— Это программа «Антонимы». У нас в гостях писатель Николай Стариков. Здравствуйте, Николай.
— Здравствуйте.
— Вы как вообще относитесь к ситуации с Алексеем Анатольевичем и к его посадке?
— С пониманием.
— С пониманием к кому?
— С пониманием того, что, когда он прилетел, он должен был 100% сесть.
— Почему?
— Ну человек бросил вызов государству, и, в конце концов, сколько же ему это может сходить с рук? Поэтому всё, что мы наблюдаем сегодня, — это сценарии, которые были обсуждены с его кураторами. Совершенно очевидно.
— А какие кураторы у него? Вот объясните.
— Ну как минимум Мария Певчих.
— Кто это такая?
— Ну это девочка-припевочка такая, как бы ни о чём. На самом деле я полагаю, что она связующее звено.
— Между кем и кем?
— Между британской разведкой и пациентом берлинской клиники.
— Подождите, то есть вы правда считаете, что Навальный британской разведкой, что ли, каким-то образом к нам подослан?
— Я убеждён, что ту информацию, которую Мария Певчих привозит ему на флешке, никакая девочка просто так с бантиками в интернете не найдёт.
— А какую? Это вы имеете в виду дворец в Геленджике, что ли?
— Все его расследования так называемые — это плод серьёзного сбора информации, который происходит где-то там, дальше ему привозят, это она сама сказала, втыкают — и он читает. Обратите внимание сейчас…
— То есть он не пишет?
— Нет, конечно. Обратите внимание. Он сейчас им даже не нужен. Он им не нужен. Навальный не нужен. Они обходятся без него. Волков с деньгами. Мария Певчих прекрасно ведёт социальные сети. Вот вы сейчас сказали, в Instagram он выступил. Он же не из тюрьмы, не из места заключения в Instagram выходит.
— Я, кстати, не удивился бы, если бы у него прямо там был новый iPhone.
— Нет. Он не нужен. Теперь они от его имени будут снимать фильмы. Говорят: «Он нам через адвоката передал сценарий». Но этот сценарий… ну как это в реальности? Ему кто-то передал сначала информацию, чтобы он её обработал и написал. У него там времени нет. Он занят, он должен быть занят. Так что перед нами розыгрыш сценария, который обсуждался ещё в Берлине, потому что искренне считать…
— Вот кем? Подождите. Я тоже не понимаю, кем он там обсуждался в Берлине? Вот как вы себе видите эту картинку? Вот Навальный. Там у него какие-то кураторы. Я, честно говоря, всегда считал, что кураторы Навального находятся в наших спецслужбах, а совсем даже не в британских.
— Слушайте, главный вопрос — кто его крышевал.
— Вот кто его крышевал?
— Не знаю. Ну вот вы говорите: «Как вы себе это представляете?» Я представляю себе так.
— Ну да, вы писатель.
— Сидит Навальный, сидит Мария Певчих. И вот они обсуждают, и ещё кто-то сидит. Я вам добавлю ещё немножко перчика в эту картину. Помните, самолёт, на котором Навальный летел в бессознательном состоянии? Там жена и Мария Певчих тоже прилетели. Так вот правительство ФРГ сначала на запрос депутатов своих же, немецких, ответило, что оно ничего не знает о визите. То есть как бы самолёт прилетел, его встретили спецслужбы, а девушка не прилетела. Потом через неделю они поменяли (я имею в виду немецкое правительство) показания, сказали, что вроде прилетела. То есть вы представляете себе? То ли в Германии такой бардак, что никто не может посчитать пациентов самолёта, где человек десять, либо эта девушка настолько таинственная, настолько важная, что германское правительство отворачивается, когда она то ли прилетает, то ли не прилетает в Германию.
— То есть вы считаете, это такая полковничиха MI6, да, Мария Певчих?
— Давайте будем считать, девочка-припевочка такая симпатичная.
— Я вообще никак не считаю. Я, честно говоря, только от людей, от гостей вот этой программы узнал о существовании Марии Певчих. Я не очень слежу, откровенно говоря, за всей этой хренью.
— Как говорится, и бог с ней.
— Вы являетесь членом…
— Центрального совета.
— Центрального совета партии «Справедливая России — За правду». На самом деле вы являетесь членом справедливой… в смысле центрального совета партии «За правду».
— Вы сейчас всех запутаете, Антон.
— Расскажите. Распутайте.
— Распутаю, да. Я являюсь членом центрального совета объединённой социалистической партии «Справедливая Россия — За правду».
— Вот что это такое? Что это за левиафан такой адский?
— Это социалистическая партия, а не левиафан, которая объединилась, которая создалась в результате слияния трёх политических сил: «Справедливая Россия», партия «За правду» и партия «Патриоты России». Произошло это в феврале. Юридически это уже зафиксировано, и теперь идёт процесс с колёс — работы, сращивания.
— Вам самим не западло было с Мироновым объединяться?
— Вы знаете, в политике основой любого объединения или размежевания… помните, как там Владимир Ильич говорил: «Чтобы объединиться, надо сначала разъединиться».
— Я не знаком с Владимиром Ильичом.
— Я напомню. Вот Ленин говорил: «Чтобы объединиться, надо сначала разъединиться». Большевики, меньшевики, вся эта история. Так вот основа объединения или разъединения — это идеология, это взгляды. Когда мы стали изучать программу «Справедливая Россия», до этого я с коллегами по общественному движению «Патриоты Великого Отечества» объединился за правду, мы тоже изучали программу. И вы не поверите: 99,9% — полное совпадение идеологии. Полное.
— Буквально как в программе КПСС и Новом Завете у вас совпадения.
— Вот программу КПСС я знаю чуть хуже, поэтому не могу здесь ни поддержать, ни опровергнуть. Идеология одна и та же. А если идеология одна и та же, зачем будем…
— Какая у Миронова идеология? Это же абсолютно…
— Речь идёт не о фамилии, а речь идёт о партии. И зачем мы будем конкурировать друг с другом в одном бюллетене на радость «Единой России», на радость «ЛДПР», на радость коллегам-коммунистам и на радость всем остальным? Ну зачем? Нам надо объединиться. Вот просто одно объединение дало уже больше процентов…
— Николай, давайте всё-таки будем говорить начистоту.
— А мы только так и говорим.
— Мы разговаривали, обсуждали это с Захаром (Прилепиным. — RT), который сказал, что мы пришли в администрацию президента и нам сказали. Давайте так. Кому пришла идея подмять под себя Миронова? Ну очевидно, что Миронов уже никому не нужен. Миронов — человек непроходной. Сам бы он не прошёл в Государственную думу. Может, он и с вами не пройдёт в Государственную думу.
— Антон, вот вы надеялись, что я не смотрел интервью Захара.
— Ничего не надеялся.
— А я смотрел. Захар такого не говорил.
— Нет, он говорил про администрацию президента. Всё остальное я сказал.
— Он говорил о том, что в любой нормальной стране (я с ним согласен) политические процессы всегда определённым образом контролируются, направляются, то есть они не хаотичны и не могут происходить в вакууме.
— Да нет, ничего подобного. Он говорил, мы с ним обсуждали прямо админку.
— Мы это пересмотрим с вами. Пересмотрим.
— Прямо АП.
— Поэтому смотрите. «Справедливая Россия» имела рейтинг накануне нашего объединения, без нас, 4,5% примерно — 5%. Партия «За правду» — в районе 2%. Патриоты — 0,5%. Как только мы объединились, рейтинг уже 8—9%, и это мы ещё не начали избирательную кампанию.
— Так нет. Я понимаю, что вы добавили какого-то количества голосов.
— Подождите. Не только медийные, хорошие, известные люди с принципиальной позицией укрепили собой одну из парламентский партий. Вот так надо бы сказать. Но и появилось слово «социализм» в заголовке названии партии. Партия теперь социалистическая.
— То есть из вас админка делает конкурентов КПРФ?
— Вы знаете, мне кажется, кто-то сейчас делает конкурентов нам, потому что партия под названием КПСС…
— КПРФ.
— Партия под названием КПСС, которая была спойлером КПРФ, переименована на днях. Она теперь РПСС. Российская партия социальной справедливости.
— А вы как называетесь?
— А мы называемся «Справедливая Россия — За правду».
— То есть СРЗП?
— Слушайте, ну четыре буквы мы потом с вами выучим.
— Главное, чтобы вы выучили. Мне уж зачем? Знаю «Единую Россию» — и слава богу.
— РСДРП(б) было букв больше. Это никак не помешало.
— Да я не про буквы. Я про спойлеры, про то, что люди как бы должны путать. Я пытаюсь понять, что они должны там путать, я всё же про вас спрашиваю. Если вас пытаются поставить в качестве такого фланга на якобы социалистическую повестку. Вот есть у общества какой-то там запрос на социализм условный. Вы, кстати, понимаете, большой или маленький?
— Откуда взялось слово «якобы», Антон?
— Потому что вы мне говорите: «Вот у нас сейчас рейтинг — 8». Я думаю, откуда вы это взяли? Я не знаю, откуда это, я не видел эти социологические опросы.
— Хорошо.
— Вот так же и здесь, я говорю «якобы», потому что не знаю этого запроса. У меня такого запроса нет, и у моих каких-то друзей этого запроса нет. Это не значит, что его нет, но я его не вижу.
— Антон, вы слово «якобы» сказали не «якобы запрос», а «якобы на социалистическом фланге», тем самым поставив под сомнение социалистичность свежеобразовавшейся структуры, а это неправильно.
— Нет-нет-нет. Нет, значит, вы неправильно поняли. Я как раз говорил…
— Это вы неправильно сказали.
— Значит, я неправильно сказал. Я имел в виду исключительно то, что вы работаете на социалистическом фланге, на который якобы есть запрос. И я вас спросил действительно, большой он или маленький.
— Большой.
— Ну вот вы просчитывали это?
— Большой. Я не самый главный счетовод и не самый главный политтехнолог. Я, как вы сказали, писатель, поэтому я могу представить что-то. Процентов 25 наших граждан не ходят голосовать. Почему? Потому что они не находят в бюллетене партию, которая соответствует их взглядам. И я убеждён, что значительная часть…
— Ну как 25? Больше у нас не ходят голосовать.
— …хочет голосовать за социализм.
— Да?
— Да.
— То есть это просто такое умозрительное заключение?
— Я так вижу.
— Вы как Кашпировский в этом смысле.
— Нет. Я как писатель.
— Вы думаете, что люди хотят проголосовать не за Алексея Анатольевича Навального, например, а за вас? Вот эти, которые не ходят.
— Вы знаете, я не боюсь Алексея Анатольевича Навального. Пусть бы за него голосовали, но проблема Алексея Анатольевича в том, что он всегда регистрировал партию так, чтобы ее не зарегистрировать.
— Почему? Вот расскажите, как так?
— А это очень просто.
— То есть вы зарегистрировали так, как надо. А он так, как не надо. В чем разница?
— Ой, у меня персональный опыт регистрации партии и её закрытия Верховным судом в 2020 году очень большой, но это тема для отдельной программы.
— Ну.
— Что касается Навального, при тех деньгах, которые он получает из неизвестных источников (а мы с вами взрослые дяди, мы не верим, что школьники, пионеры, студенты на кофе не допили, не доели — отправили Навальному)… Там по материалам уголовного дела, которое ещё не доведено до конца, видно, что люди жертвовали по 20, 30, 60 млн. Это всё сотрудники его штаба или ещё кто-то. Ну бог с ними, с деньгами, то есть денег как у дурака фантиков.
— У вас тоже, наверное, в вашей «Справедливой России»-то немало денег, тоже небось чёрный нал.
— «Справедливая Россия» получает, как парламентская партия, финансирование от государства.
— Сейчас да. Но вы-то не получали в своей этой партии «За правду».
— А я вообще не занимался в партии «За правду» какими-то…
— Сразу пошла эта тема «я вообще ни при чём».
— Подождите. Дайте я отвечу.
— Вы же обвиняете Навального в том, что он деньги ворует.
— Дайте я отвечу. Навальный мог просто купить партию. Ему не дают зарегистрировать. Придираются. Пошёл бы и купил. Он этого не делал, потому что, если он её зарегистрирует, пойдёт на выборы и получит свои 0 или 1%, это конец его политической карьеры.
— Но вы правда считаете, что Навальный — настолько ничтожный и непопулярный политик?
— А вы посмотрите, сколько человек посмотрело якобы этот ролик. Это максимальная медийная подсветка международная.
— 150 млн, вот мы видим, посмотрело.
— Да. Сколько из них живых людей?..
— Не знаю.
— И я не знаю. А сколько людей вышло? 10, 20, 30 тыс. То есть процент нулевой. Здесь нужно создавать проблему, чтобы кричать, что не пустили…
— Подождите. Люди, может, не хотят выходить на митинги, но хотят выйти к избирательным урнам. И, может быть, если у него была партия… Была же там партия «ПАРНАС», вполне себе была попытка её зарегистрировать.
— Партия «ПАРНАС» существует.
— Ну.
— Вы знаете, история Навального следующая. Вот почему-то в кадрах, слава тебе господи, противников международных всё время выбирают не того. Воровать не надо, потому что условный срок, который вообще-то удивителен в двух экземплярах, перекрыл этому господину путь в политику. Не надо было воровать.
— Подождите. Вы тоже так это всё говорите, как будто он один ворует, а вы там не воруете, вы такие белые и пушистые.
— Я не ворую.
— Сейчас… Он тоже так говорит: «Я не ворую». Вот сегодня написал…
— У него был суд.
— Ну вот. Другое дело. Вас пока ещё не осудили.
— У меня было несколько судов по защите чести и достоинства, когда некоторые люди попытались распространять информацию, которая, суд выяснил, полностью не соответствует действительности. Так что я могу это утверждать, у меня судебное решение.
— Вас выбрали для того, чтобы вы поддержали своим авторитетом и, скажем так, популярностью в активной пассионарной патриотической среде абсолютно бесполезного Миронова, или вас всех выбирают для того, чтобы вы стали каким-то противовесом КПРФ? С моей точки зрения, это тоже бесполезно.
— Нас выбирать будут 19 сентября.
— Ладно. Вас выбирали в администрации президента. А выбирать вас действительно — народ будет голосовать за вас или за кого-то, скорее всего, за «Единую Россию»?
— Антон, вы тоже, наверное, книги пишете.
— Нет.
— У вас большое воображение.
— У меня какое-то воображение есть, я фантазирую.
— Я надеюсь, всё-таки в каких-то рамках политических.
— В рамках, в рамках. Не завышайте свою самооценку.
— Нет-нет-нет, я никоим образом. Так что в администрации президента я не знаю, кто кого куда выбирал. Я туда не ходил и никаких разговоров…
— Не было у вас никогда?
— О той конструкции, о которой мы с вами говорим, — нет, не было.
— Хорошо. Давайте так. Вас никто не вызывал в администрацию президента предположим, но сами-то вы как думаете? Вот вы, выстраивая какие-то там партийные свои перспективы, рассчитываете, что вы сильное звено в слабой бесполезной партии Миронова? Или вы, наоборот, такое слабое или второстепенное звено в таком большом, скажем так, коммунистическо-социалистическом движении?
— То есть вы уже КПРФ туда присоединили?
— Так нет, я же ровно про это с вами говорю последние 20 минут, а вы делаете вид, что этого не замечаете. Я вас спрашиваю: вы спойлер КПРФ или нет?
— Нет, конечно.
— Ну как нет?
— Конечно, нет.
— Почему? Вы отнимаете голоса? Вы говорите: «Мы теперь социалистическая партия». Зюганов тоже всё время…
— Теперь официально социалистическая. В программе давно так писали.
— Зюганов тоже все время говорит: «Мы — за социализм». Вот как я должен, простой избиратель, женщина из какого-нибудь Нижневартовска, разобраться, какой социализм правильный — ваш или зюгановский? Вы оба за Сталина, все ходите, возлагаете небось к Сталину цветы. Вы возлагаете к Сталину цветы?
— Бывает такое.
— Ну вот. Часто?
— Очень часто туда ходить было бы странно. Я пишу книги про Сталина, читаю его труды. Считаю это делом более важным, чем возлагать цветы часто. Но как женщине из Нижневартовска я скажу: «Уважаемая женщина из Нижневартовска…»
— Я жду, да.
— «Если вы хотите голосовать за коммунистическую партию, то посмотрите, собирается ли она строить коммунизм, ведь из её названия следует, что она коммунизм строит. Если вы хотите, чтобы был социализм XXI века, вам стоит проголосовать за объединённую социалистическую партию «Справедливая Россия — За правду».
— Что такое социализм XXI века?
— Я ещё не закончил свой ответ. И теперь самое главное. Посмотрите на политическую практику. Например, КПРФ. Нехорошо, как говорится, о конкурентах что-то, но пожалуйста. Кого она выдвигала на президентских выборах?
— Геннадия Андреевича Зюганова.
— Офшорного олигарха. У него немножко другое имя.
— Это вы имеете в виду прошлого кандидата? То есть вы имеете в виду кандидата Грудинина?
— Нам сложно говорить о будущем.
— Нет, я имею в виду кандидата, там же была ещё история президентских выборов с 1996 года.
— Да. Офшорный олигарх. Вот теперь сложите это. Партия, которая должна строить коммунизм, и офшорный олигарх как кандидат.
— У вас Миронов вообще, непонятный какой-то чиновник, которого назначили какую-то партию возглавлять, чтобы был, для отвода голосов созданную. Вся страна знает и над ним потешается. Какие-то там интеллигенты в 2011 году зачем-то за него проголосовали просто от ненависти к «Единой России», устроили из-за него, из-за этого Миронова, все эти митинги свои 2011—2012 годов. И вы рассказываете о том, что Грудинин — это офшорный кандидат. Ну ладно, он председатель успешного совхоза, выращивает клубнику.
— Нет.
— Что?
— Председатель ООО «Совхоз имени Ленина».
— Хорошо. Неважно. Сельскохозяйственного предприятия. То есть человек на земле работает, в отличие от всех от вас.
— Да. Только деньги почему-то… ЦИК об этом говорил, были основания считать, что они находятся вне пределов юрисдикции Российской Федерации.
— Он допущен был к выборам?
— Да.
— Значит, ЦИК не нашёл нарушения законодательства.
— Мы же с вами писатели. Мы полагаем. Мы видим.
— Я ничего не полагаю. Это вы полагаете. Но при этом то, как вы начали расписывать кандидата от КПРФ, и то, как вы говорите: «Нехорошо ругать конкурентов»… Значит, вы считаете своими конкурентами КПРФ. Правильно я понимаю?
— Мы считаем конкурентами все парламентские партии.
— Любого, кто пойдёт на выборы.
— Все парламентские партии.
— «Единая Россия» вам конкурент?
— Безусловно, конкурент.
— Почему? Вы же на разных полях играете.
— Дело в том, что за «Единую Россию» голосуют очень разные люди, потому что идеологии у «Единой России» как таковой нет. Часть людей голосуют за стабильность. Часть людей, уважающих Путина, тоже голосуют за «Единую Россию». Часть людей, которые не знают, за кого голосовать, тоже голосуют за «Единую Россию». И поэтому, когда мы дадим альтернативу — новая социалистическая объединённая партия, — я считаю, что мы можем рассчитывать и на часть голосов, которые отданы в адрес этой партии.
— То есть вы у «Едра» собираетесь отжать, да?
— Мы собираемся увеличить свой результат. А если мы увеличиваем свой результат, это значит, что кто-то свой результат ухудшит.
— Почему? Вы же начали с того, что вы собираетесь голоса получать в той самой аудитории, которая вообще на выборы не ходит.
— Совершенно верно.
— То есть это как бы ничья аудитория, говорите вы сразу же, сначала. «Эта аудитория ничья, мы ни у кого не откусим». А сейчас вы говорите: «Нет, мы собираемся откусывать у «Единой России». Знают об этом в администрации президента — что вы собираетесь отжимать у «Едра»?
— Смотрите. Это же с двух сторон. С одной стороны, вы увеличиваете явку, то есть мы увеличиваем явку, потому что человек не ходил, не ходил, а вот в этот раз пойду.
— Там же Стариков идёт на выборы.
— Потому что уважаю Захара, потому что Сергей Михеев там, потому что Владимир Меньшов, потому что умница Кира Сазонова, потому что ребята из Донбасса, иду и голосую. Вот. Увеличилась явка.
— А какие ребята из Донбасса, простите, у вас?
— Там много ребят из Донбасса.
— Они же не граждане Российской Федерации.
— Нет. Эти ребята — граждане Российской Федерации.
— Граждане уже Российской Федерации? Ребята из Донбасса.
— Да. Не «уже», а давно граждане. А некоторые уже граждане.
— И они идут в Государственную думу? То есть вчера они ещё были гражданами Украины.
— Слушайте, списки в Государственную думу ещё, как говорится, не сформированы до конца, поэтому что нам с вами забегать вперёд, хоть мы и писатели.
— Вы сформировали список партии-то свой?
— Я не занимаюсь формированием.
— А кто занимается? Администрация президента?
— Этим занимаются мои товарищи.
— Какие? Какие товарищи?
— Хорошие. Хорошие товарищи.
— Ну какие товарищи? Ну что за глупости. Сказали бы, Захар Прилепин, — я бы это проглотил, а теперь я уже не могу это просто так.
— Я немножко интриги хочу.
— Какой интриги? Кто у вас там занимается партсписками? Владимир Меньшов, что ли, прости господи?
— Партсписками занимается руководство партии. Партия состоит из трёх человек сегодня, руководство. Это Сергей Миронов, Захар Прилепин и Геннадий Семигин. Вот такой ответ будет вам.
— Понятно.
— Наверное, ещё кто-то.
— Кто-то в администрации президента, наверное, формирует ваши списки. Так я себе этот ответ слышу.
— Как-то у нас, видимо, эхо какое-то. Я говорю одно, а слышите вы другое.
— Возможно, да.
— Антон, что такое?
— Вы просто потому что не говорите и говорите: «Я оставлю интриги». И для меня это значит, что вы интригу где-то там в управлении Харичева какого-нибудь оставляете.
— Антон, я тоже должен слышать что-то другое?
— Да это не знаю. Это как вам угодно. Вы же писатель тоже.
— Хорошо.
— В чем идеология вашего неосоциализма?
— В уровне жизни. В новом подходе к формированию высокого уровня жизни. Главная проблема, которая сегодня есть в нашей стране, — это отсутствие социальной справедливости. Деньги, скажем, масло на бутерброде есть, просто размазано это всё очень-очень несправедливо. И государство наше уважаемое — к нему много вопросов есть — всё время старается сбросить с себя социальную функцию.
— Вот какие у вас вопросы есть к государству?
— А зачем была проведена пенсионная реформа? Я бы назвал её «антипенсионная реформа». Это главный вопрос, помимо того, кто крышевал Навального, о котором мы с вами уже говорили. Зачем это было сделано? Я не понимаю.
— То есть вы задаете вопрос президенту Путину, да?
— Я задаю вопросу государству.
— Как это — государству? Президент Путин объявил об этой пенсионной реформе. И президент Путин своим именем эту пенсионную реформу… я не буду говорить глагол «крышевал», но, так сказать, прикрывал.
— Вот это и есть мой вопрос.
— То есть вы задаёте вопрос. «Владимир Владимирович», — говорите вы.
— «Владимир Владимирович, кто персонально предложил вам своим авторитетом прикрыть антипенсионную реформу, которая поссорила власть и российский народ?»
— А вы считаете, она поссорила?
— Безусловно.
— Насколько потерял, условно говоря, рейтинг Путина после того, как была проведена пенсионная реформа?
— Рейтинг Путина и рейтинг государства в целом — это не всегда одно и то же.
— Вы считаете?
— Я не видел ни одного человека, довольного пенсионной реформой.
— Но вы же не пенсионер и я не пенсионер. Тут есть пенсионеры кто-нибудь в студии? Ни одного пенсионера я не вижу. Соответственно…
— Дело не в том, кто пенсионер. Люди наши обиделись не потому, что кто-то пенсионер, хотя и поэтому тоже.
— Я лично не обиделся.
— Давайте я попробую вот так сформулировать, почему люди обиделись. Потому что вдруг страна заговорила со своими гражданами на каком-то странном языке. Некоторые люди начали объяснять, что 1 тыс. рублей, которая будет доплатой, — и счастливые пенсионеры смогут путешествовать. Такое впечатление, что вы разговариваете с людьми, которые не знают жизни. А пенсионеры-то уж её точно знают. И второе. Почему вы не говорите самое главное? Весь смысл пенсионной реформы. Мы можем с вами откровенно говорить. Вот весь смысл пенсионной реформы один — сэкономить деньги.
— Конечно.
— Этого никто не сказал.
— Почему? Это все всегда говорили.
— Нет.
— Что больше наша экономика не справляется.
— Нет. Это в целом не справляется.
— Пенсионеров дико много.
— Пенсионерам говорили: «Вы будете молодые и весёлые». «Если вы больше работаете, — также говорили, — значит, вы молоды».
— Это же правда.
— Надо было выйти к нашим пенсионерам и сказать правду. Ко всему народу: «Дорогие друзья. У нас проблема в Донбассе с Украиной. Мы готовимся увеличивать влияние русского мира в других областях». Например, раздать паспорта в Донбассе. А я выступаю, я говорю, я с моими коллегами — мы выступаем за то, чтобы паспорта раздать и гражданам Украины.
— То есть партия ваша?
— В данном случае я говорю об общественном движении «За правду», потому что от партии не уполномочен такие заявления делать.
— То есть всё-таки отчасти вашей партии.
— Так вот. Если мы раздадим российские паспорта ещё 40 млн граждан, у нас возникнет вопрос, откуда платить пенсию. Так вот, дорогие друзья, мы увеличиваем пенсионный возраст, чтобы избежать войны с Украиной, к которой нас неизбежно толкают американцы. Вот тогда бы народ согласился.
— Вы думаете?
— Да.
— То есть если бы вы вышли, пенсионерке нашей (вот мне, я пенсионерка из Нижневартовска, как вы помните) вы, такой, говорите: «Я хочу раздать русские паспорта. Значит, дорогая Галина Николаевна, я хочу подарить русский паспорт такой же вот Галинке Миколаевне в Ужгороде».
— Да.
— И она, такая: «Да, я согласна пожертвовать своей пенсией ради Галинки Миколаевны». Вы правда так думаете?
— Я даже считаю, что Владимир Владимирович мог идти на президентские выборы состоявшиеся, сказав этот тезис.
— Зачем? Он и так пошёл и выиграл триумфально.
— Он бы получил поддержку народа, и пенсионная реформа…
— Да он и так получил поддержку народа.
— Если она по каким-то причинам была остро необходима, хотя я не знаю таких причин, народ бы проголосовал.
— Вы же сами сказали: надо деньги сэкономить было.
— Так нам вот сейчас, во время, так сказать, не к ночи помянутой пандемии, показали, что всё можно было решить иначе. Два-три договора об офшорных юрисдикциях разорванных, нам Минфин отчитался. Путин сказал, Минфин провёл переговоры с Люксембургом, с Голландией и ещё с кем-то. Экономия… Я просто цифры посмотрел.
— Вы сейчас о чём?
— Такие же. Антон, экономику надо подтягивать.
— Так.
— Вам.
— Да, я догадался, что вы меня имеете в виду.
— Попробую объяснить ещё раз.
— Я просто не понял про Люксембург, не в повестке.
— Вы сейчас играете пенсионерку из Нижнего Тагила. «Уважаемая пенсионерка из Нижнего Тагила».
— Да, Галина Николаевна.
— Галина Николаевна. У меня тётю так звали, поэтому…
— Видите. Не можете без слёз.
— Нет. Могу без слёз. Могу просто объяснить. Та сумма экономии, которую, наверное, объяснили Владимиру Владимировичу и этим обусловили необходимость проведения пенсионной реформы… Наше государство могло сэкономить, если бы переписало три-четыре договора с офшорными юрисдикциями.
— А в этих юрисдикциях кто находится-то?
— Смысл какой? Наши бизнесмены держат деньги там.
— Вот. Так и скажите. Наши бизнесмены-подонки, жулики.
— Это вы сказали. Держат деньги там и для того, чтобы они платили налоги здесь, ставка должна быть одинаковая. Смысл изменения закона. Там сейчас меньше, у нас — больше. Они платят там. Мы говорим: «Либо вы делаете такую ставку, как у нас, одинаковую…»
— Либо что?
— «…либо мы разрываем договор». И тогда нашим бизнесменам придётся платить налоги и там, и здесь, что невозможно, они будут платить только у нас. Понимаете? Вот. И это было сделано, Минфин отрапортовал, весной и летом прошедшего года. Зачем тогда пенсионная реформа?
— Может, всё равно не хватало денежек. Вот вы говорите: «Мы сейчас за то, чтобы раздать паспорта в Донбассе». Раздали ведь паспорта в Донбассе?
— Мало.
— Сколько?
— Мало. Раздали 500 тыс. И сейчас главная проблема…
— А надо сколько? Может, просто остальные не хотели брать эти паспорта?
— Нет. Очереди.
— Да?
— Товар ходовой, Антон. Сверхходовой.
— Все хотят быть нашими гражданами, да?
— Все хотят быть нашими гражданами.
— Доставать из широких штанин.
— Может быть, из юбок, если пенсионерка откуда-то из другого места.
— Из Краматорска.
— Из Краматорска. Проблема сейчас немножко другая. Раздали паспорта — это правильно. Это было нужно сделать даже раньше, потому что эти люди кровью в буквальном смысле слова это право выстрадали. Теперь возникает вопрос, как они будут голосовать на выборах в Государственную думу.
— Как?
— А пока ЦИК нам делает очень странные заявления. По-моему, вчера-позавчера сделал заявление такое, что граждане Российской Федерации, проживающие в Донбассе, могут приехать в Российскую Федерацию и там проголосовать. То есть давайте вот, мы же писатели, помыслим. На голосовании по поправкам, которое было летом, примерно 30 тыс. людей из ДНР, ЛНР, граждане России, поехали в Ростовскую область и там проголосовали. Это была, что называется, войсковая операция. Это граница настоящая. То есть людей автобусами надо отвезти, провести, пойти таможенный… Это много часов, это не просто так. А теперь представьте. 500 тыс. человек за три дня должны уйти, то есть дивизии прямо с фронта снимаются, Донецк пустеет, и все едут одновременно, полмиллиона человек, в Российскую Федерацию. Это невозможно физически. Предлагать такое — это значит просто уходить от решения проблемы.
— А какое решение у вас?
— Они должны открыть там избирательные участки, там, в Донбассе.
— К чему это приведёт в итоге в наших международных отношениях с партнёрами по Минскому соглашению?
— Антон, а вы считаете, что наши отношения с партнёром по Минским соглашениям могут быть хуже, чем сейчас?
— Я думаю, да.
— А я думаю, нет.
— Нет? Думаете, уже невозможно?
— А что можно сделать в этой ситуации? Возмущаться? Кричать? Мы это слышим и так. Обвинять? Нас и так обвиняют. Зато будет свободное волеизъявление граждан Донбасса и необычайное воодушевление не только в Донбассе, но и здесь, в России. Вот что будет.
— Думаете? Вы думаете, гражданам России есть до этого дело?
— Все ждут, когда великая Россия в очередной раз проявит своё величие. Она продемонстрировала его в Крыму. Какой был взрыв патриотизма. Его хватило на несколько лет и на эту не к ночи помянутую пенсионную реформу. Вот этого ждут люди, вот этого. Я уж не говорю о том, что это справедливо, что это — за правду.
— А зачем это людям? Вот расскажите. Зачем это мне, пенсионерке из Нижневартовска Галине Николаевне? Зачем мне, чтобы жители Донбасса ходили и голосовали за «Единую Россию» или за вашу партию «Справедливая Россия — За правду»?
— Галина Николаевна, это вам объяснить очень просто можно.
— Ну.
— Потому что думаю, что где-нибудь на территории Украины живут какие-нибудь ваши родственники. Вы можете о них не знать.
— Да не живут они там.
— Живут.
— Да и бог с ними. Нехай живуть.
— Уважаемая пенсионерка, я закончу мысль. Так вот, если ничего не делать с русофобским, фашистским государством, которое быстро строится и готовится к войне с Россией и другого предназначения его хозяева ему не дадут, ваш внук, уважаемая Галина Николаевна, будет воевать с внуком Галины Николаевны из Ужгорода.
— А зачем? Они и так воюют уже.
— Нет.
— Вы и так всё сделали так, чтобы русские мальчики…
— Нет. Это закончится войной.
— Так это и так уже закончилось. Это и так война уже идёт и шла в Донбассе. Там нет войны, что ли? Вполне себе были русские ополченцы.
— Там перемирие.
— Сейчас перемирие. Три года назад была вполне себе острая фаза.
— Антон, вы понимаете разницу между полномасштабной войной между двумя государствами и вялотекущим, безобразным, конечно же, военным конфликтом?
— То есть войны не было. Это просто так, перестрелка была?
— Война была. Но грозит война совершенно иного масштаба. Если не предпринимать меры в политической сфере, проблема, которую нам нарисовали на месте Украины наши американские партнёры, сама собой не рассосётся.
— Вы сказали, что надо раздать 40 млн паспортов на Украине русских. Вы не считаете, что это приведёт как раз к войне настоящей, полномасштабной?
— А каким образом это приведёт к войне?
— Вы вмешиваетесь во внутренние дела суверенного государства.
— Ни в коем случае. Не вмешиваюсь. Абсолютно нет. Вот смотрите. Вы — государство, я — человек. Неважно, какое государство, Российская Федерация или Франция. Вы принимаете решение дать кому-то гражданство на основании взаимоотношения «одно государство — один человек», другие государства здесь не участвуют.
— Вы серьёзно полагаете, что, если сейчас, например, Соединённые Штаты скажут: «Мы выдаём 100 млн российских паспортов гражданам России», Россия ничего не будет делать, что ли?
— Во-первых, они этого не сделают.
— А это другой вопрос. Во-первых, мы не выдадим 40 млн паспортов Украине.
— Мы можем и должны выдать российское гражданство всем гражданам Украины, за исключением нацистов, преступников, убийц, Саакашвили, Зеленского, Порошенко и всех депутатов Рады.
— Вы правда считаете, на полном серьёзе, что 40 млн граждан с удовольствием ваш паспорт возьмут?
— Если их возьмут 30 млн граждан, я считаю, что это приведёт к невозможности войны. Вот вы представьте себе ситуацию. Большинство военнослужащих ВСУ, их тёща, мама, дочка — все граждане России.
— То есть вы правда, на полном серьёзе считаете, что они хотят быть гражданами России, что ли?
— Это нам нужно.
— Я ещё раз говорю. Вы правда считаете, что они хотят быть гражданами России? Мало ли что вам нужно.
— Давайте проверим. В Донбассе хотят. Почему вы думаете, что не захотят в Киеве?
— Во-первых, половина жителей Донбасса уехали на Украину во время этой войны. Половина осталась.
— И они с удовольствием возьмут паспорта России.
— И вы думаете, что те, которые уехали на Украину, являются…
— Конечно.
— Да? Я вот спрошу, кстати, людей с Украины, если смотрят наш эфир или будут смотреть этот эфир. Пожалуйста, прокомментируйте, оставляйте своё мнение, хотите ли вы взять российский паспорт, под видео. Итак. Идеология вашей партии. Всё-таки на чём она зиждется? Вот такие три главных тезиса вашего объединения с Мироновым?
— Во-первых, хочу сказать, что сейчас работают программные комитеты. Партия ждёт, когда будет готова предвыборная программа. Но основная идеология — это социализм, социальная справедливость, солидарное общество.
— Хорошо. Все понятно. ССС какой-то у вас. Сплошной СС, хотя нацисты другие. А в чём конкретно заключается ваша социальная справедливость? Вот вы говорите, пенсионная реформа — это зло. Вы же не сможете её отменить. И не будете против этой пенсионной реформы.
— Это один из пунктов основных программы.
— Отменить пенсионную реформу.
— Отменить пенсионную реформу. Это принципиальная позиция.
— Чем вас не устраивает пенсионная реформа-то? Что люди уходят на пенсию не в 55 лет, а в 58?
— Мы сейчас как-то вернёмся с вами к одному фрагменту нашего разговора.
— Вы, так сказать, говорили: «Да, она несправедлива, ужас, людей обманули». А я так и не понял. Я просто прошу уточнить. В чём обманули-то людей?
— Потому что 70, 80, 90% наших граждан считают, что эта реформа — несправедливая.
— Да мне плевать, что 80% граждан считают.
— А мне — нет.
— Я очень рад за вас. Именно поэтому вы идёте в Государственную думу, а я туда не собираюсь никогда приблизительно. Но я пытаюсь понять, а чем недовольны-то 80% граждан?
— Недовольны проведённой пенсионной реформой.
— Чем конкретно в этой пенсионной реформе граждане, вами возглавляемые, недовольны?
— Потому что у них забрали, и они так считают, пять лет спокойной пенсионной жизни.
— То есть они все очень хотели просто уже не работать. Можно подумать, что они очень усердно работали всю свою жизнь и произвели такое огромное количество валового национального продукта, что просто весь мир трещит, некуда девать, да?
— Антон, если бы не Горбачёв с Ельциным, история пошла бы по-другому.
— А Путин?
— А Путин в тот момент был разведчиком в Германской Демократической Республике.
— Уже 20 лет Владимир Владимирович Путин руководит нашей страной, является президентом, и именно он провёл, как вы утверждаете, грабительскую пенсионную реформу. Вы говорите: «Если бы не Горбачёв с Ельциным». Вам не стыдно это говорить, притом что вы живете в стране, где нет уже, целое поколение выросло без Горбачёва и без Ельцина.
— Нет. Это не стыдно говорить. Владимир Владимирович сделал и делает очень много для России. Он её сохранил.
— Так.
— Но реформа, которая была сделана, — это ошибка. И вот настоящая оппозиция, которая должна всё-таки появиться в нашей стране, — это не та, которая соглашается со всеми шагами, тогда она вообще не оппозиция, и не та, которая ругает всё, потому что тогда она не оппозиция тоже, а деструктивная сила или «оппозиция» в кавычках. Хорошее поддерживаем, ошибки критикуем. Вот это нормальная позиция оппозиции.
— Хорошо. Значит, помимо того, что вы требуете отменить пенсионную реформу, что ещё было сделано ошибочно, с вашей сточки зрения? Я вот не интересуюсь, честно говоря, ни Горбачёвым, ни Ельциным, это было так давно, уже даже я не помню, а я человек пожилой. А люди, которые… ну вы-то совсем уже старый, поэтому вы ещё помните…
— И лысый.
— Несмотря на то что вы 1970 года рождения, так что вы на самом деле ни Горбачёва толком ни помните, ни Ельцина. Но тем не менее. Вот ошибки-то последних 22 лет какие, кроме пенсионной реформы?
— Я думаю, когда-нибудь мы узнаем причину определённых решений, которые были приняты в связи с Донбассом.
— Каких, например?
— Почему события пошли по тому или иному…
— По какому? То есть какой конкретно сценарий вас не утроил в этом развитии?
— Меня не устраивает только одно. Что шесть лет гибнут люди, уже даже больше. Вот этот сценарий меня не устраивает. Были приняты определённые решения.
— И что? Какая ошибка?
— Возможно, нужно было не признать новую власть в Киеве, заявить о том, что выборы президента Порошенко нелегитимны, потому что жив президент Янукович. Кремль с этим согласился. И это была ошибка. Это была ошибка.
— А сделать-то мы что должны были? Хорошо. Мы не признали президента Порошенко. Говорим: «Фу, президент Порошенко, вон из особняка на Банковой улице». А сделать-то мы что должны были? Соединить Донбасс и присоединить его к России?
— Вот дальше много всяких вариантов.
— Вот вы идете сейчас в политику. Значит, вы эти варианты должны проговаривать. Вы на месте Путина как бы поступили?
— А вы думаете, что все, кто идёт в политику, на камеру рассказывают все варианты будущих действий?
— Я совершенно так не думаю, но вы идёте в публичную политику, а не в Совет безопасности, то есть вы не занимаетесь секретной какой-то деятельностью.
— Антон, вот то, что можно сказать при моих скромных знаниях ситуации, я говорю.
— Вы говорите: «Я недоволен». Но при этом не говорите, какие есть варианты, чтобы вы были довольны.
— Эту ошибку можно исправить.
— Как?
— Сейчас отозвать признание киевского режима.
— Всё. Значит, мы отозвали. Подонок Зеленский, тьфу на тебя. Дальше что мы делаем?
— Сначала достраиваем «Северный поток — 2».
— Мы его и так строим.
— Достраиваем, потому что уж очень сильно хотят, чтобы…
— Чтобы мы его не достроили.
— Да. В том числе Алексей Анатольевич стал известным инструментом в попытке остановить. Не получилось пока. Дальше, наверное, мы же можем с вами полагать, что транзит газа прекратится?
— Через Украину. Да. Собственно, поэтому никто и не хочет…
— И мы прекратим финансирование её, о чём совсем недавно в своём интервью говорил Путин: что вся цель Запада во всех этих танцах с «Северным потоком — 2» — это заставить нас платить дальше за русофобский проект, который (здесь уже я чуть-чуть позволю себе дополнить президента) они создают для войны с нами. То есть в чём ужас ситуации?
— То есть вы правда считаете, что 40 млн человек живут ради того, чтобы с вами воевать?
— К сожалению, в нацистских диктатурах людей не спрашивают. Там самая настоящая нацистская диктатура.
— Вы правда так считаете?
— Естественно. Антон, дайте я закончу. Народ разделили на части. Дальше осуществили государственный переворот и быстро форматируют государство, не оставляя людям возможности для какого-либо протеста. Для чего нужны нацисты на улицах? Власть украинская делает вид, что она их боится. Она их не боится. Это их же инструмент, проплаченный, регулируемый, террористический. Это всё то же самое, то делал Гитлер, только это всё в каких-то, не знаю… антураже XXI века. Ничего другого. Почему немцы не восстали? Потому что восстать было невозможно. Почему сейчас украинцы не восстают? А как ты восстанешь?
— Они выходили на свой «майдан» несколько раз и свергали вашего президента Януковича бесполезного.
— А почему вы говорите, что он наш?
— Потому что вы так переживаете. Путину надо было сказать, что Янукович никуда не денется, мы признаём Януковича. Янукович, Янукович. Януковича два раза выгоняли с должности президента. Янукович дважды с должности уходил. Очевидно, что это совершенно бесполезный какой-то человек, который непонятным образом эту должность занял.
— Как у вас все просто, Антон.
— Это разумеется… А у вас всё сложно? Это у вас всё просто. 40 млн фашистов, которым вы зачем-то хотите при этом раздать российские паспорта.
— Вы сейчас, вот как говорится, творчески перерабатываете то, что я говорю. Между нами нет стены отчуждения же, правда?
— Я не очень понимаю, что вы имеете в виду.
— Объясняю. Вот смотрите. Я не говорил, что 40 млн нацистов, ну что вы. Там нацистская диктатура. Из них тыс. 20—30 совсем отмороженных нацистов. Ещё, не знаю, несколько миллионов попавших под влияние всей этой идеологии, искренне ненавидящих Россию, к сожалению, считающих себя отдельным народом. Но млн 35 — это такие же люди, как мы, говорящие на том же языке, наши родственники. У подавляющего большинства граждан России прямые, кровные родственники там живут. Какие они нацисты, что вы! Но выбор. Вот представьте себе. Мы представляли пенсионерку в Ужгороде. А давайте представим 18-летнего парня. Живёт он в Киеве или Харькове. Он русский.
— Да? Вы думаете?
— Да. Он русский. Зовут его Петя Иванов.
— 18-летний парень в Киеве. Значит, 18-летние парни в Киеве.
— Пети Ивановы.
— Петя Иванов, Петро Иванов, комментируйте, согласны ли вы быть русскими и считаете ли вы себя русскими, находясь в городе Киеве?
— Вот. Ему говорят давно, что он не русский, запрещали ему учить русский. И он пишет по-русски плохо, но по-русски говорит, потому что это его родной язык. Теперь ему пытаются и говорить тоже мешать, чтобы следующее поколение уже не говорило. Ну это так, как говорится, детали. Вот у него какой выбор? Вот он гражданин Украины. Его призывают в украинскую армию. Он туда не хочет идти. Но если он туда не хочет идти, он, в общем, нарушает закон и преступник. Ему какая альтернатива? Вот если в этот момент выступает Россия и говорит: «Петя Иванов, мы считаем, что ты равен нам. Мы готовы всю огромную, бесконечную, вот эту бесценную территорию Российской Федерации тебе на блюдечке в виде паспорта нашего красного дать».
— То есть приезжай куда-нибудь в Тобольск.
— Приезжай, получи паспорт и живи в своём родном Киеве, потому что русский мир из Киева никуда уходить не собирается. И мы к тебе обязательно, Петя Иванов, придём. Но мы считаем, что ты такой же, как мы. Мы тебя не бросаем. И если ты…
— А зачем ему этот паспорт-то русский?
— Паспорт иногда, как в шутке старой, средство передвижения.
— Средство передвижения пока у них украинский паспорт.
— Он не хочет идти в украинскую армию. Он получил паспорт, уехал на территорию России.
— Да он и так может уехать на территорию России.
— Нет. Проблема. Вспомните, как рухнула Германская Демократическая Республика. Когда сотни тысяч немцев уехали в Венгрию, которая открыла границу. И руководству в Берлине стало понятно, что всё. Вот такую же ситуацию мы можем спровоцировать, подтолкнуть, организовать на Украине. И они этого боятся. Они заранее принимают законы, чтобы карать тех, кто получит российское гражданство. Такие законопроекты.
— Вы говорите. Честно говоря, если бы речь шла о любом другом государстве, ещё раз повторяю, если бы Соединённые Штаты сейчас начали раздавать паспорта в Российской Федерации направо-налево, я думаю, что Российская Федерация такие же карательные меры по отношению к гражданам, которые получают американские паспорта, применяла бы, нет?
— Нет. В Российской Федерации разрешено двойное гражданство.
— Ещё раз повторяю. Соединённые Штаты не выдают веерно эти свои паспорта гражданам России.
— А Польша карты поляка выдаёт на Украине. А Венгрия карты венгра выдаёт.
— Правильно. Не карты венгра, а буквально венгерские паспорта выдаёт в Закарпатье. И по этому поводу между Украиной и Венгрией существуют огромные проблемы.
— Как это сказалось на Венгрии? Эти огромные проблемы.
— Нет. На Венгрии это на данный момент пока никак не сказалось. Венгрия, как вы знаете, и паспорта в Трансильвании выдаёт вполне себе.
— А как это скажется на Венгрии?
— Не знаю.
— А никак. Я вам скажу. Никак не скажется.
— Вы полагаете, что Россия в данной ситуации равна Венгрии и на вас это никак не скажется?
— Я полагаю, что Россия куда больше, чем Венгрия, и поэтому она должна помогать русским.
— Вы как себе видите продолжение наших взаимоотношений с Европой в контексте всего, что вы говорите, что вы ещё вернётесь со своим русским миром в Киев и так далее?
— Вы знаете, дело не в том, как я вижу. Дело в том, как видит Европа. Европа слепа и глуха, потому что ей глаза замотали, а рот заклеили скотчем американские военные базы.
— Пендосы.
— Мне не очень нравится этот термин.
— А что?
— Не знаю. Не нравится, и всё.
— Почему? Хорошее слово «пендос».
— Некрасиво. Я привык называть вещи своим именами.
— Да я тоже.
— Соединённые Штаты Америки.
— А я люблю. Пендосия. Мне нравится очень. Пендосы.
— Я продолжу?
— Да. Пожалуйста.
— Хорошо. Наслаждаться словами потом. Так вот Европа не суверенна. У неё нет своей позиции. Её наклоняют, крутят, вертят. Ну хорошо немцы, в основном у них хватает сейчас суверенитета достроить 100 км «Серверного потока — 2».
— Вы думаете, хватает?
— Я думаю, что хватит и достроят. Потому что это был бы конец Германии как суверенной страны, если бы они не сделали это. Это была бы полная потеря лица. Нужно понять, что они не по России бьют, когда запрещают — американцы — «Северный поток — 2». По Германии. Они хотят её, как вот каждый сверчок своей шесток должен знать. И Германия где-то тоже под столом должна сидеть. Немцы не хотят это делать, вылезти из-под стола пока не могут, но огрызаются.
— Почему не могут?
— Потому что у них нет армии. Потому что их вермахт — по-моему, 280 тыс. человек, танки у них не ездят, винтовки не стреляют, самолёты через один летают. И поэтому в Афганистане, где они поддерживают американских партнёров, их ставят на какие-то, знаете там, лагерь охранять, то есть боевые операции ведут американцы, англичане…
— Может, и к лучшему. Уже навоевались-то 80 лет назад.
— Хорошая идея. Но разорвать на части единый Запад, вот эту позицию на несколько центров силы — это была бы очень хорошая идея.
— Вот как вы с русским миром собираетесь-то Запад разрывать?
— Вы спросили, ухудшатся ли наши отношения с Западом?
— Да.
— Не ухудшатся.
— Потому что они самые плохие уже. Это я понял.
— Хуже некуда.
— Да. Очевидно. Давайте сократим вопрос. Очевидно, если вы собираетесь разрывать коллективный Запад на разные центры силы, значит, вы собираетесь с какими-то из этих центров улучшать отношения?
— Хорошо. Вопрос. Каким образом Германия страдает от того, что Россия и Украина уйдут из состояния конфронтации. Никак.
— Нет-нет. Хорошо. Вы серьёзно, на полном серьёзе считаете, что, если сейчас, как вы говорите, мы вернёмся в город Киев и вернём туда русский мир, вы правда считаете, что отношения между Россией и Украиной улучшатся?
— Отношения между Россией и Украиной — хуже не бывает. И что бы вы ни делали, они хуже не будут.
— Думаете? Если вы танки введёте в Киев, думаете, хуже не будет?
— Думаю, что отношения сразу улучшатся.
— Думаете?
— Просто вот резко станут. Все будут цветами закидывать.
— То есть если прямо нашу Таманскую дивизию сейчас вести в Киев…
— Не знаю, как, но, если бы она туда как-то попала вместе с псковскими десантниками, я думаю, что женщины на Крещатике махали бы чепчиками.
— Думаете?
— Абсолютно. А какие проблемы для женщин? Какие проблемы для киевлян? Что меняется? Ну памятник Бандере — минус. Улица Бандеры обратно станет Ленинградским проспектом. Что ещё поменяется? Хотите говорить на мове, вот даже вы умеете, Антон, — да говорите. Хотите носить вышиванки — их при Сталине носили. Никаких проблем. Что поменяется? Я вам скажу, что поменяется. Угроза войны уйдёт. Народ объединится.
— Вы серьёзно считаете?.. Нет, я понимаю все ваши тексты, я даже готов их выслушивать с открытым ртом, кроме того, что женщины с чепчиками будут вам на Крещатике прямо там махать. Не будут.
— Не мне, а красавцам-десантникам. Вы же сказали, я старый и лысый. Мне не надо махать чепчиками.
— Вы вполне себе выглядите как такой командир десантного подразделения. Люди задают вопрос тем временем. А почему вы сами не воевали в Донбассе?
— Потому что я человек другого склада.
— Мирный. Не как Захар-то.
— Вот то, что Захар туда поехал, у меня вызывает огромное уважение.
— А что вы-то не поехали, если вы так за русский мир?
— Потому что это немножко не моя стезя. Но я туда поехал для того, чтобы помочь, для того, чтобы привезти туда деньги, гуманитарную помощь.
— А бабки вы откуда брали?
— Их собирали среди людей. Любой может пожертвовать до сих пор. Есть, кстати, благотворительный фонд. Называется фонд «Великое Отечество». Очень просто найти в интернете, пожертвовать деньги.
— Жизнью своей жертвовать не были готовы ради жителей Донбасса, наших русских людей?
— Сложный вопрос задаёте.
— Я вообще непростые вопросы задаю.
— Да. Сложные вопросы.
— Ну так что? Не готовы?
— Я готов отдать свою жизнь, когда это потребуется.
— То есть сейчас было рано?
— Думаю, что да.
— Опять же люди спрашивают. Как вы относитесь к Игорю Стрелкову?
— У меня было с ним личное общение. Он меня вызвал на некий такой словесный диалог, обиделся на что-то там. Это был 2015 год. Вы знаете, я не люблю кого-то комментировать. Моё отношение к нему сложилось на основе вот этого вот диалога, есть ролик…
— Почему? Порошенко же комментируете.
— Порошенко. Порошенко я тоже видел лично. Тоже ролики есть. Порошенко — уж это совсем, как говорится…
— Чмо.
— Совсем Порошенко. Что касается Игоря Стрелкова, моё отношение к нему было на основании одного общения. Я не привык составлять.
— Нет, подождите. Что значит «на основании общения»?
— А вот когда я…
— Это же тоже не Галина Николаевна, это вы со мной общаетесь. А Игорь Стрелков — это человек, олицетворявший собой как раз многие идеи, которые вы пытаетесь декларировать. Как раз возвращение русского мира.
— Много вопросов возникло.
— Ну например?
— Особенно после того, как я приехал в Донецк, много общался с Александром Захарченко и он рассказывал, как там всё было на самом деле. Вопросов очень много.
— Например, какие? Какие у вас вопросы к Игорю Стрелкову?
— Вы знаете, я считаю, что, поскольку я не участвовал в боевых действиях, мне задавать вопросы Стрелкову как-то не с руки.
— Ну и что? Ну мало ли. Какая разница?
— Такие вопросы может задавать Захар, Захарченко, царствие ему небесное, мог задавать эти вопросы.
— Это не совсем справедливо. Ну как? Вот я не написал в своей жизни ни одной толковой книжки. А у вас вон целая библиотека, даже собственный книжный магазин в интернете. Но это же не значит, что я не могу вам задать вопрос про ваши три книжки про Сталина.
— У вас работа такая.
— Вот именно. И у вас тоже работа такая. Вы занимаетесь интеллектуальным трудом. Вот какие у вас вопросы к Стрелкову, к Игорю Ивановичу?
— Я ему как-нибудь в другой раз задам.
— Как вы все пытаетесь увильнуть от ответа!
— Вы же сказали, что я готовлюсь к выборам в Государственную думу. Что вы удивляетесь-то?
— Жопокрутство это всё. Вы должны…
— Слушайте. Какие-то у вас термины неполиткорректные, а.
— Вы каждый день у Владимира Рудольфовича мочите, переезжаете из студии в студию, как раньше Амаяк Акопян. Значит, теперь вы каждый день работаете буквально на телевидении записным антиукраинцем, патриотом и так далее. А тут я вам задаю, просто говорю: «Какой у вас вопрос к Игорю Ивановичу?» Вы говорите: «Я что-то стесняюсь ему задавать».
— Здесь вы задаёте вопросы мне. Что же мне задавать вопросы Игорю Ивановичу?
— Я спрашиваю мне помочь, я свои вопросы все Игорю Ивановичу, которые у меня были, уже задал.
— Давайте следующий вопрос.
— Это кошмар, конечно, какой-то. Следующий вопрос тоже задают зрители. Все вопросы, которые я задаю, — это не я задаю, это зрители интересуются. Зрители, пожалуйста, продолжайте их задавать. Спрашивают, как вы, как носитель русской идеи, относитесь к Фёдорову и НОДу.
— Вы знаете, в данном случае Фёдоров — вот здесь я могу высказаться…
— То есть не страшно?
— «Страшно» — это другое слово. Евгений Алексеевич ведёт себя крайне непорядочно.
— Почему?
— Потому что он лично развязал клеветническую, грязную кампанию против партии «За правду» и лично Захара Прилепина, которого я очень уважаю и люблю. При этом ну просто, как бы это сказать помягче, используются ложные факты и ложные трактовки. И некоторых людей, небольшое количество, это всё вводит в заблуждение. Сказать надо им, пользуясь вашим любезным вопросом или любезным вопросом зрителей, всё очень просто: «Дорогие друзья, Евгений Фёдоров — депутат «Единой России». «Единая Россия» рассматривает «Справедливую Россию — За правду» как конкурента, и поэтому началась избирательная кампания партии «Единая Россия». Но, к сожалению, некоторые её представители, о которых мы говорим, ведут её путём клеветнической кампании в адрес конкурентов».
— Что он такое говорил-то про Захара?
— Слушайте, я не буду повторять.
— Господи, да что же такое не буду-то? Как вы относитесь к НОДу? Вот НОД всё время тоже говорит всю бесконечную свою телегу про международные заговоры, Россия продалась, Центробанк — инструмент пендосов и так далее. Вот к движению вот этому вы как относитесь? К этим людям, которые ходят мочой поливают какие-то мемориальные доски и так далее?
— Смотрите. В свое время НОД во многом был создан, как ни странно, может, прозвучит, на той информации, которая была мной изложена в книге «Национализация рубля: Путь к свободе России».
— Да. Это вы всё придумали, вот эту телегу всю?
— Я книгу написал. Изложил, что Центральный банк не принадлежит России. Ну это тоже отдельная тема сложная. И была создана организация параллельно профсоюзу граждан России, потом из него выросла партия «Великое Отечество». Это были параллельные структуры, но в определённый момент в 2016-м вдруг он за одну ночь переобулся. Он всё время ругал «Единую Россию», а когда началась избирательная кампания, он вдруг начал хвалить «Единую Россию».
— А ему как? Ему предложили войти в список, что ли, или что?
— Я могу предполагать только как писатель.
— Давайте предположим как писатели наконец-то.
— Я думаю, что цена депутатского мандата — определённый взнос нужно сделать. Не финансовый в данном случае, а голосами избирателей. Перевести за «Единую Россию» проголосовать тех, кто не хотел голосовать за «Единую Россию». И вот господин Фёдоров взялся за это дело. Я тогда записал ролик, он в интернете есть. Он начал клеветническую кампанию тогда в адрес меня.
— Что значит «клеветническую кампанию»? Что он говорил такого?
— Про Захара не буду говорить, скажу про себя. Он вдруг начал говорить, что партию, лидером которой я был, финансируют лондонские промышленники. Это глупость какая-то.
— Нет?
— Это вот знаете, не на 100%, а на 200% чушь какая-то. Чушь. И вот он это говорил, говорил, говорил до выборов. А теперь он говорит всевозможные глупости разного сорта, но также настолько не соответствующие действительности, про «За правду», справедливую партию «За правду», и Захара.
— Да бог с ним, с Фёдоровым. Вот я понял, что клеветничество, Фёдоров, Фёдоров. Я спросил про НОД. Что вы думаете вот про этих людей, которые, по меткому выражению Людмилы Борисовны Нарусовой, бомжового вида, которые стоят у Думы и Совета Федерации с этими флагами георгиевскими, с какими-то непонятными этими призывами на Знаменке и так далее?
— Сегодня у нас было заедание программного комитета партии в Государственной думе. Там действительно стоит пикетчик с флагом.
— Да. Они как на работу ходят.
— Не знаю, как они ходят. Он, значит, стоит, у него такая здесь картинка цветная на принтере, и там, значит, Захар Прилепин, Сергей Михеев и почему-то Платошкин.
— Николай Платошкин?
— Да-да. И написано там: «Предатели, изменники», что-то такое. Я подхожу и говорю: «Слушайте, а меня-то вы что не вклеили?»
— Обидно, да?
— Меня забыли. Обидно, говорю. Знаете, как в советском фильме: «На этом месте должен быть я».
— Вы на каком месте хотели быть? На месте Платошкина как минимум?
— Ну тогда бы хоть какая-то была… Конечно, Платошкина. Захар когда-то говорил, что первая тройка партии «За правду» — она бы там и была бы. Пикетчик говорит: «Ничего, вклеим».
— Вклеили?
— Пока нет.
— Ну ждёте. Завтра надо пойти посмотреть.
— Пока нет.
— Вообще, к действию НОДа как такой агрессивной, как это называлось в нашей с вами молодости, пассивно-агрессивное большинство. Вот как вы к ним относитесь?
— Поскольку мне понятна их идеология…
— Это ваши избиратели?
— Я думаю, что часть, конечно, наша. Некоторых Евгений Фёдоров обманет и уведёт обратно в «Единую Россию», но часть, там очень много здравомыслящих людей, — она, конечно, проголосует за нас. Поэтому я отношусь к ним, как сказать, с неким сожалением, наверное, потому что много людей не соглашается с позицией Фёдорова, а он медийный, известный и говорит от их лица. А им возразить ему как-то очень сложно. Поэтому часто люди выходят…
— А вы думаете, им сложно или они просто недостаточно эрудированны, чтобы ему возразить?
— Как вот, не будучи медийным человеком? Они уходят из НОДа.
— Да сейчас любой человек может сделать медиа в своём каком-нибудь «ВКонтакте».
— И сколько увидят этого человека?
— Это зависит от того, насколько он ярко изложит свои всё-таки…
— Вот я к вам пришёл, у вас студия замечательная, пенсионеры отсутствуют, просмотры.
— Наоборот, за каждой камерой по пенсионерке.
— Может, и так. Просмотры, имя.
— Ну и у вас тоже.
— Russia Today. Меня в сторону отложим.
— Нет. Что же вас откладывать.
— Ну отложите меня — и всё.
— Нет-нет. Мы вас выложим, а не отложим.
— Ну хорошо. Выложите.
— Если бы вам «Единая Россия», позвонили бы вам из администрации президента или Володин, представляете, сам Медведев позвонил и сказал бы: «Николай, давайте вы от «Единой России» пойдёте, возглавите список по Тульской области», вы бы согласились?
— Вот вы спрашивали насчёт объединения партии, и я сказал и сейчас ответ повторю. Выбор партнёров в политическом танце обусловлен идеологией. Мои взгляды не совпадают со взглядами «Единой России».
— В чём конкретно ваши взгляды с «Единой Россией» вот так прямо болезненно разнятся?
— Пожалуйста. Приватизация. Дмитрий Анатольевич Медведев постоянно выступал, сейчас как-то поменьше его слышно в этой связи, за приватизацию. Я считаю приватизацию в сегодняшней ситуации злом. Объясню. Мы сейчас видим, какая эмиссия из воздуха рисуется западными государствами. Рисуют триллионы. И вот эти триллионы…
— Что делают?
— Триллионы рисуют из воздуха.
— Печатают доллары.
— Они их в электронном виде создают.
— Это неважно. Хорошо.
— Просто нажали кнопочку и нарисовали триллион долларов. Сколько вам, два надо, Антон? Нажал ещё раз. Два.
— Господи. Я согласен, честно, на миллион, Николай.
— Антон, ставьте большие цели перед собой. Большие.
— Большие. Друзья мои, я согласен на 100 лямов, 100.
— Прекрасно. Вот они нарисовали эти деньги из воздуха, а дальше приходят к нам и покупают у нас порт какой-нибудь. То есть у нас был порт или месторождение. Они нам отдали нарисованное непонятно что и получили конкретное достояние. Это что, приватизация, что ли? Это, извините, распродажа Родины.
— Хорошо. Эта приватизация случилась в 1990-е годы при кровопийце Ельцине.
— Она сейчас продолжается.
— То есть вы не согласны с Путиным, что эта приватизация продолжается?
— Да. Не согласен. Но как она продолжается?
— То есть вы говорите: «Владимир Владимирович, сколько вы можете продавать Родину?»
— Есть идеологи приватизации.
— Это не Путин.
— Это не Путин. И есть люди, которые всё время эту приватизацию останавливают. Посмотрите планы приватизации и как они выполняются. Всё время этим танцорам что-то мешает. Я убеждён, что это президент.
— То есть если бы не Владимир Владимирович, то Родину распродали бы уже всю по кусочкам?
— Потому что Медведев не раз говорил, что это принципиальная позиция, что там надо, так лучше, чтобы вместо государственного было частное.
— Вы понимаете, что вы классический такой русский персонаж. Вот царь хороший, бояре плохие. Выбрали вот мальчика для битья, Дмитрия Анатольевича Медведева, как teddy bear, прямо такой медвежонок, мишулька, Димон вот с этими уточками, и вы его бьёте, как Навальный, ничем от Навального не отличаетесь. Владимир Владимирович — единственный, кто спасает нашу страну, а вот подонок Медведев — он всё распродал. И если бы Владимир Владимирович не удерживал Медведева, то не было бы нашей Родины.
— Как вы сказали? Классический русский или типичный русский?
— Неважно.
— Так я и есть русский. Что удивительного-то? А русский всегда монархист. Что удивительного?
— Вопрос же не в монархизме.
— И я тоже монархист. И для меня глава государства — это государь.
— А вы бы согласились короновать Путина?
— Если русский народ решит выбрать царя, я соглашусь с решением моего народа.
— Но вы сами как носитель какой-то идеологии — вы проголосовали бы? Что значит «я соглашусь»? Вы же не какой-то там, не девушка из деревни. Вы идеолог. Вы хотели бы, чтобы у вас Путин был царём, императором, а не президентом?
— Здесь первый вопрос — нужно определиться, нужен ли царь.
— Я вас спрашиваю.
— А потом уже определяться с фигурой.
— Подождите. Вы сказали, монархист. Значит, вы с этим вопросом уже определились. Значит, вы уже ответили себе на вопрос. Царь нужен. Если вы монархист.
— Вы знаете, это очень сложный вопрос русской истории, потому что, с одной стороны, я считаю, что социализм — это не прошлое, а будущее человечества. С другой стороны, я считаю, что в России любая форма правления приводит к определённой монархии. Это склонность народа, и, соответственно, мы должны совместить одно с другим. Это было совмещено при Сталине. Сталин был монархом, но монархами были и цари до него. И президент сегодня — это тоже монарх. Но при Сталине был найден баланс социализма и вот этой вот социалистической, если хотите, монархии. Ну ведь так это и было.
— Про Сталина. Вы написали целых два тома про Сталина после войны. Чем вам так нравится послевоенный период Иосифа Виссарионовича?
— Во-первых, мне нравится, что война закончилась.
— Это многим нравится. Вы тоже считаете, что Сталин победил?
— Я считаю, что надо быть последовательным. Если шведов разбил Пётр I, немецких рыцарей разбил Александр Невский, французов разбил Александр I…
— Нет. Французов разбил Кутузов. Никто не говорит, Александр I.
— Хорошо. Кутузов. Согласен. Кутузов.
— То здесь Жуков.
— А, Жуков. Один?
— Так если все говорят, Кутузов. Никто же не говорит, Кутузов, Багратион, Барклай-де-Толли и так далее, хотя целая галерея героев Отечественной войны висит в Эрмитаже.
— Да. Я недавно сходил ещё раз в Музей Отечественной истории 1812 года. Всем рекомендую. Знаете, что интересно? Открыл для себя там, внизу, на первом этаже картины Верещагина. Почему-то о них мало пишут или не знаю, я как-то упустил. Вот вы когда-нибудь видели Наполеона в ушанке?
— Я помню… Никто не видел Наполеона в ушанке, включая самого художника Верещагина.
— А я видел Наполеона в ушанке. Пришёл в музей и увидел. Я не знал, клянусь, что есть такая картина. Меня поразил этот вид Наполеона в ушанке.
— Вы не уходите от ответа. Бог с ним, с Наполеоном в ушанке.
— Возвращаемся к Сталину.
— Значит, Сталин выиграл войну.
— Сталин выиграл войну, потому что Сталин не только руководил боевыми действиями. Это не фигура речи. Конечно, была огромная плеяда талантливых полководцев. Были ошибки начала войны, всё это было. Но Сталин заранее дал распоряжение подготовить площадки под возможную эвакуацию заводов. Это спасло страну. Ведь говорят: вывезли сотни заводов. Вот как вы себе это представляете? Вы погрузили станки, оборудование, рабочих, посадили их в эшелон, привезли на Урал и выкинули в снежное поле. А розеточка, куда они станочек свой воткнут, — она откуда в поле возьмётся? Зимой 1941-го прокапывать будете электрокабель? В том-то и дело, что их привезли на площадки, где всё это было сделано заранее.
— За сколько ранее?
— За несколько лет. То есть в чём был просчёт Гитлера и тех, кто стоял за ним. Они думали, что, если нанесут мощнейший удар, России будет некуда эвакуировать даже промышленность, и появление через некоторое время, относительное короткое, большого количества боевой техники и оружия было для них сюрпризом.
— А что же заранее все заводы-то не вывезли?
— Вы представляете, сколько это стоит?
— Я представляю, сколько это стоило во время войны. Какая разница.
— Нет. Вы представляете, зачем вывозить заводы, если нет реальной опасности?
— Значит, никакой реальной опасности не было. А зачем тогда, простите, провода, как вы говорите, из земли проводили?
— Потому что это недорого. Сталин что пытался сделать? Сталин пытался сделать так, чтобы не было войны и чтобы мы вступили в неё последними. Это не удалось, но он попытался это сделать. Но это ещё не всё. Сталин занимался дипломатическим общением лично с нашими союзниками. И какие были баталии — об этом и в моей книге «Сталин. После войны», и вообще лучше почитать стенограммы Тегеранской, Ялтинской конференций и так далее. Сталин руководил экономикой страны, и с ним во время войны обсуждали денежную реформу, которая будет потом, после войны.
— То есть дедушка всем управлял. Сам всё придумал и говорил: «Ты сейчас поедешь проведёшь электричество в Свердловске». Да?
— У него были помощники, которые в разработанной сталинской стратегии выполняли конкретные…
— Убили Сталина?
— Я думаю, что отравили.
— Думаете? Почему? Может, всех достал уже ваш Сталин даже тогда?
— Вопрос упирается в октябрь 1952 года. XIX съезд партии, на котором Сталин изменил управление партии. И некоторым бюрократам стало понятно, что власть переходит в сторону государства из рук партии.
— Что значит «из рук партии в сторону государства»?
— Если вы посмотрите, как Сталина после войны везде подписывали, его никто не писал «секретарь» или «генеральный секретарь». Его писали «председатель Совета министров».
— Председатель Совета народных комиссаров.
— Уже Совета министров, 1946 года. То есть власть перемещалась из партийных рук в сторону государства. И Сталин этот процесс фактически оформил в октябре 1952 года на съезде, после чего прошло несколько месяцев. Буквально несколько месяцев.
— То есть его партийные бонзы грохнули за то, что они, Хрущёв, условно говоря, Никита Сергеевич, за то, что он терял власть. Да?
— Ну сейчас мы с вами в область домыслов и образов, но поскольку вы любите факты, вот вам ещё один факт. Черчилль. Известный политик, мягко говоря. Победил в войне. Но почему-то сразу в 1945 году летом он проиграл выборы, что вообще невероятно. Как можно проиграть выборы, выиграв мировую войну?
— Почему нет-то?
— Потому что выборов в Англии нет, есть назначения, вот и всё. Поэтому его убрали, потому что сценарий-то войны должен быть другой. Советские танки в Берлине — это не победа для англичан.
— То есть какая-то мировая закулиса или английские какие-то там…
— Зачем? Британская монархия.
— Британская монархия. То есть король, тогда ещё живой, который ещё заикался, с трудом формулировал: «Давайте уберём Черчилля». Да?
— Примерно так.
— Черчилль потом просто выиграл снова президентские выборы, как вы помните, да.
— Вот вы на правильном пути, Антон.
— Я всегда на правильном пути.
— Дальше вопрос на засыпку. Когда Уинстон Черчилль стал сэром?
— Он всегда был сэр.
— Нет.
— В смысле?
— Есть конкретная…
— В каком смысле? Черчилль родился в семье лордов. Черчилль Мальборо.
— Рыцарское звание.
— Рыцарское звание он получил при рождении.
— Нет.
— Как нет-то? Господи.
— Нет.
— Что нет-то? Давайте посмотрим сейчас.
— В апреле 1953 года.
— Господь с вами.
— Как награду за смерть Сталина.
— Да нет же, конечно.
— Потом посмотрите, Антон.
— То есть вы считаете, что Черчилль убил Сталина?
— Я считаю, что в советской верхушке был некий заговор, корни которого каким-то образом были связаны с Западом. Я вам просто назову несколько моментов, которые произошли сразу после смерти Сталина. В феврале 1952 года при Сталине были разорваны дипломатические отношения с Израилем, потому что на территорию советского посольства был брошено несколько бомб, были ранены сотрудники. В июне 1953 года после смерти Сталина дипломатические отношения с Израилем были восстановлены. Ничего не произошло, никаких извинений, ещё что-то. Просто не стало Сталина. Дальше. Летом 1953 года закончилась корейская война, причём закончилась она как бы для Советского Союза, мне кажется, это окончание ничего не приносило.
— А для американцев принесло?
— Американцы тратили свои ресурсы, теряли лицо, не могли справиться с плохо вооружённой китайской армией, не могли справиться с ополчением северокорейской армии. Это сверхдержава. И чем дольше они там сидели, тем больше у них позора, потерь, экономического коллапса наступало в стране. Зачем заканчивать эту войну, в которой твой главный противник, который тебя назначает противником, ослабевает?
— А не то, что это просто русские люди устали в тот момент от войн и единственный, кто Советский Союз погружал в это чудовищное жерло войны, и был сумасшедший Иосиф Виссарионович?
— Нет. Иосиф Виссарионович — единственный, кто спас нас от ядерного удара со стороны Соединённых Штатов.
— Считаете так? От какого?
— Массированного. Об этом в книге написано.
— Так. А вот зрители спрашивают. Не считаете ли вы, что Иосиф Виссарионович повинен в чудовищном крахе экономики Российской империи, произошедшей в результате революции 1917 года, гражданской войны и последующих коллективизации, индустриализации, раскулачивании и так далее?
— Слушайте, давайте тогда начнём от Ивана Калиты, потому что вы такие процессы взяли.
— Нет. Давайте не будем ничего. Вот у нас есть 1913 год. Российская экономика на подъёме, шестая экономика в мире.
— И где в 1913 году Сталин?
— В 1913 году он нигде.
— В ссылке.
— А в 1917 году он уже вполне себе чем-то руководит.
— Нет. В 1917 он тоже там находился. Его под самый занавес, что называется, Российской империи…
— Нет, я имею в виду, в 1917 году, когда большевики пришли к власти, товарищ Сталин с 1923 или 1922 года руководил партией.
— Сталин — нарком национальностей. В гражданской войне он порученец Ленина, тот его направляет на самые сложные участки. Сталин справляется.
— Вот есть вина Сталина в том, что экономика развалена?
— Есть вина Сталина в том, что экономика была построена и потом восстановлена, если это, конечно, можно виной называть.
— А что вы такой сталинист?
— Я не сталинист.
— Как — не сталинист?
— Я просто знаю историю.
— Сталин, Сталин… Ну как вы знаете историю, когда вы говорите, что Уинстон Черчилль стал сэром.
— Вы спрашиваете про Сталина. Будете спрашивать меня про Александра III, мой любимый царь, — с удовольствием поговорю о нём. Я настолько же сталинист, настолько же монархист.
— То есть просто у вас в глазах Сталин — тоже император как бы, да?
— Да.
— И Путин?
— Русский царь.
— И Путин — русский царь, я вот поэтому и спрашиваю.
— Мне больше нравится слово «государь», потому что за ним сразу рисуется государство, глава государства. Государь.
— Государь — это просто живой царь. Мёртвый царь — уже не государь. Спрашивают, кто, с вашей точки зрения, будет царём после Путина?
— О, хороший вопрос. Я надеюсь, что Владимир Владимирович знает ответ на него.
— Что значит, Владимир Владимирович знает? У вас же спрашивают, не у Владимира Владимировича. Если бы зритель мог задать вопрос Владимиру Владимировичу, я уверен, что он предпочёл бы его вам или вам его, но, к сожалению, у него нет такой возможности, поэтому он вынужден вам его задавать.
— Я думаю, что это вопрос исключительной компетенции первого лица.
— Почему? Вы же можете фантазировать. Вот вы какого бы царя хотели?
— Ну тогда скажу так. Я бы хотел, чтобы следующий государь был бы ещё более Путиным.
— То есть Путин вдвойне. Такой же, как Путин.
— Втройне.
— А какой? Такой же, как Путин втройне, — это какой?
— Мы, патриоты, критикуем Путина (ну об этом часто говорили) за то, что он недостаточно Путин. Либералы считают, что он чересчур Путин. Вот здесь точка водораздела и проходит.
— Вот я не понимаю, что такое, что вы хотите, чтобы он был. То есть в нём должно быть больше чего? Что значит «Путин втройне»?
— Владимир Владимирович — мягкий человек.
— Да. А вы хотите, чтобы был как Путин, но Сталин?
— Так не бывает. Вы же говорите о другом человеке.
— Вот я и говорю. Поэтому я и пытаюсь как-то понять, что вы имеете в виду. Втройне Путин. Это какой втройне? Значит, он будет втройне мягкий, как Путин.
— Россия не терпит у власти слабых людей.
— А вы считаете, Путин слабый?
— Нет. Поэтому он столько лет возглавляет страну.
— Значит, когда вы говорите «втройне Путин», значит, он должен быть втрое жёстче, чем Путин.
— Мы с вами говорили, что те проблемы, о которых можно говорить, которые рисуются…
— Жёстче он что должен делать?
— Пенсионная реформа. Ведь кто-то её предложил.
— Это жёсткое решение?
— Это ошибочное решение, которое кто-то предложил. И мы пока не видели, не слышали, может, мы просто не знаем, чтобы кто-то понёс за это ответственность.
— А почему кто-то должен нести за это ответственность? Это вы считаете, что она неправильная. А Путин считает, что она правильная.
— Мы через некоторое время узнаем. Исторический процесс бесконечен.
