Широкое обсуждение предложенной изборскими интеллектуалами Идеологии Победы вызвало желание порассуждать на предмет сегодняшних мировоззренческих конструкций, с помощью которых группы и институты формулируют политические манифесты, а власть осуществляет практическую управленческую деятельность. Заранее предупреждаем, что однозначного ответа на вопрос о том, является ли сегодняшняя государственная идеология продолжением линии «1990-х», либо, наоборот, может знаменовать собой «коренной перелом» в пользу новой идеологии, у нас нет. Помимо этого, присутствует страстное желание «упростить» саму проблему идеологического противостояния в родном Отечестве до возможности её понимания адресатом, т.е. населением страны.
Представляется, что рассуждения о невозможности или необходимости государственной идеологии, равно как и «предупреждения» о недопустимости одной господствующей идеологии – суть лукавство, и ничего более. Идеология – это концентрированное, зачастую хорошо замаскированное и завуалированное, но внешне «обрамленное» в красивый ряд идей и ценностей, выражение интересов и целей элитарных слоёв общества. Чаще всего идеология выступает в качестве своеобразной формы легитимизации и аргументации возникшей, складывающейся или уже сложившейся в обществе властной иерархии. Идеология может быть только политической, поскольку интересы и цели стоящей у власти элиты на практике реализуются и претворяются в ходе разработки и выполнения определенных политических программ. Для элит, овладевших властью, идеологические конструкты выступают в качестве инструмента, «представляющего» их, частные, в общем-то, интересы в якобы признанные большинством общества пути достижения определенного социального бытия. При этом, чаще всего элиты не заботит оценка желательности или нежелательности социума разделять, хотя бы частично, навязываемый ему, социуму, образ его, социума, будущей «счастливой жизни». Яркое свидетельство тому история победы «либеральной» идеологии в РФ в 1990-е годы.
Для того, чтобы к власти в России пришли элиты, «вооруженные» или «зараженные» либеральной идеологией, необходимо было создать главное условие – заставить успешно формирующуюся новую историческую общность советский народ сомневаться в ограниченности, а лучше – ошибочности, социалистического общественного выбора. Ну, что-то, навроде: «мы должны вернуться из цивилизационного тупика на магистральный путь развития человечества»! Представляется, что отказ от социалистических ценностей как российской национальной идеи начался в СССР в середине 1950-х годов. К этому времени социалистическая идеология радикального преобразования общества на принципах социальной справедливости активно трансформировалась в национальную русскую идею создания уникальной универсальной модели человеческого общежития на принципах равенства, развития, прогресса, творчества, безопасности. Преодолев за исторический миг путь от аграрно-индустриальной страны со всеми её достижениями, противоречиями и пороками среднеразвитого капитализма до одной из двух мировых сверхдержав, Большая Россия в начале 1950-х гг. своей историей заявила претензии на мировой цивилизационный универсализм. Путь этот был наполнен не одними Победами, напротив, такой цивилизационный «прорыв» предполагал огромные сложности, драматические повороты, трагические переломы, неисчислимые и безвозвратные человеческие жертвы. Новая элита, устранившая и уничтожившая старые правящие кланы и слои, попутно совершив одну из самых трагичных своих ошибок, расколов Русский интеллектуальный мир (вряд ли будет преувеличением считать на тот момент его мировым разумом), сумела идеологию «созидания нового мира» внедрить и распространить в общественное сознание.
Уроком для сегодняшних государственных управленцев может стать умение и приобретенный в ходе драматических преобразований 1920–1930-х годов опыт «самоочищения» элит во имя торжества идеологии созидания: изгнание и уничтожение как возжелавших использовать Россию в качестве «горючего» для мировой революции, так и вознамерившихся любой ценой, даже организацией и деятельностью «троек» и «двоек», извратить идеи социальной справедливости и народного суверенитета для сохранения себя во власти. Представляется, что самой трагичной ошибкой Сталина стала его уступка «старой революционной гвардии» в вопросе о новой избирательной системе. Поражение «просталинской» части советской элиты, настаивающей на конституционной легитимации альтернативных выборов, привела к страшному «всплеску насилия» 1937–1938 годов.
В целом, «номенклатурная революция», устранившая угрозу перерождения советской власти в клановую систему удовлетворения властных и имущественных амбиций в центре и национальных республиках (трагично и поучительно с точки зрения сегодняшних событий в Казахстане выглядит осуждение Сталиным и последующее за этим уничтожение «клана Мирзояна», короткое время находившегося у власти в Казахской ССР), вовлекла в советскую управленческую элиту целый слой талантливых и преданных социалистической идеологии людей. Сталинские наркомы и полководцы не только возглавили борьбу за сохранение «очага социализма» на Земле, но и вдохновили соседние народы на заимствование советского опыта. Тем, кто скептически усмехнётся при этом утверждении, посоветуем порассуждать об отношениях народов и государств, хотя бы «славянских», в эпоху насильственного насаждения идеологии капитализма, глобализма и либерализма. Грандиозные социалистические перспективы, открывшиеся с момента неимоверно тяжкой, но стремительной и грандиозной операции «по принуждению Запада к ядерному паритету» до яркой победы в соревновании за космос, смертельно напугали мировую закулису и западные правящие элиты. Дальнейшие успехи Большой России расширяли пространство социалистического выбора и в той же мере сокращали территорию классического капитализма. Очевидным ответом Запада стало претворение в жизнь идеологии общества народного благоденствия. Тактический манёвр западных элит, даже при условии огромного экономического потенциала, не растраченного в ходе мировой войны и сохраненного жертвенностью Советского Союза, был обречен на кратковременный успех, что подтверждает сегодняшняя противоречивая, мягко говоря, повседневность США и ЕС. Противоречия и пороки общества, построенного на социальной несправедливости и стяжательстве, неустранимы…
Причина в декларируемом западными политтехнологами и доморощенными идеологами либерализма «конце истории» (понимают сей феномен одинаково, как «под копирку»: крах социализма и торжество западной универсальной цивилизации), конечно же, не в исчерпании «социалистического потенциала». Как раз наоборот – при наличии политической воли, допущении к власти хотя бы части патриотической интеллектуальной элиты, способной придать атакуемой со всех сторон, а также изнутри, и переживаемой закономерный циклический кризис общественно-экономической модели дополнительные импульсы, Советский Союз не только бы не распался, но и вполне возможно расширил бы границы своего влияния и идеологического приоритета. Проблема, на наш взгляд, заключается в смене идеологического вектора, явно обнаружившейся в середине 1950-х гг. Если советский народ продолжал жить в соответствии с уже достигнутыми целями и утвердившимися ценностями «мы наш, мы новый мир построим, кто был никем, тот станет всем» и устремлениями к новым победам и свершениям, то политическая элита лихорадочно искала пути и средства сохранения и укрепления своего господства. Принцип стабильности (понимай – несменяемости) власти стал главным побудительным мотивом всех политических программ советской элиты. Устранение Берии летом 1953 г., разгром группы Маленкова в июне 1957 г., отставка Хрущева в октябре 1964 г. – события одного ряда: государственный и партийный аппарат согласен был на любой дележ власти в узкой верхушке вождей ради материального благополучия, предоставляемого всего лишь фактом нахождения в номенклатурных списках. Доклад о культе личности Сталина устами Хрущева провозглашал всего лишь один «порок» вождя – способность обуздать элитарную вольницу.
Поиски новой идеологии увенчались быстрым «успехом». Идею единства советских народов сначала заменили концепцией «коммунистических наций», потом – идеей формирующегося советского народа как интернациональной общности, тем самым поощрив национальные элиты в их устремлениях к консервации национально-особенного как инструмента сохранения и укрепления власти национальных кланов в союзных и автономных республиках. В ходе кампании «перевода предприятий в союзно-республиканское и республиканское подчинение» собственность, создаваемую в результате интернационализации советского пространства всеми советскими народами, в начале 1950-х годов в значительной степени стали передавать в распоряжение тех же национальных кланов.
Социалистические ценности и общественный выбор в пользу построения «нового мира справедливости и прогресса» были сохранены и даже приумножены в 1960-е годы. Фонды социального развития на предприятиях свидетельствовали о попытке реализовать вековые чаяния русского крестьянства и христианские заповеди одновременно. Только созидательный и упорный труд каждого члена «производственного коллектива-общины» вкупе с его поведенческими практиками в духе «Морального (читай – христианского) кодекса строителя коммунизма» давал ему возможность хорошо зарабатывать, бесплатно получить жилье, повести своих детей в «свой» детсад, провести досуг в «общих» санаториях и домах культуры. Бесплатный и всеобщий доступ к медицинскому обслуживанию, образовательной системе и культурной «инфраструктуре» убедительно доказывали, что оптимальная, т.е. справедливая, формула перераспределения социальных и общественных благ, наконец-то, найдена! Грандиозные успехи «золотой» восьмой пятилетки (по сути, на её достижениях: единая энергетическая система, трубопроводы и газопроводы, Автоваз, индустриализация в союзных республиках, функционирует сегодняшняя экономическая жизнь на всем постсоветском пространстве) продемонстрировали явное превосходство советской модели человеческого существования и развития. Социальное государство в СССР к концу 1960-х годов стало явью!
Вопрос, почему советская элита отказалась от проекта социального социалистического государства на ранних этапах его создания, теперь загадкой не является. К тому времени советские номенклатурные круги уже были очарованы (Яковлев с Бурлацким описали «восторг капитализмом» наиболее «талантливо») проектом потребительского общества, спешно создаваемого на Западе в ответ на советские успехи. Чехословацкие события продемонстрировали как опасны для власти предержащих реформы в духе формирования настоящего социального государства, высвобождающего творческую энергию человека труда и сужающего возможности получения материальных благ за счет непроизводительной деятельности. Успешно реализуемая национальная идея построения нового мира – мира социальной справедливости встретила мощное сопротивление в форме стремительного заимствования советской высшей бюрократии западных ценностей и западной идеологии потребительского общества. Не боясь быть обвиненными в склонности к конспирологии, предположим, что отказ от широкой программы перехода к инновационной экономике (Ж.И. Алферов утверждал, что в конце 1960-х гг. советская наука превосходила по своему потенциалу, достижениям и перспективам западную науку) был продиктован как раз эгоизмом, граничащим с национальным предательством, высших советских правящих элит. Впрочем, в российской истории это не редкость-случайность, а закономерность: можно вспомнить, что московское боярство в начале XVII века добровольно сдало Москву и присягнуло полякам, а император Николай II в 1917 г. решил не только сам отказаться от престола, но и за наследника отрёкся.
Первым шагом к «идеологическому перевороту» конца 1960-х – начала 1970-х годов стало уничтожение советского лунного проекта и необъяснимо-непостижимое решение высшего руководства страны отказаться от экономического суверенитета. Импорт зерна из США и Канады по демпинговым ценам, труб для нефтепроводов из США и Европы, строительство КАМАЗа и химических комбинатов с участием иностранных фирм, заключение договоров по ПРО и СНВ-1 давали возможность быстрого продвижения, внедрения в общественное сознание новой идеологии – идеологии потребительства и жизненного успеха путем обладания определенных материальных благ и привилегий. Следует предположить, что истинным бенефициаром этого «идеологического» переворота всё же стали американские гегемонисты. И дело здесь совсем не в сокрытии советской верхушкой «лунной аферы» США. Запад, не сумевший уничтожить сверхуспешный советский социалистический эксперимент ни военным либо экономическим путём, ни гонкой вооружения либо санкциями и эмбарго, получил от советской элиты неожиданный подарок. Она сама предлагала разрушить формирующееся социалистическое социальное государство изнутри. Как ни горько признать, низкая политическая культура советского населения не давала шансов разоблачить идеологические манёвры переродившихся и всё более коррумпирующихся советских и национальных кланов и элит. Идея социальной справедливости и общественного прогресса была побеждена идеологией потребительства. Вот почему советский народ оказался глух к судьбе советской империи! Советские люди к 1985 году искренне и наивно верили, что эффективность общественно-экономической системы «измеряется» количеством сортов колбасы на прилавках магазина. Не таким уж трудным делом оказалось внушить советскому населению, 76% которого искренне желали сохранить единое государство, что для того, чтобы на прилавках появилось как можно больше сортов колбас, «необходимо» разрушить это самое государство! Искусственно созданный дефицит (к примеру, в родном Саратове на складах огромного Крытого рынка поступающие товары «бракировались» ещё с весны 1991 года для того, чтобы, «выбросив» их в торговлю в нужный момент, создать иллюзию материального изобилия!), в конечном счёте, стал взрывателем идеологического ядерного оружия, «разметавшего» великую державу на пятнадцать частей.
Законодательным запретом государственной идеологии обладавшие абсолютной властью и приобретшие собственность советская и национальные элиты сумели в кратчайшие сроки осуществить идеологическую перезагрузку в духе либерализма. Либерализм воспринимался, правда, своеобразно, хоть и трактовался по-прежнему как «опора на свободу»: свобода государства от социальных обязательств, свобода личности от нравственных ценностей, моральных устоев и национальных традиций, свобода не производить и не творить. Главной мишенью либеральной идеологии был «избран» ненавистный принцип государственного единства. Тем более, что и «учителя» на Западе провозгласили эру глобализма, свободную, опять же, от государственных и национальных границ и, как им казалось, условностей. Угасающие на постсоветском пространстве национальные суверенитеты и превращение территории бывшего СССР в историческую периферию не отрезвили постсоветские элиты. Появление американских баз, западного капитала и НАТО на исторических территориях Большой России по-прежнему либеральными элитами трактуются с точки зрения свободы выбора одних (Украины и Грузии) и отсутствия права на такой же выбор других (Донбасс, Крым, русское почти четырехмиллионное население Казахстана). Отказаться от либеральной идеологии элиты не в состоянии, поскольку только манипуляции с так называемыми либеральными ценностями обеспечивают им положение во власти и сохранение приобретенной собственности.
В этой связи программа возвращения национального суверенитета, проводимая, вероятнее всего, по причине угрозы лишения постсоветских элит стратегических активов (сегодняшним событиям вокруг Украины предшествовал «блицкриг» против Дерипаски, по слухам, установивший иностранный контроль над российским алюминием), имеет тактический характер. Характер политической стратегии, как главной предпосылки складывания новой государственной идеологии, эта программа может приобрести исключительно в случае смены модели социально-экономического развития страны. Пока существует возможность передела остатков собственности между различными кланами внутри элит (Казахстан эту тенденцию продемонстрировал наиболее отчетливо), устойчивость политического курса в направлении национального возрождения вызывает сомнения.
Идеология не является наукой, поскольку опирается не на объективное знание, а всего лишь выражает частные интересы элит. Выдвинутая А.А. Прохановым концепция Идеологии Русской Победы, может рассматриваться как отдаленная по времени Русская мечта, по характеру – национальная идея, смысл российского исторического пути. Неизбежность претворения этой национальной идеи в жизнь, глубокую научность теории Идеологии Русской Победы подтверждает вся российская история, цель которой, по словам Александра Андреевича, «в великих трудах и свершениях обрести идеальное бытие, совершенное государство, могучее, цветущее, справедливое, где справедливость охватывает всё человеческое, всё природное, всё земное, сливаясь в симфонию».
