Константин Черемных
«БРАТЬЯ-МУСУЛЬМАНЕ»: ОТ НАЧАЛА ДО КОНЦА
Доклад подготовлен для Института динамического консерватизма
- ЛОРД КРОМЕР И ЕГО БРАТЬЯ
- ЧЕВЕНГУР ДЛЯ СУЛТАНА
- КТО ДРУЖИЛ С МУФТИЕМ-НАЦИСТОМ?
- ИХВАНЫ, КУТБИСТЫ И МИРОВЫЕ ИГРОКИ
- БИТВА С ФАНТОМОМ
- ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ» ИХВАНОВ
- АКАДЕМИЯ ЛИЧНОСТНОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ
- КУКОЛ ДЕРГАЮТ ЗА НИТКИ
- ЦУГЦВАНГ «ПАРТОКРАТИИ»
- «НИКАКИХ БРАТЬЕВ-МУСУЛЬМАН НЕ БУДЕТ»
- КОЗЫРИ «ТРЕТЬЕЙ ВЕСНЫ»
- ЦЕЛИНА ПОНИМАНИЯ
На выборах в парламент постреволюционного Египта, последний раунд которых состоялся 3-4.01.2012, наибольшего успеха (37,5% голосов) добилась Партия свободы и справедливости (FJP), учрежденная в апреле 2011 движением «Братья-Мусульмане» (далее БМ). Представители FJP возглавляют обе палаты парламента Египта.
24 мая в первом туре выборов президента Египта максимальное число голосов получил Мохаммед Мурси, председатель FJP и член Руководящего бюро БМ.
Госсекретарь США Хиллари Клинтон, едва были объявлены итоги первого тура, заявила: «США готовы работать с любым избранным президентом Египта».
Этому «любому» президенту трудно позавидовать: «арабская весна», итогом которой стали эти выборы, отбросила экономику этой страны на годы вспять, если не на десятилетия. Самой острой проблемой для многонаселенной страны будут инвестиции. А их перспективы зависят от международной репутации ее власти.
А репутация БМ, мягко говоря, неоднозначна. Реплику Клинтон уже интерпретируют как «спасение лица», предрекая Египту наступление средневековья. В этот хор, который для народа Египта звучит как ницшеанское «падающего толкни», вносят неумеренно активный вклад государственные СМИ Российской Федерации.
В отечественных медиа БМ стереотипно описывается как некий статический реликт, воплощение затхлой и нелепой архаики. Представления о реальности неизбежно сказывается на качестве прогнозов. Качество неудовлетворительное: все наши телеканалы предвещали триумф экс-главы ЛАГ Амра Мусы, а он оказался на пятом месте.
Такую недооценку политической силы можно было бы оправдать объективным недостатком знаний, если бы речь шла об удаленном, неведомом нам, экзотическом или отгороженном от мира обществе. Или если бы эта политическая сила представляла собой в самом деле закрытую, отшельническую структуру. Однако будь это так на самом деле, оно не смогло бы за 80 лет сохранить массового членства.
Это движение трактуют действительно по-разному. В большинстве энциклопедий именуется «возрожденческим» (revivalist), в статьях политически нейтральных западных исламоведов – «консервативным», а в значительной части мировой мэйнстримной прессы – «террористическим» и «радикально-фундаменталистским». Подобный разброс устойчивых оценок – если, повторяю, речь идет не о «черном ящике» — может объясняться только присутствием устойчивой предвзятости (bias) кого-то из оценивающих. Если истина посредине, то почему российская мэйнстримная оценка столь маргинальна, и что мы приобрели от этого зауженного взгляда?
Качество субъекта политики имеет свойство меняться под влиянием внешних и внутренних процессов, что мы не можем не знать по собственной политической истории. . В любой открытой системе политические структуры, в ней возникшие, несут на себе отпечатки разных времен, в том числе и самого свежего периода мирового финансового кризиса, который – на первый взгляд, парадоксально – манифестирует геополитическими наступательными сценариями беспрецедентного масштаба. Действительно ли БМ были на обочине этих процессов, как нам регулярно твердили эксперты? Действительно ли в этом движении не происходило никакой внутренней динамики? Действительно ли его успех не был предусмотрен? А если был, что это означает на самом деле – заговор, измена, ошибка, расчетливый выбор? Если это расчетливый выбор, знаменует ли этот успех взлет, возрождение – или предвещает, наоборот, стремительный распад?
ЛОРД КРОМЕР И ЕГО БРАТЬЯ
Ветеран ЦРУ Майлс Коупленд, служебная биография которого была связана с Сверной Африкой, в своих мемуарах свидетельствовал о том, что БМ была предметом конкурирующего интереса тайных служб разных государств, находящихся между собой во враждебных или конкурирующих отношениях: «Когда после покушения на Насера – по одной из версий, организованного им самим – члены БМ подверглись допросам с пристрастием, оказалось, что высшие структуры этой организации были насквозь пронизаны британскими, американскими, французскими и советскими спецслужбами, каждая из которых в зависимости от ситуации старалась или активизировать, или задавить различные группы в этом движении. Урок состоит в том, что фанатизм – не страховка от подкупа – напротив, эти два феномена благополучно сосуществуют».
Британские спецслужбы Коупленд называет в первую очередь. Это закономерно, учитывая не только длительный опыт британского колониализма в Африке, конкурирующего с французским, но и специфику британского разведывательного сообщества – преемственность, включающую не только институциональное, но и семейно-родовое наследование персональных связей и архивных материалов, колоссальный опыт партнерства с университетским сообществом в разработке идеологических продуктов для других цивилизаций, обслуживающих геополитические задачи (подрыв держав-соперников в континентальной Европе и торможение развития азиатских и африканских цивилизаций), и наконец, стимулирование наркобизнеса, которое из утилитарной геополитической задачи (Ост-Индская компания) превращается в идеологически обоснованную самоцель.
Американское имперское строительство шло по следам, проложенным Лондоном, — в том числе и в идеологических усилиях, обеспечивающих управляемость подконтрольных территорий. Создание и экспансия религиозно окрашенных сообществ, в том числе неоцерквей и сект, стало неотъемлемым направлением в «неформальном» секторе американской внешней политики. Однако, несмотря на переход военно-политического имперского лидерства от Британской империи к США, роль Лондона в самых деликатных операциях остается весьма существенной и незаменимой. Более того, «чисто американские» проекты ХХ века несопоставимы по эффективности с разработками британского интеллектуального сообщества нескольких веков.
Об идеологическом основоположнике БМ Джамале ад-Дине аль-Афгани ходит множество легенд. Достаточно много свидетельств современников о том, что он был не афганец, за которого себя выдавал в Египте, а перс, и что он был членом англо-египетской масонской ложи «Восточная звезда», в которой состоял также посол Великобритании в Каире Ивлин Бэринг, лорд Кромер (из семьи, основавший Barings Bank с начальным капиталом, сделанным на опиумной торговле). Оливер Шарбродт пишет, что он состоял также в египетской Итальянской ложе. Наконец, Ханна Аби Рашид, глава масонской ложи Шотландского обряда в Бейруте, писал, что аль-Афгани основал собственную ложу «из около 300 членов – преимущественно ученых и государственных деятелей».
К.П.Джонсон считает ложу, созданную Афгани, наследием Герметического Луксорского братства, о котором в своих книгах упоминает Е.П.Блаватская, и допускает, что Афгани был одним из тех Учителей (махатм), с которыми она вела медиумические беседы. Однако на роль «махатмы» Афгани не годился ввиду весьма значительной разницы в возрасте.
Дэвид Ливингстон, относящийся к меньшинству конспирологов, занимающихся не мистификацией, а демистификацией, не причисляет Афгани к «махатмам» Блаватской, но допускает, что он был тем «персом-суфием», по ее описанию, который познакомил ее с Халдейской книгой чисел. Свидетельства их личного общения отсутствуют, однако, как замечает Ливингстон, направления их путешествий постоянно пересекались (Тифлис, Лахор, Каир) – в то время как, по данным К.П.Джонсона, ее второе путешествие в Каир было связано с приглашение тех махатм, которые в 1849 году, также в Каире, посвятили ее в Братство Света.
О.Шарбродт пишет, что своих собратьев по ложе аль-Афгани именовал «братьями в чистоте и друзьями в искренности («ихван аль-сафа ва-хуллан аль вафа»), намеренно апеллируя к сообществу философов X-XI вв. из басрского кружка, близкого к исмаилитам» Д.Ливингстон придает значение тому обстоятельству, что Аль-Афгани фактически родился в Асадабаде, «вблизи Хамдана – компактного поселения исмаилитов.
Однако, по оценке Салима аль-Анхури (Сирия), автора мемуаров об аль-Афгани, в его мировоззрении, сформированном суфийским кругом его отца, произошла перемена после поездки в Индию (между 1858 и 1865, в малоизученный период его жизни). После этой поездки «обнаружилось, что «его исследования в области религии привели к атеизму или пантеизму… Он стал исповедовать философию наподобие лурианского каббализма… естественной эволюции Вселенной, в которой человек является только частицей».
Блаватская именует Халдейскую книгу чисел «подлинной Каббалой», то есть чем-то значительно более древним, чем лурианство. В период путешествия по Индии, откуда он вернулся «просвещенным» и со знанием халдейской мудрости, Афгани встречался с Ага Ханом I, первым имамом возрожденной династии исмаилитов, теснейшим образом связанной с британской короной.
«Братья в чистоте и друзья в искренности» — название сборника трактатов X века, составленное исмаилитами под влиянием хурранских сабиев (сабиан), религиозного сообщества, упоминаемого в Коране. Это сообщество, с которым исламские авторы связывают возникновение рационалистического течения (мутазилизма), унаследовало халдейскую астрологию и дополнило ее семеричным принципом (в связи с Седьмым имамом). Расхождение мутазилитов с основной ветвью суннитского ислама (признание Корана рукотворным, а не ниспосланным) связывают с влиянием эллинизма.
О происхождении сабиев мнения расходятся: «сабием» в первые годы проповедничества язычники называли самого Мухаммеда (впрочем, исходное значение этого слова и еть проповедник); о сабиях в Коране, как четвертом народе Книги, Абу Ханифа говорил, что они «находятся между иудаизмом и христианством», а Муджахид ибн Джарир (также VIII в.) помещал их «между иудаизмом и зороастризмом». Wikipedia также приводит суждение Тобиаса Чертона, автора книги «Строители золота: алхимики, розенкрейцеры и первые масоны», о том, что сабии – это евреи, не ушедшие из Вавилона в Иерусалим.
«Сабиями» именовали себя основатели Братства Света – ложи, образованной членами разных тайных обществ (иллюминатов, розенкрейцеров и мартинистов) в конце 1770-х гг. в Австро-Венгрии. И название, и самоотождествление с сабиями связаны с посещением Египта и контактами с неким обществом в Египте, существующем с XI века (которое, вероятно, было источником посвящения самого Кристиана Розенкройца). «Новые сабии» сначала участвуют в событиях 1848 года в Германии, Франции и Италии, а затем центр тяжести перемещается в Индию, Персию и Египет.
В 1807 году в германской франкфуртской ложе Братства Света прошел посвящение Эдвард Булвер-Литтон – в дальнейшем член нового (британского) общества розенкрейцеров и глава Колониального офиса и Индийского офиса. Первого из своих индийских махатм Блаватская «случайно» встречает именно в Лондоне, после чего путешествует по Индии одновременно с Афгани. И именно в Индии Афгани получает то «тайное знание», при помощи которого потом манипулирует правителями разных стран.
Помимо «тайного знания» у этих двух фигур были другие общие свойства, характеризующие не ритуалы и не сочетания звезд, а практический стиль британской геополитики. Своих «харизматиков» стратегического назначения отбирает не по статусным признакам, а по сочетанию универсального образования, ораторского или литературного дара, психоэнергетических способностей, часто – мастерства перевоплощения и часто — конфликтной этнической самоидентификации как предпосылки космополитизма. Статусные лица становятся пешками, вращаемыми в удобном направлении.
Аль-Афгани направляется из Индии вначале в Афганистан, где представляется кандагарскому правителю Азаму как «аль-Истанбули» (стамбулец), он отправляется в Афганистан, где представляется кандагарскому правителю Азаму как посланец из Стамбула (аль-Исламбули), и оказывает Азаму финансовую поддержку. В Стамбуле, однако, считают, что эти деньги происходят из русских источников, а консультации Афгани имеют целью подорвать британское владычество. После этого Афгани становится интересен Османской империи, и он прибывает в Египет по официальному приглашению хедивата, получая должность и жалование в престижнейгшем богословском университете Аль-Асхар. При этом его опекуны знают о его персидском происхождении, но поддерживают легенду об афганских истоках. Он нужен хедиву Исмаилу-Паше, который задумал самое гибельное, чем может заниматься генерал-губернатор в слабеющей империи – реформу через просвещение.
Аль-Афгани вращается в просвещенных кругах. Ближайшие друзья (и собратья по «Восточной звезде», о чем хедиву неведомо) – яркий творческий интеллектуал, египетский сефард Якуб Сану, приближенный к семье хедива Исмаила-паши, сын гувернера его детей, и юный богослов туркменского происхождения Мухаммад Абдо.
Якуб Сану (1839-1912) и его русская любовница Лидия Пашкова вместе с Блаватской путешествовали по Ближнему Востоку. До вступления в ложу «Восточная звезда» Сану учится в Италии, где знакомится с Джузеппе Мадзини (посвящавшим Блаватскую в карбонарии), а затем преподает в парижском Ecole Polytechnique. В Египте он с дозволения хедивата становится пионером развития театра. Однако содержание пьес, которые он ставит, равно как и его статьи в журнале «Абу Наддара» («Человек в очках») становятся настолько вольнолюбивыми, что он попадает в опалу. Оттоманские власти не осмеливаются репрессировать прогрессивного интеллектуала – его пытаются тихонько отравить, но он выживает и сбегает в Париж, где издает журнал «ярко антитурецкой и одновременно антибританской направленности», и в результате становится интеллектуальным учителем египетских националистов — Мустафы.Камиля и Ахмеда Ораби. В парижских журналах Якоба Сану (или Джеймса Сануа, как он себя называет в Европе), печатается также Афгани, который в 1879 также вынужден покниуть Египет..
По версии Ливингстона, Афгани и Сануа своей риторикой и публицистикой, равно как и закулисной игрой с египетскими националистами намеренно спровоцировали бунт Ораби в Суэце, зная, что за этим последует вторжение англичан – в интересах акционеров Компании Суэцкого канала, к которым принадлежали Бенджамин Дизраэли и Лайонел Ротшильд. По другой интерпретации, Сануа действовал в интересах Франции. Следует отметить, что Мустафа Камиль получил юридическое образование во Франции и при последнем хедиве, Аббасе II, поддерживал его против англичан. Однако вклад «просвещенцев» в социальное по содержанию движение Ораби признают и другие авторы. Более того, Афгани даже иногда считается предтечей арабского социализма: ведь он, как и Сануа, осуждал стяжательство и изобличал коррупцию.
Так или иначе, члены ложи «Восточная звезда» определенно занимались двойной игрой: с одной стороны, содействовали последнему поколению османских пашей в вестернизации культуры их стратегически важной провинции, чего османы сами желали, с другой – поддерживали местных националистов. А выигрывала от этого в итоге, в сухом остатке, третья – британская сторона.
Псевдо-стамбулец и псевдо-афганец Джамаль ад-Дин аль-Афгани не ограничивал себя подрывом только Османской империи. Другим «фронтом» его деятельности была Персия.
Оливер Шарбродт в книге «Ислам и бахаистское вероучение» доказывает общие религиозные корни аль-Афгани и Абдула Бахи – харизматического мыслителя, преобразовавшего секту бабидов в самостоятельную бахаистскую церковь. По версии Шарбродта, цитирующего дипломатическую переписку, аль-Афгани и Бахи были выходцами из одной и той же суфийской (шайхийской) школы.
Учитель Абдула Бахи, Мирза Хоссейн Али Нури, выдававший себя за пророка (Бахаулла), происходил из рода правителей области Мазандаран в прикаспийской Персии. Это была исмаилитская династия, сочетавшаяся браками с наследниками Бостанаи, Exilarch VII века. Его последователи уже в 1850-х гг. подверглись жестоким репрессиям в Иране, после чего осели в Багдаде и Стамбуле, а затем, как пишет известный американский левый публицист и историк Роберт Дрейфус, «распространялись под именем различных организаций по Оттоманской империи, России и Северной Африке».
Распространению харизматической (лжепророческой) секты в России способствовал русский посол в Иране Д.И.Долгоруков, ходатайствовавший о предоставлении Бахаулле убежища. Князь Долгоруков, ранее способствовавший восстановлению российско-персидских отношений, накануне получения сенаторской должности (1854) из дипломата вдруг становится правозащитником. Написанный его рукой документ повторно отравляет отношения России и Персии спустя годы – после того, как непосредственный ученик аль-Афгани убивает Насируддин-шаха. Главный центр бахаистской деятельности перемещается из Багдада в Хайфу, что станет одной из предпосылок иранского неприятия Израиля. В религиозных текстах бахаистов часто упоминаются сабии.
О. Шарбродт относит как Афгани, так и Абдула Баху к одной категории «постпрофетических харизматиков», несмотря на то, что Афгани не выдавал себя за нового Пророка. Общий знаменатель, таким образом, сводится не к присвоенной роли (претендентов на роли новых пророков в исламе и христианстве на рубеже XIX-XX веков, в тогдашней эсхатологической атмосфере, было множество), а в индивидуальном даре убеждения и его политических результатах.
Результат оказывается драматичным для Ирана и катастрофическим – для Оттоманской империи. Наследник Исмаила хедив Тауфик-паша вынужден терпеть британское военное присутствие в Александрии и безропотно соглашается уступить англичанам Судан.. Более того, Тауфик-паша становится на практике слугой не Стамбула, а лорда Кромера, от которого зависит и интеллектуально и видимо, материально, 1880-е годы становятся периодом голода и эпидемий холеры, а власть османов в последующие 30 лет (до 1914) становится номинальной.
В этой обстановке «османской перестройки» в Каир после шестилетней ссылки возвращается ближайший ученик аль-Афгани – Мохаммед Абдо (влияние учителя настолько сильно, что он держит его фото на письменном столе, как икону). По сведениям грандмастера Ханны Аби Рашида, Абдо становится грандмастером ложи, основанной аль-Афгани. «Никто не отрицает, что Абдо распространял масонский дух по арабским странам» («Да’ират аль-маариф аль-масонийя», Бейрут, 1961). Но он востребован не только «братьями по чистоте», но и новыми хозяевами Египта.
Мухаммад Абдо в период 1888-1905 регулярно посещает офис и дом Кромера. При поддержке Кромера он возглавил административный комитет Университета Аль-Асхар, а затем (1889) стал муфтием Египта. В своих воспоминаниях Кромер писал: «Я подозревал, что мой друг Абдо на самом деле агностик… Реформы, которые он проводил со своими коллегами, показала, что ни были естественными союзниками европейских реформаторов». Кромер рассчитывал, что Абдо внесет изменения в фикх, снимающие запрет на ростовщический процент в банковском деле. Действительно, текст его второй после избрания фетвы в наукообразной форме оправдывает использование ссудного процента. Последующие фетвы позволяют египетским мусульманам носить европейскую одежду и создавать живописные и скульптурные изображения людей и животных.
Он продолжал пубоицистическую деятельность. В одних статьях он осуждал поступки хедива Тауфика, в других – защищал его преемника Аббаса II от англичан. Сначала он воолдушевил млаодотюрков, а затем обрушился с критиком на Мустафу Кемаля – в его представлении, отошедшего от идеалов движения, которое привело его к власти. Он был всегда на стороне слабого игрока, его раздражала любая сильная власть. Нельзя сказать, что этот типаж нам незнаком.
Карамзин писал, что история злопамятнее народов. Но забвение народами собственного благополучия и собственной боли – не повод для забвения историками, поскольку одни и те же средства в геополитике воспроизводятся на новых витках. И поэтому честный историк, оценивая ту или иную личность, обязан держать на руках весы добра и зла. Результат действий личности, будь то политический деятель, сознательный агент влияния или слепой инструмент чужой воли, имеет конкретные измерения в экономике и демографии.
Итог деятельности аль-Афгани и Абдо – это сотни тысяч жертв военных конфликтов, эпидемий и голода в период распада Оттоманской империи, это заложенные под новые государства долговременные мины замедленного действия, это – побочный, но востребованный эффект – секуляризацяия значительной части исламского мира и самозамыкание богословских школ, в том числе древнейшего университета Аль-Асхар, в затяжных и бесплодных спорах. Поверх всего этого – разделение уммы, и без этого разделенного масхабами, тарикатами и сектами, на национальные квартиры с наносными (superimposed), с точки зрения религии, повестками дня. Считаясь предшественниками БМ, эти люди создали условия для того, чтобы это движение никогда не стало всемусульманским, а напротив, приобрело бы колорит каждой конкретной квартиры, вкупе с усиленной зависимостью от западной цивилизации. Те, кто испытывает к исламу априорную негативную предвзятость (bias), должны таким мечтателям о халифате кланяться в ноги.
ЧЕВЕНГУР ДЛЯ СУЛТАНА
«Как и исмаилиты до него, Афгани считал, что одна вера должна распространяться для масс, а другая, более рационалистичная – для элиты», — отмечает Дэвид Ливингстон, цитируя многих современников Афгани, которые считали его атеистом или пантеистом.
«Подобно тому, как эзотерические исмаилитские доктрины создавали различные уровни интерпретации одних и тех же текстов, чтобы связать элиту и массы в общую программу, практика разных уровней учения, применявшаяся Джамалем ад-Дином, скрепляла рационалистическую элиту и более религиозные массы в одном движении», — уточняет комплиментарный биограф Афгани Никки Кедди..
«Неопределенность и двусмысленность позиции Абдо привели к тому, что на него могли ссылаться люди разных взглядов. С одной стороны, его позиция позволяла оправдать свободное принятие западных идей и институтов вообще без учета исламских ценностей. С другой стороны, эта же позиция позволяла оправдать возврат к раннему шариатскому государству», — разводит руками современный суданский богослов Абдуллах Ахмед ан-Наим.
Каким образом одна и та же позиция может быть оправданием разрушения основ религии и ее же очищения?
Во-первых, Аль-Афгани и Абдо назвали себя салафитами, фактически присвоив самоназвание последователей ибн Таймии, которые принадлежали не к рационалистам (мутазилитам), а к ровно противоположному течению, буквалистски интерпретирующему Коран (ханбалитам).
Присвоенное самоназвание обосновывалось апелляцией к изначальным религиозным первоисточникам, преимущественно к мекканскому («духовному») периоду жизни Пророка. Салафиты, заложившие основу религии Саудовской Аравии – ваххабизм, напротив, апеллировали к мединскому (военно-государственному) периоду. Отсюда – море разногласий в вопросах, касающихся женщин, немусульманских меньшинств (зимми), трактовки термина «джихад» и пр.
Мухаммад ибн Абд аль-Ваххаб не был полностью самостоятельной политической фигурой. Как пишет турецкий историк Сайюб Сабри Паша, он был под влиянием некоего британца по фамилии Хемфер. Этот чиновник Министерства по делам Содружества внушал ему особую ненависть к шиизму. Сегодняшние саудо-иранские противоречия – наследие в том числе и этой идеологической работы.
Центральная общая черта «производных» движений, как БМ (ихванов), так и ваххабитов– критика традиционного духовенства. Центральное общее различие – отношение к государственному управлению. Ихваны, в противоположность саудовским ваххабитам – самоуправленцы.
Во-вторых, новый исламский рационализм вырос не на пустом месте. С точки зрения традиционного богословия философ и муфтий Абдо, «агент прогрессивного влияния», — не менее чем вероотступник (муртад), что можно подтвердить многими хадисами. Почему его не «поставили на место»? С тем же успехом можно спросить о том, где была Русская Православная церковь, когда Екатерина Великая читала Вольтера.
Мутазилитская школа, которой дал начало в Басре Абу Хузайфа Васил ибн Ата аль-Газзаль, была источником мощного направления философской мысли, в грубом приближении – исламского вольтерьянства, которое заражало умы не только деятелей калама (спекулятвных философский дискуссий о взаимоотношениях Бога и человека, о человеческой предназначении, о духовном следе человека в истории, о свободе воли), но и халифов. Последователи Васила ибн Атты сделали мутазилизм идеологией Аббасидского халифата. На идеал Аббасидов (в противоположность умейядской династии) ссылался широкий круг просветителей Египта, и аль-Афгани только актуализировал этот идеал, создав притягательный фантом для своих современников в разных странах Ближнего Востока. Абдо подхватил это знамя, с позиции «исламского вольтерьянства» либо осуждая любых властителей, либо предъявляя им невыполнимые требования.
Современные светские авторы считают аль-Афгани и Абдо «модернистами» и приписывают им исключительно благотворную культурную роль. Не только потому, что светская философия в странах исламского мира как таковая стала возможна благодаря аль-Афании и Абдо. Любая национальная историческая литература из биографии неоднозначной, но крупной личности выбирает то, что ей лестно, созвучно, близко – например, антиколониальный (националисты), антибюрократический (либералы), эгалитаристский (социалисты) пафос. Помимо этого, оценка личности периода распада империи зависит от того, с какой репутацией эта империя входила в историю, распадаясь. Отоманская империя рушилась куда дольше Российской, и ее смыслы к моменту распада были заслонены и преодолены (superceded) множеством новых смыслов.
В-третьих, Аль-Афгани и Абдо были в глазах многих верующих «реабилитированы» еще одним своим собратом – Рашидом Ридой. Точнее — произвольно выбранными позже из его наследия фразами.
Сириец Рашид Рида (не египтянин, как и все египетские просвещенцы), вместе с Абдо издававший журнал «Аль-Манар» («Маяк»), высказывался за введение шариатского права, причем не только в рамках реально существующих государств, но и в очевидно мифологическом всемирном халифате.
Почему очевидно мифологическом? Потому что эта идея вбрасывается османским правителям на последнем издыхании их империи. Нельзя сказать, что Рида формально противоречит сам себе. Он, как и братья по ложе «Восточная звезда», презирает правящее духовенство, и изливает это презрение на страницах «Манара». В то же время прогрессивный интеллектуал предлагает султану создать центр (и получить под это благое дело государственные средства) по объединению всех мусульман мира с единой системой права и с обязательным навязыванием арабского языка иноязычным мусульманам. Пройдет несколько лет, и тот же Рида вместе с Рафиком аль-Азмом учредит в Каире «Османское общество совета», требующее от умирающей империи конституционных реформ. Вполне закономерно, что собрат аль-Азм окажется в рядах партии «Единение и прогресс», основанной реформаторами-младотюрками.
Младотюрков привлекает не только Рида с компаньонами, но и их учитель. По данным современного турецкого автора Неджати Алкана, младотюрки интересовались «опытом Джамаля ад-дина аль-Афгани и его кружка в Персии» — иначе говоря, опытом физического устранения властителя. При этом они честно считали аль-Афгани бабидом, то есть сооснователем лжепророческой секты. Аль-Афгани оправдывает их надежды, учреждая в Александрии общество «Молодой Египет». Между тем турецкий султан по-прежнему доверяет обладателю тайного знания, поскольку в парижском журнале «Аль-Урва аль-Вуска» (Неразделимая связь») аль-Афгани вместе с Абдо и Ридой обличали имперский колониализм.
Следует напомнить, что «Молодая Турция» была лишь одной из множества организаций националистов со стереотипными названиями, распространившимися по всей Юго-Восточной Европе по созвучию с «Молодой Италией» неоязычника Мадзини. Парадокс? Отнюдь нет. Спустя столетие в Риге с ведома Политбюро ЦК КПСС будет создан Народный фронт Латвии, а в Москве – Московский народный фронт.
Впрочем, можно провести параллели и с Россией того времени. Автор исторических романов царистского, более чем консервативного содержания Дмитрий Мережковский был членом оккультного кружка Вячеслава Иванова и не только медитировал и медиумировал, но и практиковал богопротивные (с православной точки зрения) формы семейной жизни.
Рашид Рида был все же не настолько controversial, как Мережковский. В работе «Халифат, или великий имамат», опубликованной в 1922 году, будущее единой исламское государство рисуется вовсе не империей, а чем-то очень сходным с представлениями героев платоновского «Чевенгура». В этом идеальном государстве халиф – ВЫБОРНАЯ фигура. Функция совета (шуры) состоит в том, чтобы «не позволить халифату выродиться в монархию». Халиф обязан отчитываться перед Шурой за все свои действия, а если он нарушит законы шариата, этот совет имеет право сместить его с этой должности.
При этом Рида ссылался на исторические примеры VI-VII веков. Уникум? Отнюдь нет
В 1992 году в окружении Бориса Ельцина вращалась публика, позиционирующаяся как демократическая или наоборот, патриотическая, как-то Олег Румянцев, но одержимая общим идеалом Новгородской республики (которая была и могла быть только малой региональной торговой страной), где якобы все вопросы решались народным вече (хотя и это было неправдой). В 1993 году Борис Ельцин поступил с этой публикой очень жестоко, но с точки зрения сохранения большой страны он не мог поступить иначе.
От Османской империи усилиями таких советчиков, как перс аль-Афгани, туркмен Абдо, еврей Сануа и сириец Рашид Рида, осталось совсем немного – и то, что осталось, удалось сохранить ценой большой крови.
«После упразднения в 1342/1924 году Османского халифата властями республиканской Турции, стало ясно, что надеждам возродить Халифат не суждено будет сбыться. Поэтому Р. Рида изменив свою первоначальную теорию, ввел термин «исламское государство», -пишет исследователь из малой страны Азербайджан Айдын Ализаде. И он неправ. Потому что вначале Рашид Рида подыскал альтернативного халифа – йеменского имама, а позже короля Яхью Мохаммеда Хамидаддина (1869-1948).
Король Яхья – любимец англичан, они не могут на него нахвалиться. Сэр Джилберт Клейтон: «Я потрясен его умением управлять». Подполковник Гарольд Джекоб: «Святость имама Яхьи как потомка Пророка и его статус высшего священника секты Заиди дополняют престиж его благодатного управления. Его методы патриархальны и гуманны. У него одно пристрастие – Йемен». Представители еврейства именуют его флагманом справедливости и сочувствия: он положил конец анархии, и при его правлении евреи пребывали в относительно благоприятных условиях и были в фаворе у короля».
