариста?
— У меня нет любимых фильмов, у меня любимые коллективы, они везде одни и те же. Я с девчонками, с которыми работал на «Царе», работал еще на трех фильмах, а с командой «Интернов» еще на шести или семи проектах в разные времена. С каскадерами, с которыми снимался 25 лет назад, снимался и позавчера.
— Иван, признайтесь честно, сколько серий «Интернов» вы посмотрели?
— «Интернов» я оставил себе на старость, там 365 серий, каждый день по серии на весь год. Когда почувствую, что подкатывать начинает, сяду и начну смотреть. Мы с Оксанкой 20-ю серию смотрели с дальнобойщиками в кафе, потом, кажется, 130-ю, где чеховские времена, и еще одну.
