— Михаил Александрович, расскажите, пожалуйста, о литературном процессе в Оренбурге и окрестностях. Каких значимых писателей вы бы отметили в Оренбуржье?Есть ли, как вы пишете,«в нынешних литературных героях черты грядущего»?
— Оренбургская земля — литературная. Рождением, жизнью и творчеством с нашим краем связаны Державин, Крылов, Пушкин, Даль, семейство Аксаковых, Л.Н. Толстой, Муса Джалиль и многие другие классики. «Капитанская дочка», «Детские годы Багрова-внука», «Толковый словарь живого великорусского языка», первое слово для которого автор записал на нашей земле — всё это литературное Оренбуржье.
В советскую пору у истоков нашей писательской организации стояли Лидия Сейфулина и Валериан Правдухин. В послевоенные годы литературный процесс в регионе определяли писатели-фронтовики: Борис Бурлак, Александр Возняк, Алексей Горбачёв. Повесть «Сельская учительница» последнего сегодня, по сведениям библиотекарей, является самой читаемой книгой местного автора. Нынешние молодые литераторы в «доковидную эпоху» ходили с портретами писателей-фронтовиков в Бессмертном полку.
В 60-е годы началась эра Областного литературного объединения имени В.И. Даля, из которого более чем за полвека вышли десятки авторов, известных сегодня всей читающей России: Владислав Бахревский, Геннадий Красников, Иван Уханов, Алексей Саморядов, Надежда Кондакова, Фарид Нагим. На девяносто процентов из членов этого лито состоит теперь Оренбургская региональная писательская организация Союза писателей России. Мы гордимся писателями старшего поколения, среди которых Владимир Одноралов, Владимир Пшеничников, Анатолий Тепляшин, Александр Цирлинсон, Юрий Мещанинов, Александр Старых.
Мы, нынешние 30-летние — последние из тех, кто остался в Оренбуржье как единое поколение, следующие после нас в силу разных причин разъехались по городам страны и стали теперь нашей литературной диаспорой. Среди поэтов своего поколения особо выделю Илью Кириллова, Ивана Ерпылёва, Владу Абаимову. Своим творчеством они доказывают необходимость литературной преемственности. Доказывают, что если русский человек по-настоящему, самоотречённо взялся за перо, то он стал сопричастен небесной вертикали русского слова: с ним Пушкин, Даль, святые Кирилл и Мефодий, в его домашней библиотеке «Тихий Дон», «Евгений Онегин», «Слово о полку Игореве», Библия. Лирическому герою названных авторов тесно и суетно в арт-кафе, где поэзия звучит просто фоном. Их лирический герой — человек думающий, человек читающий, гармоничный, волевой, с глубокой исторической памятью. Дай Бог Ивану Ерпылёву, Владе Абаимовой, Илье Кириллову творческих сил и поэтической судьбы.
— Вопрос к вам как к преподавателю словесности. Как вы оцениваете реформы последнего десятилетия, в частности, гуманитарного образования? Нужен ли и возможен ли возврат к классическому образованию?
–Реформы образования последних лет можно сравнить с глобальным катаклизмом, в результате которого мутировали и учащиеся, и преподаватели. Они не погибли, приспособились к новым условиям жизни, но наше Отечество в итоге потеряло множество талантов, которые не смогли развиться в этой системе, потеряло драгоценное историческое время. И новые кардинальные реформы образования, даже в лучшую сторону, теперь спровоцируют новый катаклизм, новую мучительную адаптацию, на которую исторического времени уже нет. Надо действовать точечно, плавно и аккуратно, как нейрохирурги, от человека к человеку, от учителя к учителю, обходя ловушки и подрывные точки системы. Надеяться на то, что придёт новый министр, и мы в одночасье возродим всё лучшее из советской или дореволюционной школы, наивно. Во-первых, изменились учащиеся и их родители: учитель перестал быть для них «носителем мысли великой», перестал быть Платоном и Конфуцием. Образование сегодня из «института мудрости» всё активнее превращают в сферу обслуживания, где учителя лишь должны «обеспечивать комфорт» своим «клиентам». Многие родители убеждены, что и вовсе не существует педагогов, достойных их гениальных детей. Отсюда утопия, так называемого, «семейного обучения». Во-вторых, провинциальные вузы в условиях демографической ямы испытывают сильнейший абитуриентский голод, а ведь нужно и бюджетные места закрывать, и на коммерческие ещё кого-то набирать. Из-за этого каждый студент на вес золота, даже самых отстающих тянут изо всех сил. У преподавателей уже не осталось никаких «репрессивных» рычагов — нет никакого отбора. Обидно, когда студент получает вузовский диплом, не накопив знаний даже ПТУшного уровня.
Я, например, предлагаю отказаться от коммерческого образования в принципе: не поступил на бюджет — ходи вольным слушателем на занятия до сессии, там сдавай экзамен на общих основаниях; если по итогам покажешь выдающиеся результаты — вытеснишь менее достойного с бюджетного места в вольные слушатели — вот справедливая система с соревновательностью и стимулом хорошо учиться. А при нынешнем положении дел ни Сухомлинский, ни Макаренко, ни Ушинский, ни Рачинский невозможны…
В одном, быть может, мы возродили дореволюционную систему — наём частных преподавателей. Сегодня они называются «репетиторами». Это своеобразные катакомбники, засадный полк нынешнего образования, который, кстати, способен сделать и делает очень много полезного. Если заниматься репетиторством не только ради заработка, но и ради смысла, то можно и научить, и воспитать. Ведь такая индивидуальная работа — прямое переливание от сердца к сердцу, от души к душе. Сам имею подобный опыт преподавания языка и литературы, часто вижу, как, окрыляясь твоим примером, твоей любовью к слову, юноши и девушки буквально за год становятся другими людьми, готовыми круто изменить свою судьбу, выбрав путь не экономиста, юриста, программиста, а филолога, учителя.
— Наша молодёжь – жертва ЕГЭ. Приметы юного поколения: отрыв от вековых культурных традиций своего народа, клиповое мышление, индивидуализм, и как следствие — отсутствие стремления созидать на благо Родины (цепь террористических актов в школах, совершённых подростками – это лишь симптомы серьёзной болезни). Что мы, люди культуры, можем изменить? Как помочь молодым?
— Я думаю, что нынешняя молодёжь в большинстве своём оторвалась даже от большего, чем традиции собственного народа. Она оторвалась от ноосферы, от неба, от Бога, от самих себя, от собственной души. Поражает, когда современный 16-летний юноша к своим годам даже приблизительно не знает, чего он хочет, что любит, что ему близко во взрослой серьёзной жизни, с чем он готов связать своё будущее. Один мой друг подростком написал: «Я мечтаю, чтобы небо однажды посмотрело в меня и увидело такую же бездну, как оно само». Теперь же небо смотрит в юные души — и часто видит пустоту. А пустота страшна тем, что её могут заполнить чем угодно. Поэт Василий Фёдоров сказал: «Сердца, не занятые нами, немедленно займёт наш враг». Так и появились керченский и казанский стрелок. Что должны делать люди культуры? Брать свечу и занимать юные сердца, развеивать в них тьму. Это очень и очень трудно, это требует больших сил, это требует всей жизни, но такое делание угодно Богу.
Я пришёл в наше литобъединение имени В.И. Даля тринадцатилетним. Были ещё лихие 90-е: кругом наркомания, родители у многих бедствуют, многие — безотцовщина. Спасались благодаря слову. Благодаря нашему наставнику поэту Геннадию Федоровичу Хомутову, который руководил лито почти 60 лет. Он сам был из поколения детей войны, знал, что такое голод, холод, сам рос без отца. На его глазах, его усилиями мы взрослели, мужали, умнели, творчески росли. Но главное, что он не просто разбирал наши рукописи, учил «ямбам и хореям», он сплачивал нас, как семью. Ему мы порой доверяли то, о чём не говорили даже с родителями. Он помогал нам во всех вопросах. По-отечески чуткий и отзывчивый, но бывал очень строг и прямолинеен: «Будешь курить — прибью»; «Жениться хочешь? А хотя бы на китайскую лапшу заработать можешь?»; «Еще раз узнаю, что ты водишься со всякой воровской малиной — на занятия можешь не приходить». И через эту строгость и доброту складывались человеческие судьбы, многие из тех, кому ничего хорошего не пророчили, становились достойными людьми.
А ведь в советское время лито были при каждой газете, при каждом заводе, в каждом институте. Это поощрялось руководством, потому и молодёжь была иная — чище, светлее.
Одно время, в теперешнюю пору, наше лито испытывало сложности с помещением. Я пошёл хлопотать к одному чиновнику. Он с явным пренебрежением спросил, а зачем, дескать, нужно это ваше литобъединение. Я тогда довольно резко ответил: «Ваш рабочий стол стоит напротив двери кабинета. Вот придёт очередной стрелок — ему даже дверь открывать не придется. Пальнёт через неё — и всё. Так вот, лито нужно для того, чтобы таких стрелков не было».
Год назад Геннадия Фёдоровича не стало. И я сейчас понимаю, что осиротели не только мы — те, кто знал его, учился у него — осиротели и те, кому только предстоит взяться за перо. А сколько молодых так и не станут писателями, не разовьются в писателей, потому что уже не встретят Геннадия Фёдоровича Хомутова!
— В этом году в Оренбурге учреждена премия им. Г.Ф. Хомутова, премия литературным наставникам (считаю, что в каждом регионе должна быть подобная премия). Почему, на ваш взгляд, необходимо это памятливое отношение к тем, кто нам помогает утвердиться на стезе литератора, преподавателя, которая для иных судьбоносна?
— Да, в память о нашем учителе мы учредили уникальную литературную премию –за литературное наставничество. Её удостаивается человек, многое сделавший для литературного процесса, для становления молодых авторов. Это в первой номинации. Но есть и вторая, где премия вручается молодому автору. В качестве награды он получает «Словарь» Даля как символ того великого человека, чьим именем названо лито — детище Геннадия Федоровича Хомутова. Новым литгрупповцам он часто говорил: «Дедушка, бабушка есть? Пенсию получают? Пусть купят тебе «Словарь» Даля». Наш учитель считал, что в этой книге зашифрована вся русская поэзия — и нынешняя, и грядущая.
— К слову скажу, мой наставник — поэт и издатель «Исторической газеты» Анатолий Парпара за первую заметку в этой газете подарил мне «Словарь» В.И. Даля — 4-томный репринт.
— Первым, кому была вручена премия им. Г.Ф. Хомутова, стал Александр Проханов, который в орбите газеты «Завтра» и Изборского клуба дал старт многим молодым литераторам. Во второй номинации премия досталась 18-летней оренбургской поэтессе Дарье Ревковой. Она одна из последних учениц Геннадия Хомутова — он успел пожелать ей доброго литературного пути.
Думаю, во многих регионах есть люди, достойные этой премии. Но, наверное, не в каждом регионе есть смысл учреждать что-то подобное. Всё же Г.Ф. Хомутов и его деятельность — явление уникальное. Он мыслил деятельность лито имени В.И. Даля как объединение потенциальных профессионалов. Он был максималистом, и просто воспитать читателя, ценителя русской словесности, даже журналиста или филолога — для него было мало. Он взращивал именно поэтов и прозаиков. Потому среди его учеников так много членов Союза писателей России, выпускников Литературного института.
Литературное наставничество — это не только формирование у подопечных художественного мастерства. Научить тому, как написать роман — в принципе, дело нехитрое: сюжет, герои, диалоги… А вот научить тому, как прожить роман, как построить свою жизнь так, чтобы творчество стало в ней главным смыслом — это дано уже не каждому. Как без похвальбы рассказать о личном знакомстве с теми, кто уже стал классиками? Ведь Геннадий Фёдорович встречался с Твардовским, Шаламовым, Глазковым, Мартыновым, считал своим учителем Бориса Слуцкого, дружил с Вампиловым, Передреевым, Примеровым, учился с Рубцовымв Литературном институте. Для нас через Геннадия Фёдоровича все эти поэты становились живыми и ещё более любимыми. Как пожертвовать собственным поэтическим талантом ради того, чтобы взрастить сотни других, при этом осознавая, что среди учеников будут и неблагодарные, и предатели, и люди короткой воли, что измельчают, сойдут с литературного пути? Как взрастить несколько поколений и при этом сохранить своеобразие каждого человека, не заставить подражать себе ни одного ученика?
Геннадий Фёдорович всю жизнь растил верных служителей русской литературы, а значит, патриотов своего Отечества, охранителей родной истории и культуры.
— Какая работа сегодня необходима для того, чтобы восстановить статус писателя в обществе?
— Для общества писатель редко когда был интересен своей эстетикой, художественными поисками — всем тем, благодаря чему его оценивает профессиональный цех, братья по перу. Писатель для общества — это, прежде всего, генератор смыслов, идей, идеологий. Оды Ломоносова, «Медный всадник» Пушкина, «Молодая гвардия» Фадеева — для общества это идеи — гражданские, онтологические, историософские. Сегодня же ту миссию, которую в советскую пору выполнял Фадеев, возложили на условного Владимира Соловьёва — журналист потеснил писателя. И в этом трагический промах общества и государства. Потому что даже самый талантливый журналист — лишь транслятор смыслов, но никак не их генератор. Оттого в общественном поле мы и наблюдаем сегодня рассуждения на холостых оборотах. Наше общество нуждается не в «лидерах общественного мнения», а в «инженерах человеческих душ», которые становятся таковыми, лишь сотворяя новые смыслы. Ведь неслучайно мы сегодня даже новую партию с оригинальной идеологией создать не можем. С другой стороны, и писателям следует разомкнуть круг своего бытия, прекратить индивидуалистское самокопание, взглянуть вокруг оком прозорливца и оценить, что происходит. Пусть змея перестанет глотать собственный хвост и расскажет, что под ней: горячий песок или мягкая росистая трава.
— Михаил Александрович, в своей статье «Чужаки грядущего» вы пишете: «век постмодернизма, отменившего прошлое, настоящее и будущее, уже недолог. Окончательно сойдя на нет, он откроет дорогу герою будущего, а значит — человеку будущего». Каким вы себе представляете человека будущего?
— Для меня человек будущего — это прежде всего человек разумный. Но не в биологическом, видовом смысле, не homo sapiens, а носитель разума, то есть ума, облагороженного духом. К идее такого человека приближались в своё время каждый собственным путём В.И. Вернадский и о. Павел Флоренский: один говорил о сфере знания — ноосфере, другой — о сфере духа — пневматосфере. Но сопряжения двух сфер не произошло, желанный человек не появился: как бы ценна не была нравственность советского человека, но она не духовной (в религиозном смысле) полноты. Сегодня, как бы там ни было, и пневматосфера, и ноосфера для нас открыты. И если окончательно не искусимся безумием и бездуховностью, человек разумный может появиться.
