Константин Черемных
УРОКИ ПРЕДГРОЗОВОГО ГОДА
2010-й год казался бурным. Но главные бури – впереди
ГОД НЕСБЫВШИХСЯ ПРОГНОЗОВ
Минувший 2010-й год стал годом несбывшихся прогнозов в экономике и политике, годом посрамления титулованных экспертов. Львиная доля главных итогов года может быть представлена в виде предсказаний, выданных авторитетными аналитиками, с добавлением в начале частицы «не».
1) Не вышла из кризиса мировая финансовая система. Признаки некоторого оживления в первой половине года сменились отчетливыми явлениями стагнации. ООН, МВФ и Всемирный банк единодушно предсказывают общемировое снижение темпов роста экономики. Бодрый термин exit strategy к концу года выходит из употребления: никакого exit не видно, во всяком случае для постиндустриальной экономики.
2) Не наступило «излечения» на банковском и, соответственно, на ипотечном рынке США. Объем продаж «дефолтной» недвижимости из-под залога не сократился, а возрос, притом преимущественно в зажиточных штатах. Гигантской суммы в $1,7 трлн, потраченных Федеральной резервной системой на выкуп банковских активов, оказалось недостаточно для преодоления рецессии. Осенью Конгресс одобрил новую программу – на $600 млрд. При этом руководство ФРС признало, что и с дополнительными вливаниями в банковский сектор удастся лишь приостановить темпы роста безработицы, но не сократить ее масштабы. При этом предложение рабочих мест сузилось в первую очередь для среднего класса – предполагаемого локомотива постиндустриального роста.
Та же проблема «экономики услуг», вкупе с затратами на интеграцию, легла тяжким бременем на финансовую систему Евросоюза.
Ипотечный бум в странах Прибалтики, копировавших американскую ипотечную систему, обернулся массовыми дефолтами, валютными кризисами и острыми проблемами скандинавских банков-кредиторов. В итоге свернулась кредитная экспансия на северо-западе России – в частности, в Петербурге рухнули девелоперские проекты, рассчитанные на кредиты банков северных стран, что принудило руководство мегаполиса к пересмотру всего регионального градостроительного законодательства.
Из трех стран Прибалтики в еврозону (и одновременно в ОЭСР) принимается только «самая экономичная» и самая политически стабильная Эстония. Однако инициированные «старой Европой» жесткие меры по сокращению бюджетного дефицита меняют приоритеты в странах периферии: вступление в еврозону перестает быть розовой мечтой; напротив, в Словакии на политическом уровне ставится вопрос о возвращении к национальной валюте.
3) Не оправдывается, тем не менее, распространившийся на фоне греческого кризиса слух о коллапсе евро и «реванше» доллара США. Падение курса евро к доллару, подстегнутое срежиссированной медиа-кампанией, оказывается недолгосрочным трендом. Лидеры «старой Европы» и руководство ЕЦБ реагирует оперативно, учреждая европейский фонд финансовой стабильности объемом 750 млрд евро, который на декабрьском саммите ЕС было решено сделать постоянно действующим. В то же время трансатлантический «заговор против евро» толкает Европу на сближение с Юго-Восточной Азией.
4) Не произошло резкого спада в экономике Китая, который уверенно предвещали узкоспециализированные мэйнстримные аналитики на основе нехитрых расчетов «глобального баланса», не учитывая при этом ни субъективных факторов управления, ни объективных факторов геополитики. Диверсифицированная производительная экономика приспособилась к сжатию спроса на рынке сбыта в США, а государственный контроль над экономикой своевременно ужесточил частные заимствования. Финансовая несостоятельность западных компаний добывающего, перерабатывающего и машиностроительного секторов позволил китайским полугосударственным и частным корпорациям скупить контрольные пакеты акций западных производителей. Первый тур по Евразии преемника председателя КПК Си Цзинпина весьма символически ознаменовался приобретением Volvo. Термин «китайско-финская граница» из анекдота перешел в реальность.
8 ноября президент Всемирного банка Роберт Зеллик в Financial Times допускает возвращение золотого стандарта в мировую валютно-финансовую систему. Это допущение равнозначно признанию краха виртуальной экономики как таковой. К этому времени экспертное сообщество «сдалось», признав стратегическую роль китайской производительной экономики для поддержания мирового спроса на энергоносители и, соответственно, для предотвращения банкротств энергетических корпораций.
Еще раньше, на саммите АСЕАН, Зеллик «дал отмашку» на становление юаня в качестве резервной валюты. Российский Минфин принужден считаться с этим мнением: в ноябре на Шанхайской валютной бирже, а затем на ММВБ открывается торговля парой рубль-юань.
Джордж Сорос в сентябре вынужден признать не только сохранность и выживаемость китайской экономики, но и экономическое лидерство Пекина. Западное либеральное сообщество в целом психологически не способно справиться с этой фрустрацией. Риторика «надежды» Барака Обамы, подкрепленная ставкой на энергетическую самодостаточность за счет альтернативной энергетики и сланцевого газа, чудес не принесла. Регионы США, имевшие доселе репутацию флагманов технологического, в особенности альтернативно-энергетического роста, оказались «в хвосте» по экономическому развитию и в авангарде по числу безработных. Это особенно заметно на примере Калифорнии, где уходящему губернатору Арнольду Шварценеггеру не удалось протолкнуть свою преемницу Мэг Уитмен, несмотря на ее рекордные ($142 млн) для этих выборов личные расходы на предвыборную кампанию.
5) Не удалось добиться такого успеха в Ираке и Афганистане, который демократический Белый Дом смог бы записать в свой предвыборный актив.
Формирование иракского правительства заняло период более полугода. Новое правительство, несмотря на предвыборные ухищрения и откровенные подтасовки оккупирующей державы, оказалось не вполне лояльным западному сообществу: его шиитские представители сохраняют дружественные контакты с Ираном, суннитские лидеры пересматривают ранее достигнутые договоренности о включении иракского газа в схему Nabucco, а курд Джаляль Талабани отклонил инициативу смертной казни саддамовского министра иностранных дел Тарика Азиза (М. Юханана) – этнического ассирийца.
Одержавший верх в военно-бюрократическом противоборстве клан приверженцев длительного присутствия в Афганистане добился от Хамида Карзая не только диалога с «умеренными талибами», но и двусмысленной дипломатии с радикальными структурами – боевиками Хекматиара и Хаккани. Однако к мирном переделу власти (и контроля над наркопосевами) это не привело: в начале декабря талибы захватили аэропорт Джалалабад; переговоры Высшего совета мира с Саудовской Аравией окончились 7 ноября провалом. Внезапная кончина «бульдозера» Ричарда Холбрука предвещает новый этап внутриклановой борьбы с отзвуками на наиболее значимых маршрутах наркотранзита. Связанные с этим эксцессы между европейским истэблишментом и марионетками США уже проявили себя в Косово. Еще летом новое правительство Колумбии заключило мир с Венесуэлой и поставило вопрос о демонтаже военных баз США.
6) Не состоялась широко предсказывавшаяся «маленькая победоносная война» против Ирана. Агрессию против государства, вопреки введенным масштабным санкциям США и Евросоюза не отказавшегося от национального ядерного проекта, заместили две провокации управляемого конфликта между Северной и Южной Кореями.
Барак Обама выиграл в Конгрессе борьбу за договор СНВ-3, но только ценой дополнительных ассигнований на программу ядерных вооружений и потенциально ценой крупных вливаний в развитие ПРО в соответствии с «поправкой Маккейна». Сокращение представительства Демпартии в Сенате сказалось и на судьбе ключевой для Белого Дома реформы здравоохранения.
Ротация стратегических кадров с отставкой доверенных лиц главы государства, наравне с опалой и смещением знаковых фигур из команды Хиллари Клинтон, занятых в дипломатии в Юго-Восточной Азии и России, свидетельствуют о попытках восстановить дееспособность госаппарата и эффективность внешней политики.
7) Не определился, между тем, конкурент Барака Обамы на президентских выборах ноября 2012 года. Рейтинговое голосование на съезде движения Tea Party внезапно обнаружило лидерство не экс-кандидата в вице-президенты Сары Пэйлин, а губернатора штата Нью-Хэмпшир Криса Кристи. Из потенциальных лидеров республиканцев, не примкнувших к движению, наиболее популярным остается Джон Маккейн, которому в год выборов исполнится 76 лет. Выбор не выходит за рамки «колоды» 2008 года, если не считать декларированного выдвижения Дональда Трампа, который и добавил своей личной поддержкой популярности Крису Кристи.
ГОД НЕТРАДИЦИОННЫХ АЛЬЯНСОВ
Уравнение шансов ослабленного Обамы и нехаризматичных республиканских оппонентов сказывается на дипломатическом авторитете США. Министру обороны Гейтсу приходится напоминать на саммите АСЕАН о наличии у США собственных интересов в регионе. В ЮВА военно-политическую лояльность Японии удается частично восстановить лишь посредством межкорейских провокаций. Едва предотвращается насильственный переворот в Таиланде; в Мьянме фасадная демократизация не предоставляет реальных шансов оппозиционной клиентеле.
Еще более заметен и унизителен провал дипломатии США на Ближнем Востоке и в Передней Азии. От наследия дипломатии Кондолизы Райс не остается практически ничего, если не считать раскола палестинской администрации – непредвиденного эффекта прямых парламентских выборов в Палестине. Похоронены попытки демократизации Египта; преодолен навязанный США политический кризис в Ливане, где маронитский и друзский истэблишмент не удалось столкнуть с проиранскими суннитами, а партия Саада аль-Харири вместо противовеса стала политическим партнером «Хизбаллы» – особенно после беспрецедентного провала агентуры МОССАД наряду с обнаружением и демонтажом средств слежения.
Белому Дому не удается «заделать» брешь между Турцией и Израилем. Захват судна «Mavi Marmara» израильскими морскими пехотинцами и реакция в мире на эту операцию, жертвами которой стали именно турецкие граждане, следует считать не менее значимым событием ушедшего года, чем инициативу Бразилии и Турции по переработке иранского ядерного топлива. Последствия выходят за рамки отношений между двумя стратегическими союзниками США: Израиль демонстративно заключает договоры о военных маневрах с Грецией и Румынией, а Турция с согласия Ирана проводит на своей территории первые совместные маневры с Китаем. К косвенным последствиям можно отнести и анонсированную готовность Аргентины, Бразилии и Уругвая признать суверенитет Палестины в случае его одностороннего провозглашения.
Заигрывания Вашингтона с оппозиционными силами в Израиле и Турции проваливаются с треском. Попытки слепить альтернативную израильскую коалицию из «Аводы» и «Кадимы» под руководством Ципи Ливни привели, напротив, к укреплению взаимопонимания между Нетаниягу и Либерманом, даже несмотря на шокирующие вольности последнего в изложении подхода к палестинской проблеме с трибуны Генассамблеи ООН. В свою очередь, в Турции ведущая оппозиционная фигура – Дениз Байкал – компрометируется сексуальным скандалом, а кемалисты из Генштаба и военной разведки Турции оказываются под судом – в том числе по обвинениям в подготовке провокационного нападения на Грецию и одновременно – в контактах с курдским подпольем. Этот исход, крайне неблагоприятный для США, предначертан предшествующими провалами – попытками сорвать внесение изменений в Конституцию и организовать саботаж правительства со стороны Генштаба.
К концу года два ключевых союзника США в регионе расходятся, «как в море корабли»: Анкара на уровне военной доктрины включает Израиль в перечень враждебных государств, а Иерусалим выдвигает проект израильско-греческого газопровода со своего месторождения Левиафан в пику Арабскому газопроводу и делит морской шельф с Кипром, демонстративно игнорируя фактический суверенитет Турецкого Кипра.
Существенно, что наряду с публичными дипломатическими инициативами США провалились и подрывные акты стратегического значения: в Турции – курдский терроризм в курортных регионах, а на их фоне – покушение на премьера Р.Т. Эрдогана, в Иране – покушение на М. Ахмадинеджада, запланированное на территории Ливана и сорванное ливанской разведкой.
Относительные успехи на иранском направлении ограничиваются разоблачением и срывом военных поставок в африканские страны, послуживший основанием для отказа в смягчении санкций и спровоцировавший личный конфликт между Махмудом Ахмадинеджадом и министром иностранных дел Манучером Моттаки. Однако эти достижения слишком незначительны для использования во внутренней политике США.
Маргинализация лояльной США оппозиции в Турции и Израиле становится дополнительным сигналом для многих других стран. Наличие поддержки из Вашингтона становится не плюсом, а минусом для политических лидеров не только самодостаточных, но и дотационных, зависимых малых экономик. В Латинской Америке экономический успех Бразилии консолидирует левый популизм; в Европе, напротив, распространяются право-националистические настроения, питаемые антииммигрантской настроенностью. Ангела Меркель на конференции молодежной организации ХДС констатирует крах политики толерантности; Саркози и Берлускони изгоняют цыган, причем итальянский премьер случайно или намеренно уравнивает их с румынами. В середине декабря Румыния и Болгария, не сумев гарантировать ограничение притока преступных элементов в ЕС, получают отказ в присоединении к Шенгенской зоне.
В Восточной Европе правый популизм также оказывается доминирующей идеологией: недовольство Брюсселем соединяется с комплексом экономической неполноценности, пробуждающим фантомные боли «малой великодержавности». Гротескно и иррационально возрождаются концепты «великой Венгрии» и «великой Румынии»; соседняя Украина, предвидя пересмотр послевоенных границ, но не полагаясь на поддержку Москвы, ищет новых экономических и военно-стратегических союзников на Ближнем и Дальнем Востоке.
Окрик в адрес Украины, вознамерившейся проигнорировать вручение Нобелевской премии мира китайскому диссиденту, весьма показателен. Разногласия в финансовой стратегии между США и ЕС уже летом резко политизируются: Вашингтон все больше ревнует Европу к Китаю. После визита в Китай в середине мая президент Германии, экс-исполнительный директор МВФ Хорст Келер подвергся необычайно резким демагогическим нападкам «справа и слева» в прессе, принадлежащей транснациональным медиа-концернам, и ушел в отставку, «хлопнув дверью».
Нервозность Вашингтона вызывало не только упорное нежелание Центробанка КНР девальвировать юань в интересах американских производителей, но и сближение позиций Европы и Китая в финансовой стратегии.
В Вашингтоне не только уязвлены сближением стратегических позиций ЕС и КНР в финансовой сфере на фоне категорического отказа Пекина от одномоментной 15-20-процентной девальвации юаня, но и обеспокоены ростом китайского военного потенциала и диапазона военно-стратегического сотрудничества. Напряженность в отношениях с Европой усилилась в связи с саммитом ACEM, которому предшествовали совместные военные учения КНР и стран ЮВА, включая Австралию. Фактически главным спикером саммита был премьер Госсовета КНР Вэнь Цзябао; при этом ранее второстепенная структура расширилась, включив Россию, Австралию и Новую Зеландию.
Накануне саммита АСЕАН вашингтонские дипломаты пытались «вразумить» европейских коллег. Однако политика ФРС вызвала категорическое несогласие Германии и Франции, которое Ангела Меркель выразила публично накануне вылета в Сеул. Американский пакет предложений в Сеуле поддержан не был.
В международных СМИ, управляемых транснациональными корпорациями, открывается «огонь» по Саркози и Меркель. В Париже вынимают из сундуков пакистанский коррупционный скандал («дело Карачи»), в Берлине – слухи об отставке министра обороны.
Внезапное решение Саркози об отставке правительства является результатом заговора, который президент разрушает весьма решительными средствами: из правительства выбывают министр иностранных дел Б. Кушнер и министр финансов Э. Верт, пытавшиеся пролоббировать на пост главы правительства представителя Радикальной партии Жана-Мари Борлоо. Впрочем, ему приходится избавиться от министра обороны, который в грузино-осетинском конфликте оправдывал действия России.
Таким образом, в целом «левый» заговор во Франции срывается. В Германии Ангеле Меркель удается упрочить свои позиции. Правительственные перетасовки по сценарию из Белого Дома в двух крупнейших западноевропейских странах больше «не проходят».
Отношения Вашингтона с Лондоном после избрания на премьерский пост лидера Консервативной партии Дэвида Камерона существенно охладели. Первым признаком иного, чем прежде, качества отношений стал саботаж предметных слушаний в Конгрессе по аварии в Мексиканском заливе ключевых персон – как экс-главы British Petroleum Тони Хэйуорда, так и самого Кэмерона. При новом премьере Лондон не только продолжал предоставлять пристанище нежелательным для США политикам, но и бросил прямой вызов Вашингтону, защитив от американской Фемиды скандального разоблачителя Джулиана Ассанжа.
ГОД НЕПРЕДУСМОТРЕННЫХ ОТКРОВЕНИЙ
Как бы западный истэблишмент ни старался приуменьшить значение утечки секретных документов Пентагона и Госдепа, эти старания только добавили бюрократии неприглядных черт. Обвинение в изнасиловании напоминает западной аудитории методы работы КГБ периода советской стагнации, а «назначение» журналом Time «человеком года» основателя сети Facebook Марка Цукерберга является слишком очевидной попыткой оправдаться за непредусмотренные побочные эффекты постиндустриальной экономики.
В смысловом плане феномен Ассанжа созвучен исходу пушкинской «Песни о вещем Олеге»: беспрецедентная утечка, обнажившая изнанку внешней и военной политики Вашингтона, стала результатом повсеместной IT-изации коммуникативных каналов. «Компьютерная революция», традиционно связываемая с именем Альберта Гора, оказалась тем конем, в черепе которого завелась немилосердно жалящая змея. Программные продукты разрушительного назначения не зря сравнивали с безногими представителями фауны.
Утечка, впрочем, не произошла бы сама по себе, без предрасполагающих факторов американской междоусобицы. 22-летний программист Мэннинг не получил бы доступа к чувствительным документам, не будь конфликта между представителями двух афганских стратегий, а по факту – двух кланов в Пентагоне. Другое дело, что исполнитель не удовлетворился выполнением задания, а пошел копать дальше, при этом будучи непредусмотренно неравнодушным человеком. Другое дело, что к этому времени в IT-сообществе уже был известен сын директора австралийского цирка, а сайт Ассанжа уже успел попортить нервы не только марионеточному кенийскому режиму, но и климатическому ведомству ООН. Именно Ассанж разоблачил экологов-экспертов Университета Восточной Англии в том правонарушении, которое в позднесоветской практике именовалось «припиской».
По первоначальному предназначению утечка не сработала: генерал Маккристал с помощью разоблачения – опять же в стиле позднего КГБ – был отставлен, и в афгано-пакистанской кампании взял верх тандем Ричарда Холбрука и генерала Дэвида Петреуса. Но клановый переворот обошелся такой ценой, масштабы которой оценить затруднительно, если вообще возможно: издержки измеряются не только количеством.
«Засветившихся» в сомнительных сделках высших офицеров Пентагона можно понизить в должности, уволить, привлечь к трибуналу, лишить незаконно нажитых личных состояний (что по американскому законодательству труднее). Однако дискредитация самой антитеррористической миссии в Центральной Азии в глазах населения, к тому же затягивающего пояса в связи с кризисом, «не лечится» средствами уголовного права. Еще в большей степени этот моральный ущерб затронул корпус британских союзников. Само англо-американское стратегическое партнерство стало фактом ушедшей эпохи с тех пор, как Guardian фактически предоставила Ассанжу убежище, и уже абсолютно определенно – с того момента, как британский верховный суд высказался против тюремного заключения.
Примечательно, что британская Фемида пошла поперек пожеланиям «вашингтонского обкома» уже после публикации самых чувствительных документов Госдепа – в том числе секретного перечня промышленных и военных объектов мира, признанных стратегически важными для национальных интересов США. По существу это равнозначно заявлению британской короны о том, что национальные интересы США не совпадают с ее собственными.
Этот акт показного неповиновения сопровождался рассекречиванием документов по Афганистану 1979 года, которые при соблюдении союзнического джентльменства, независимо от формальностей, остались бы в тайне до полного прекращения военной кампании в Афганистане и Пакистане. Наконец, еще один security breach, пока не вышедший за пределы узкого круга мирового разведывательного сообщества, – об интригах Роберта Гейтса против Хиллари Клинтон в пользу Джо Байдена, якобы возможного преемника Обамы – вряд ли был возможен без участия британской разведки.
Фактический разрыв особых отношений между Вашингтоном и Лондоном дополнился целой серией других провалов – с тех пор, как увидела свет переписка американских послов, в особенности по Ближнему Востоку и Кавказу. Публикация донесений, касающихся отношений между Саудовской Аравией и Ираном, Азербайджаном и Турцией, равно как и конфиденциальных американо-израильских дискуссий по региону, не только выявила ранее неочевидные факты геополитики, но и поставила диагноз Госдепу в целом и отдельным дипломатам в частности.
Сами по себе свидетельства фактов вмешательства Вашингтона во внутренние дела многих государств никого не удивили. Поразительным было другое – узколобость профессионалов, которым поручалась дипломатия на особо ответственных фронтах. Качество материалов, поставлявшихся Белому Дому послом в Турции Эриком Эдельманом, было обратно пропорционально вопиющей и явно антиисламско окрашенной культурной предвзятости, которая даже в самых отсталых странах мира считается прямым противопоказанием к дипломатической работе.
Отображенный в опубликованных донесениях стиль поведения высших представителей Госдепа в важных для Вашингтона, но географически ничтожно малых государствах оказался на редкость репрезентативной иллюстрацией «двойных стандартов». Американскую аудиторию не могла не поразить готовность Уильяма Бернса закрыть глаза на притеснения оппозиции в Азербайджане, лишь бы официальный Баку продолжал выполнять свою функцию кавказского «цепного пса». В свою очередь, официальная Анкара лишилась последних иллюзий по части турецко-азербайджанского культурно-геополитического партнерства.
Бакинские эксперты не зря сочли публикацию первой порции дипломатической переписки целенаправленным ударом по Ильхаму Алиеву. Они осознали, в отличие от московских аналитиков, что Ассанж с его коробом компромата на Госдеп – это один субъект действия, а его публикаторы – другой. Guardian, исторически неровно дышавший к армянскому делу, выплеснул набор донесений Бернса не когда-нибудь, а в аккурат перед саммитом ОБСЕ, важнейшим пунктом которого был карабахский кризис. В свою очередь, Spiegel отобрал и обнародовал на день раньше названного Ассанжем срока донесения посла в Москве Джона Байерли с тонкими и наблюдательными – в противоположность огульной тюркофобии Эдельмана – характеристиками первых лиц России. Здесь timing был столь же прозрачен: документы должны были увидеть свет до оглашения президентом России своего послания парламенту, от которого ожидались некие масштабные идеологические, управленческие и кадровые инициативы.
Вместе с тем, первая порция документов содержала весьма поучительные откровения для российского МИД. Из них следовало, что ни одному слову Ильхама Алиева верить нельзя, зато словам и делам глав правительств Италии и Турции – можно. Столь же очевидно проявилась дружественная позиция к России официального Парижа. Эти свидетельства были поучительным контрастом лицемерию Вашингтона, не отменившего тайный план военной поддержки Польши и стран Прибалтики вопреки «перезагрузке», а также Израиля, глава разведки которого признавался Роберту Гейтсу в поставке в Россию второсортных БПЛА вместо современных.
ГОД ВОРОВ-ПОСРЕДНИКОВ
Еще одним «не-событием» года была не-отставка Сильвио Берлускони, хотя его шансы на сохранение власти представлялись мизерными. Массивная международная кампания, развернутая оппозицией при поддержке демократического Белого Дома, не дала ожидаемого эффекта. И хотя для объявления недоверия премьеру не хватило всего трех голосов, этот провал следует считать закономерным.
«Артподготовка» к смещению Берлускони началась еще в марте, когда близких к премьеру депутатов уличили в связях с каламбрийской «ндрангетой», против которой была осуществлена беспрецедентно масштабная полицейская операция. В отмывании денег через те же итальянские структуры подозревалось руководство киргизского «Азияуниверсалбанка», в совете директоров которого состояли экс-кандидат в президенты США от Республиканской партии (2000) Роберт Доул и сенатор Беннетт Джонстон. После «второй тюльпановой революции» в Киргизии ключевых персонажей дела – Евгения Гуревича и Михаила Наделя – задержать не удалось: они скрылись в Казахстане, а затем перебрались в Лондон. Более того, 4 ноября Пентагон повторно заключил контракт на обслуживание Центра транзитных перевозок «Манас» с посредником Mina Corp., имевшим связи с Гуревичем и Наделем, а также со свергнутым президентом Киргизии К.С. Бакиевым. Проиграл демократический истэблишмент, а также российский «Газпром», претендовавший на постоянный контракт на обслуживание ЦТП «Манас» с согласия нового президента Р.И. Отунбаевой. Таким образом, обнаружилось, что Киргизия напрасно заплатила тяжкую цену за свержение Бакиева, одним из последствий которого была кровопролитная резня в Оше.
Попытка Хиллари Клинтон навязать Киргизии правительственную коалицию в составе Социал-демократической партии, партий «Ата-Мекен» и «Ак-Шумкар» оказалась провальной, что обнаружилось через несколько часов после отправления госсекретаря из Бишкека. В итоге к середине декабря слепить дееспособную коалицию удалось только с включением партии «Ата-Журт» с партнером Бакиевых – экс-мэром Бишкека Нариманом Тюлеевым. Примечательно, что парламент Киргизии по договору с USAID официально обслуживает охранная компания DAI, еще при Буше работавшая в Афганистане, а накануне выдворенная оттуда по требованию Кабула.
Киргизский конфуз Клинтон особенно заметен по той причине, что ее визит в Бишкек (к которому была приурочена серия терактов в Бишкеке и Оше) состоялся на фоне срыва саммита ОБСЕ – организации, которую госсекретарь имела неосторожность на открытии саммита назвать «имеющей неоценимое значение для национальных интересов США».
Одной из ключевых причин срыва саммита стало то же самое межпартийное противоборство в США. Вместо серьезной и обстоятельной дискуссии по урегулированию противоречий в конфликтных зонах мероприятие превратилось в «игру одного актера» – Михаила Саакашвили, режим которого накануне активизировал свои контакты с Республиканской партией. Мотивом для его самоуверенности стала резолюция Парламентской ассамблеи НАТО, признавшая присутствие российских вооруженных сил в бывших автономиях Грузии «оккупацией».
Давление на Россию со стороны ЕС, в особенности в области энергетического права, приводит к тому, что саммит Россия–ЕС оказывается еще более провальным, чем саммит ОБСЕ: заключение Соглашения о партнерстве и сотрудничестве отодвигается на неопределенный срок. Международное право отступает перед неписаным правом теневой экономики. Проблемы российско-украинских газовых отношений разрешает не Еврокомиссия, а Семен Могилевич – и международные институты вздыхают с облегчением. Дирекция МВФ, отвечающая Юлии Тимошенко формально-бюрократическим «нет» на ее прямой намек на «лиц, разыскиваемых Интерполом», по существу приговаривает украинскую «железную леди» к уголовному суду. Такая же судьба постигает Юрия Луценко, не давшего хода документам о прежних попытках личных договоренностей мадам Тимошенко с тем же Могилевичем. Доносчику первый кнут, как говаривал дедушка из автобиографической повести Максима Горького.
Разоблачения Ассанжа, как ни парадоксально, не снижают, а повышают ценность неофициальной политики. Российские либералы ждут от Вашингтона разоблачений коррумпированных лиц, имеющих отношение к премьеру, а их радикальный фланг выносит борьбу с коррупцией на знамена. Экстрадиция Виктора Бута – ценнейшего источника информации для спецслужб США – одобряется чиновниками, особо приближенными к президенту. Но это «ружье» не выстреливает. Задуманное президентом смещение мэра Москвы начинается с экологической кампании, где участвует не только Всемирный фонд дикой природы (WWF), но и Transparency International. Однако эта «тяжелая артиллерия» также в итоге не срабатывает: премьер, который является истинной мишенью «химкинского дела», обходит оппонентов «тигриной тропой», засвечиваясь в компании исполнительного директора WWF. В свою очередь, Transparency, как выясняется, не считает олигархов, близких к президентской команде – в частности, переехавшего в Израиль Семена Вайнштока – расхитителями лучшего сорта, чем президентские силовики и государственные банкиры.
Закулисные усилия министра спорта Виталия Мутко, которого Кремль намеревался, но не смог уволить, завершились победой российской заявки на ЧМ-2018. Оспорить ее крайне трудно, поскольку ФИФА коррумпирована насквозь, и российской победе прокладывает дорогу серия скандалов с другими претендентами. Неожиданный триумф России, лишний раз подтверждающий силу непубличной дипломатии – и в том числе способности Путина на этой ниве, оказывается по существу единственным реальным внешнеполитическим успехом России за весь год. А кроме того – поводом для триумфа Берлускони, не скрывающего своего участия в этом успехе. Его способ ведения политики одерживает верх.
ГОД ВРАЗУМЛЕНИЯ РОМАНТИКОВ
Между тем российский и международный частный бизнес, как выясняется, вовсе не в восторге от отставки мэра Москвы Юрия Лужкова. Мэйнстримные эксперты открытым текстом интерпретируют резкое нарастание оттока капитала из страны московскими «подвижками». Бегство капитала действительно совпадает по времени с «химкинскими делом», а также со слухами о готовящемся реформировании административно-государственного деления России, в мотивах которого прозрачно просматривается намерение урезать возможности отдельных региональных лидеров, в особенности главы Чечни. В итоге Банк России заявляет об ужесточении контрольных мер, что еще больше отпугивает инвесторов. Декларированная Кремлем борьба со злоупотреблениями оборачивается «кусанием собакой собственного хвоста».
Сама по себе ожесточившаяся внутритандемная борьба тоже оказывается отнюдь не привлекающим инвесторов фактором, о чем прямым текстом говорят в эфире топ-менеджеры «ВТБ-Капитала».
А ведь концепт мобилизации был рассчитан именно на доверие со стороны з
