О встрече с Богом, проблемах христианства, политике и литературе
Епископ Тихон (Шевкунов)
Суть Благовещения
Сегодня Благовещение – добрая, благая весть. Но какой же поразительной по силе эта добрая весть должна была быть, чтобы о ней как о величайшем известии для своей жизни и судьбы, для себя лично вспоминало из года в год множество христиан вот уже почти две тысячи лет. Но что для нас с вами подлинно, по-настоящему может стать такой ни с чем не сравнимой по радости, жизнеутверждению и надежде благой вестью?
Говоря о нашем мире, Господь Иисус Христос определил его трагическое состояние: мир сей лежит во зле. Слишком часто мы видим вокруг нас наглое торжество зла, насилия, несправедливости. Сколько боли, сколько событий, столь ужасных, что человеческий ум и сердце зачастую не могут их не только объяснить, но и вместить…
По вопиющей несправедливости и чуждости человеческой природе зла, – мы всем сердцем понимаем, что всего этого просто не должно быть! Но несмотря ни на какие наши мысли, чувства и действия, зло торжествует. И венчает его – смерть, разлучающая нас, грозящая в любой момент прервать существование каждого из нас, наши замыслы и планы, нашу мысль, нашу любовь, нашу жизнь, дарованную Богом.
Какая же среди такого мира, лежащего в таком зле, может быть благая весть? Только одна, – что пришел Тот, Кто победит всякое зло, даже саму смерть, Кто установит среди человечества мир, радость и высшую справедливость. Такую благую весть алчет и жаждет услышать наше сердце, она и есть то самое алкание и жажда правды, о которой Спаситель говорит в заповеди о блаженствах. Более высокой и желанной благой вести для человечества быть не может.
Но именно эта весть и возвещена в Евангелии. Ведь когда архангел Гавриил предстал пред Девой Марией, он возвестил:
«Не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус. Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего, и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова во веки, и Царству Его не будет конца» (Лк. 1:30–33).
Переводя на наш язык, Ты родишь Мессию, Который и совершит тот самый великий подвиг победы над всем злом, над всей несправедливостью, что была, есть и будет в этом мире.
В этом сущность Благовещения.
Но, дорогие братья и сестры, на свете не было бы христиан и не было бы Церкви Христа Спасителя, если бы Благая весть не была бы возвещена сердцу тех, кто стал учениками Христовыми. Ангел Божий таинственно возвещает нашему сердцу и уму:
«Ты обязательно увидишь и узнаешь Того, Кто всесилен, Кто победит зло в мире и зло в твоей душе, Кто утвердит Царство радости, мира, света и справедливости, и этому Царству не будет конца. Это сделает Бог, воплотившийся ради тебя в человека, и имя Ему Иисус».
Эту благую весть услышали все верные. Не станет человек настоящим христианином, покуда сам не уверует в эту благую весть, не испытает ее в своей жизни, не увидит в своей судьбе.
Великий старец Паисий Святогорец оставил нам удивительные по своей предельной откровенности и предельной вере слова:
«Я бы сошел с ума, глядя на то, что происходит в мире, если бы твердо не знал, что последнее слово будет за Богом».
В сущности, он повторил то, что до него говорили святые отцы, давая ответ о своем уповании. Да и не прославленные Церковью люди говорили о том же, например, Федор Михайлович Достоевский.
Что бы ни произошло в мире, каких бы трагедий, испытаний ни довелось бы испытать христианину, уверенность в том, что последнее слово будет за Тем, Кто исправит всё, – это и есть сущностная надежда нашей веры.
И многие проблемы, о которых мы сегодня намереваемся говорить, «проблемы Русской Православной Церкви XXI века», как обозначено в теме нашей встречи, по сути сосредотачиваются вокруг реальности или иллюзорности для нас благой вести, направленной лично к нам: достигла ли нас, поняли ли мы весть Благовещения? Услышали ли мы ее? Помним ли о ней? Или мы всё еще полны сомнений. Благая весть о том, что «Его же Царствию не будет конца» – главная ценность нашей жизни, или всё же, возможно, легенда давно минувших дней, передающаяся из поколения в поколение? Не великий ли мираж эта весть? А может, всего лишь некое утешение: для кого-то убедительное, для кого-то – весьма слабое?
Помните, в стихотворении Пьера Беранже, которое еще цитируется у Горького в пьесе «На дне»:
Господа, если к правде святой
Мир дороги найти не сумеет –
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!
Может быть, действительно, всё это золотой сон, навеянный человечеству?
“Проблема православия”
Важнейшая «проблема православия», актуальная и сегодня, и вчера, – это как раз то, что зачастую свидетельство о Боге, о Царствии Небесном превращается в рассказ о золотом сне. Но главная задача Церкви Православной, Церкви Божией – это не рассказ, даже самый удачный. Задача – реально познакомить человека с Богом, подвести к Нему, лично представить перед Господом Иисусом Христом. Если у нас это получается – мы исполняем свое предназначение, если не удается, начинаются те самые многочисленные и разнообразные «проблемы Русской Православной Церкви». На самом деле именно этот вопрос – возможность встречи с Богом – и есть самый принципиальный и главный.
Как достичь этой встречи? Это труд каждого христианина – с помощью Церкви, но и личным подвигом, добиться самого главного в этой земной жизни – встречи с Богом. И помочь сделать это другим. Мы часто употребляем слово «подвиг». К месту, а нередко и не к месту. Но то, о чем мы сейчас говорим, – и есть тот самый истинный высокий и главный подвиг, к которому призван христианин.
Быть может, вы читали книгу Иова. В ней рассказывается о праведнике, на которого обрушилось страшнейшее крушение в жизни: он потерял всех детей, имущество, здоровье. До этого он знал о Боге и почитал Его. Но, испив полную чашу страданий, Иов восхотел лишь одного – благой вести. Благой вести от Самого Бога! О том, что ничто в жизни не случайно, что тот ужас, который он пережил и переживает, имеет некий, пусть непостижимый, но смысл, а значит, что Бог в конце концов восторжествует в высшей справедливости, милосердии, благости и отцовстве. Иначе – самое страшное: жизнь, мир, всё вокруг – бессмысленно.
Иов знал, что ответить на такие вопросы ему может только Сам Бог, и требовал одного: дайте мне сюда Бога, я лично хочу судиться с Ним!
Эта встреча Бога и человека состоялась.
Почитайте эту книгу, очень вам советую. Это любимая библейская книга Федора Михайловича Достоевского.
Я хотел бы пожелать вам встречи с Богом. Встречи настоящей, реальной. После которой никто не смог бы убедить себя, в какое бы самое лукавое и малодушное состояние в дальнейшем ни впал, что Бога в его жизни не было. Чтоб уже никогда и ни при каких обстоятельствах от этой встречи не смог бы отвертеться!
А теперь, пожалуйста, задавайте вопросы, если есть.
ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ
– Можно ли в Церкви отпевать некрещеного человека?
– Отпевать некрещеного человека нельзя, потому что Православие – это семья, объединенная особым духовным и мистическим образом. Как и во всякой семье, в Православии есть достояние, наследство, принадлежащее только ее членам. И это наследство – литургическое соединение со Христом в Его Церкви.
Но это абсолютно не значит, что за некрещеного человека нельзя молиться. Молиться не только можно, но и обязательно.
Даже за человека, который, как в Церкви говорят, «самовольно живот свой скончал», за самоубийц, и за них можно и нужно молиться, но особым чином и с благословения священника, он знает, какие молитвы возможны.
А за кого еще молиться? За Иоанна Златоуста? За великих святых? Нужно молиться за тех, кто остро нуждается в духовной помощи, в обращенных к Богу наших милосердии и любви к ним. Богу это угодно.
Подойдите к священнику, он расскажет, какие есть особые молитвы о некрещеных людях. И уж конечно, ставьте за такого человека свечу в храме, которая по нашему обычаю есть тоже особая молитва. А вот на литургию подавать, на проскомидию, то есть приглашать неученика на Тайную Вечерю учеников Христовых – нельзя.
– Меня волнует отношение Церкви и ваше личное отношение к так называемому трансгуманизму.
– Если радикальные изменения, декларируемые трансгуманизмом, приводят к потере человеческой свободы, то для христианина это совершенно неприемлемо. По той же причине для Церкви неприемлема любая идеология: декларируя высшие цели, она вторгается в человеческую свободу.
По учению Церкви, человек был создан по образу и подобию Божию в том числе и с целью его постоянного совершенствования. Ведь что такое рай и ад? Об этом можно много говорить, приводить немало примеров, иллюстрирующих состояние рая и ада. Но состояние рая – вечной жизни – может иметь смысл лишь тогда, когда личность человека развивается, наполняется всё новой и новой жизнью от Бога, «дающего жизнь и жизнь с избытком».
Недаром и в «Фаусте» Гёте, и в средневековой легенде слова «Остановись, мгновенье!» означали крах, катастрофу, ад. И рабство сатане. Лишь бесконечное познание бесконечного Бога – и есть смысл и существо вечной жизни и Царства Небесного.
Одно из самых прекрасных и высочайших назначений человека – это новое познание. В этой студенческой и преподавательской аудитории все знают вкус этой радости и ощущение наслаждения от открытия мира и познания нового. А ад – это как раз противоположное. Ад – это когда для отчаявшейся и злой души уже никогда не будет ничего нового. Только зло, в которое она уверовала и которому служила.
Когда изображают рай в виде прекрасного сада, это некий образ. Есть и другие, в первую очередь это познание любви Бога, это пребывание с Тем, Кого любишь. Раскрытие этой любви – тоже особое познание.
Но есть одно обязательство, которое Бог взял Сам перед Собой и которое поставил непременным условием для тех, кто хочет быть Его учениками в этом мире: для познания Бога, для общения с Ним человек должен оставаться абсолютно свободным. И эта возможность – стать и быть свободным – у каждого из нас есть. Впрочем, как и возможность поработить себя чему угодно. В этом мы постоянно и успешно упражняемся. Но человек не сможет найти Бога, если не ощутит, что такое настоящая свобода.
– В чем сущность и тайна Святой Троицы? Одни говорили, что это за пределами человеческого разума, это трансцендентально, иррационально и невозможно к осмыслению. Другие пытались объяснить. Что скажете вы?
– Таким же вопросом задался давным-давно великий святой – блаженный Августин. Он бродил по берегу океана, несколько дней не мог ни есть, ни спать – размышляя, как постичь тайну Святой Троицы. Среди этих мыслей Августин увидел на берегу маленького мальчика. Дитя выкопало ямку и ладошками переливало в нее воду из океана.
Блаженный Августин, желая на время отвлечься, спросил ребенка: «Мальчик, чем ты занят?» – «Да вот хочу море в эту ямку перелить». Блаженный Августин не смог удержаться от улыбки: «Дитя, поверь – это невозможно!» Мальчик, оставив свое занятие, пристально посмотрел на философа. И произнес: «Августин! И ты поверь мне: легче перелить океан в эту ямку, чем тебе познать тайну Святой Троицы!» И исчез. Это Ангел был послан Богом, чтобы привести в чувство великого и святого философа.
Мир Божественный неизъясним для нас. Но в Церкви людям приоткрыто некое возможное для нас познание о Боге. Сам Он открылся для нас как Единый Бог, в непостижимой любви и единстве Трех Божественных Лиц – Отца, Сына и Святого Духа. Три Личности, три Ипостаси Божества. К этой любви Святой Троицы, сотворившей мир, устремлен христианин своей верой, надеждой, любовью, жизнью и смертью.
То немногое, что мы знаем о Святой Троице – данность, явленная нам через откровение, т.е. вне человеческого опыта. Мы в это веруем, это исповедуем, это догмат. И очень твердо держимся за эти свыше ниспосланные нам знания.
Почти все догматические нововведения, появлявшиеся в жизни Церкви, касались именно Лиц Святой Троицы или Их взаимоотношений. Арианская ересь, например, утверждала, что Сын Божий, Господь Иисус Христос, – не воплотившийся Бог и не равен Богу, ариане считали Христа творением. Это совершенно неприемлемо для христиан, потому что и в Евангелии, и в своем опыте Церковь исповедует, что Бог воплотился, непостижимый и бесконечный Бог стал Человеком.
А наше расхождение с католиками – это то же в первую очередь о вере и исповедании Лиц Святой Троицы. В Священном Писании мы узнаем, что Дух Святой, Животворящий, со Отцом и Сыном творящий этот мир, исходит от Отца и почивает на Сыне. Почему так? Это открыто нам в Священном Писании и Предании. Западные христиане, которые вообще более рациональны, однажды решили: если Отец и Сын единосущны и равночестны, то Дух Святой должен исходить от Сына, как и от Отца. Православные отвечали: нет, в Священном Писании, в Евангелии, в апостольском учении говорится, что Дух Святой исходит от Отца и пребывает на Сыне. Это откровение, догмат. Это не не является предметом для богословских улучшений или изменений, какие бы мы ни приводили к тому резоны.
Столетиями католики твердят православным: вы должны прогрессивнее смотреть на жизнь и в этом вопросе, и во многих других! Но мы отвечаем: вы сами можете решать, что хотите, но без нас: искажение евангельского учения – ересь.
Помните, у Лескова, англичане обхаживают Левшу: посмотри, какие у нас заводы-фактории, и ружья у нас кирпичом не чистят, и девушки у нас красивые, женим тебя! Левша со всем этим согласен, и даже жениться на аглицкой барышне не против. «А потом и веру нашу примешь!» – не унимаются англичане.
Но вот тут Левша им и отвечает: «А вот этого никогда быть не может!» Они ему: «Почему так? Мы того же закона христианского и то же самое Евангелие содержим». – «Евангелие, – отвечает Левша, – действительно у всех одно, а только наши книги против ваших толще и вера у нас полнее». Нам с вами, конечно, не подняться до силы богословских аргументов Левши, но, согласитесь, нельзя не восхититься, не побоюсь сказать, – святым упрямством этого великого лесковского героя.
Тайна Святой Троицы! Мы можем лишь благоговейно приближаться к ней, но постичь ее нам не дано. Впрочем, современный человек охотнее согласится с тем, что он более примитивен, чем какие-нибудь высокоразвитые пришельцы из научно-фантастических романов, чем смирится с мыслью относительно бесконечной ничтожности себя в отношении к Богу. Жизнь Божества непостижима для человека и открывается лишь настолько, насколько Сам Творец нашего мира, других бесчисленных видимых нами и невидимых миров сообщает Его творению знания о Себе. Ничтожность человека в сравнении с Богом отнюдь не унижение, а лишь трезвая констатация. Чем спокойнее и раньше мы, воспитанные на тезисе, что «человек – это звучит гордо», эту истину примем, тем лучше для нас. Впрочем, каждому здесь дана свобода.
– Что есть свобода?
– Не буду вам предлагать своих формулировок, скажу, что об этом говорит святитель Филарет (Дроздов), митрополит Московский: «Свобода, говорил он, есть способность и возможность избрать и исполнить лучшее».
Я для себя более ясной и приемлемой формулировки не встречал.
– Вы сказали о человеческой свободе и идеологии. Как вы считаете, в каких отношениях должны состоять политика и Церковь? На примере современной России.
– Если на примере сегодняшней России, то у нас сейчас уникальная ситуация. Большей внешней свободы у Церкви не было в нашем богохранимом отечестве никогда, ни на каком этапе в обозримом прошлом. Это касается не только времен Советского Союза. В синодальный период государство, обер-прокурор нередко диктовали Церкви свою волю. Да и в досинодальный период цари достаточно жестко вмешивались в дела Церкви, примеров этому множество.
После советского – трагического и в то же время промыслительно важного для Церкви периода практически полного внешнего порабощения, сегодня – время полной внешней свободы. Это связано в том числе и с неким ощущаемым до поры до времени государством и значительной частью общества комплексом вины: «Ради Бога, давайте их не трогать, они и так настрадались».
Заметьте, я всё время говорю лишь о внешней свободе. Внутреннюю свободу у христианина никакое государство ни в какие времена отобрать не может.
Свобода – дар столь великий, что плата и ответственность за него несравненна ни с чем другим. Отчего свобода ощущается порой человеком как неподъемная тяжесть. Спокойнее, или, скажем, удобнее, более-менее сносная, привычная неволя. Вспомним историю протеста евреев против Моисея, когда он вывел их на полный испытаний путь свободы от сытого египетского рабства. Да и во все времена люди, на словах прославляя и желая свободы, на деле выбирают беспроблемное комфортное порабощение.
К чему приведет нынешнее уникальное положение Церкви? Как мы воспользуемся временем полной внешней свободы? Увидим. По плодам их узнаете их (Мф. 7:16). На деле, как всегда, будут и добрые плоды, будут и плоды нашей безответственности и глупости, нашего дурного обращения с этой свободой.
Но пока за свободу, предоставленную Церкви, надо благодарить Бога. Сколько делается и сколько еще можно сделать для Церкви Христовой! У любого непредвзятого человека перед глазами не только тысячи возрожденных и построенных храмов, но, главное, великое множество обретших и обретающих Бога православных христиан.
Что касается вопроса о Церкви и политике, то в деле любой государственной идеологии Церковь участвовать не должна, никакого сращивания в смысле взаимоподчинения Церкви и государства быть тоже не должно.
Можно всячески приветствовать правильное и продуктивное взаимодействие, но взаимодействие двух свободных независимых институтов.
– Некоторые люди считают, что есть сращивание Церкви и государства, притеснение других религий в нашей стране на данный момент. Как отвечать на это при столкновении с другими конфессиями?
– Какое-то сращивание, если кто-то хочет настаивать на этом термине, наверное, можно увидеть. К примеру, у нас есть детский дом. Сретенский монастырь содержит его совместно с государственными структурами, в том числе и в финансовой части.
Мы делаем исторические выставки – «Романовы», «Рюриковичи», другие. Здесь Патриарший совет по культуре выступил инициатором, создал саму экспозицию, привлек по мере возможности часть своих финансовых средств, а государство помогло и поддержало организационно, выделило недостающее финансирование. Но никто нас не заставлял проводить в этих экспозициях какую-то идеологию.
Патриарх в тех или иных вопросах поддерживает президента. Но делает он это уж точно без подсказок извне. Он убежден в правильности большинства, хотя, наверное, и не всего того, что делается со стороны власти в данный исторический момент. Поддерживает многие действия государства и значительная часть епископата и духовенства. Но есть епископы и священники, которые думают и говорят, что всё в стране как минимум – плохо.
Я не думаю, что произошло сращивание, это утверждение поверхностное. Но что действительно возникло во взаимоотношениях Церкви и государства – так это консолидированное понимание интересов сегодняшней России.
Об иных религиях и конфессиях. У нас есть четыре традиционных религии: православие, ислам, иудаизм и буддизм. Насколько мне известно, все разумные обращения к государственным институтам от официальных представителей этих четырех религий встречают понимание и поддержку. Очевидно, православие поддерживается в большей степени – настолько же, насколько православных больше количественно.
Что касается конфессий, по закону признанных в России нетрадиционными, деятельность тех, которые разрешены, очевидно не притесняется.
Мы как-то интересовались, есть ли в нынешних спецслужбах подразделения, занимающиеся контролем над религиозными организациями. Два года назад из нескольких источников нам ответили: нет, это запрещено внутренними уставами и законом. Исключение – религиозный экстремизм. Так что религиозные притеснения сейчас – надуманная проблема.
– В свое время Максим Исповедник в заточении сказал, что вера – это в том числе ее правильное исповедание. Вы в свое время сняли фильм «Гибель империи. Византийский урок». Во времена Максима Исповедника была ересь моноэнергизма, которая закончилась катастрофически для империи. Были потеряны большие территории в Африке, на Ближнем Востоке, в Церкви произошел раскол. В нашу эпоху засилья экуменизма насколько актуальны эти слова?
– Не думаю, что сегодня можно оправданно говорить о «засилии экуменизма». Защитная реакция церковного народа на любые экуменические опыты – следует незамедлительно и выражается остро. И даже когда канонически неприемлемых действий в межконфессиональных контактах не происходит, сам таковой факт воспринимается частью Церкви весьма напряженно. Еще более значительная часть Церкви, хотя может и иронизировать над алармистскими настроениями зилотов, но к экуменической деятельности относится, мягко говоря, без всякой симпатии. И таким настроениям есть свои причины. Многие священники помнят экуменические молебны советских времен, к которым принудительно пытались привлекать духовенство. К тому же экуменизм накрепко ассоциируется с церковным официозом, патриархийным чиновничеством, что тоже не добавляет ему симпатий: чиновников не любят независимо от того, в рясах они или в светских костюмах.
Богословие экуменизма уныло и надуманно, и в целом – ниже всякой критики. В то время как богословие антиэкуменизма вдохновенно и опирается на святоотеческую традицию. Более того, многие из нынешних православных познакомились со святыми отцами первоначально именно через антиэкуменическую полемику. Так что смело можно утверждать, что богословие антиэкуменизма – это, если хотите – «богословие масс».
Есть здесь и другая сторона медали: иной ревнитель может не знать православных догматов и смысла евангельских заповедей, но в своих собственных глазах один лишь рьяный антиэкуменический настрой делает его подлинным и безупречным православным. Конечно, это хотя и достаточно распространенная, но крайность. Большинство же наших собратий просто отчетливо осознают, что никакого реального будущего у идеи экуменизма в Церкви нет.
Но, если это знаем мы, поверьте, это более чем известно священноначалию нашей Церкви.
В разгар хрущевских гонений митрополит Никодим решительной рукой круто сменил курс Русской Православной Церкви с жестко антиэкуменического на усердный экуменизм. Впрочем, ни он, ни его ученики не скрывали, что предприняли этот маневр в высшей степени холодно и прагматично. Все очень хорошо помнили недавний период ужасающих гонений. И чтобы не дать вновь запущенной репрессивной государственной машине осуществить поставленную партийным руководством задачу – полностью истребить Церковь на территории СССР, решили ухватиться за возможность экуменической деятельности, громогласно заявить о себе и попытаться спасти церковные структуры под международным прикрытием.
Этот план во многом удался. Но между экуменистами-прагматиками, как водится, появились и романтики экуменизма, хотя таких чудаков было совсем немного.
В сухом остатке, отвечая на ваш вопрос о якобы экуменическом засилье, всё же давайте признаем, что мы имеем сегодня членов Церкви, в большинстве своем надежно привитых от экуменизма. Имеем иерархию, старшее поколение которой, участвовавшее в прагматически ориентированной экуменической внешней политике семидесятых-восьмидесятых годов, от этого сторонниками создания синтетической мировой религии и отказа от Православия, конечно же, не стало. Утверждать обратное можно лишь на основании домыслов и сплетен.
Конечно, отношение, скажем, к инославным иерархам у тех, кто многие годы проработал с ними и успел по-человечески даже с кем-то сдружиться, отличаются от настроений современных зилотов. Но это ничуть не значит, что наши почтенные архиереи готовы принять католические догматы или протестантские учения, согласны служить с еретиками литургию, или предаваться мечтам, как бы передать свою церковную иерархическую власть Римскому Папе.
– Как вы относитесь к документальной гипотезе: Пятикнижие состоит из четырех источников. Прокомментируйте мнение отца Александра Меня, что от Моисея дошли лишь десять заповедей.
– Никак не прокомментирую. Преподобный Серафим Саровский говорит: веруй, что всё Священное Писание богодухновенно. Можно, конечно, долго размышлять о том, что, скажем, лишь десять заповедей даны от Моисея, а остальное написано не им… Но к чему это? Не думаю, что подобные темы как-то затрагивают церковное сознание народа.
– Каково ваше видение перспектив развития системы образования в России, школьного и высшего? Ждет ли нас крах окончательный или мы выстоим? Не знаю ни одного преподавателя высшей школы, положительно оценивающего нынешнюю ситуацию, когда упор делается на количественные показатели. Наверное, то же самое происходит и в школе. Что нам делать? Хотя многие высказывают отрицательное отношение к этой ситуации, воз и ныне там. Может ли Церковь посодействовать решению этой проблемы? Хотя бы сдвинуть с места? Я знаю, что создано Общество русской словесности.
– Президент обратился к Патриарху с неожиданным предложением – возглавить Общество русской словесности. Мы только что вспоминали об обвинениях в смычке Церкви и государства, казалось бы, вот вам и пример – ведь Общество русской словесности призвано решать отнюдь не церковные задачи.
Как ректор высшего церковного учебного заведения с каждым годом всё больше ужасаюсь, принимая вступительные экзамены. Не буду здесь рассказывать, насколько малограмотны нынешние абитуриенты, это уже притча во языцех. Балл ЕГЭ по русскому языку снижен с 36 до 24! Это твердая двойка, которую сегодня легитимизовали для поступления в университет.
Из зала: Уже повысили!
– До 25?
Из зала: (смех) До сорока, выше сорока.
– Это радует. Лишь два года назад огромными усилиями многих и многих людей сочинение вновь возвращено в школу. С одной стороны, твердят о европейском опыте, образцовом для нас, с другой – в западных школах ученики постоянно пишут эссе, сочинения, так развивающие язык и ум, способность ясно мыслить, а у нас на многие годы сочинение было изгнано из школьной программы. Как минимум это странно.
Сейчас идут бурные споры относительно школьного преподавания филологических дисциплин. Я не могу выступать здесь экспертом. Наша задача, как сказал Патриарх, предоставить в Обществе русской словесности доброжелательную дискуссионную площадку для всего спектра мнений относительно нового стандарта преподавания литературы и русского языка.
Но то, что мы узнали относительно этих новых программ, действительно, заставляет задуматься и попытаться разобраться в том, что же на самом деле происходит.
Как вы, наверное, знаете, новый стандарт преподавания литературы широко вводит принцип вариативности, то есть по сути отменяет обязательность для изучения детьми многих произведений, на которых по сути в значительной части основывается наша национальная культура и преемственность поколений. «Война и мир», «Преступление и наказание», стихотворения Пушкина «Я вас любил: любовь еще, быть может…», «Памятник», Лермонтова – &la