Пороть детей не надо, а шлепок никогда не помешает

Юрий Поляков

Писатель считает, что западный опыт ювенальной юстиции в России может привести к непредсказуемым результатам.

С. КОРОЛЁВ: У микрофона Сергей Королёв. Ещё раз всем доброго вечера! С радостью представляю, у нас в гостях сегодня писатель, главный редактор "Литературной газеты" Юрий Поляков. Юрий Михайлович, приветствую Вас!

Ю. ПОЛЯКОВ: Добрый вечер!

С. К.: Мы во второй половине часа присоединимся к нашим телевизионным коллегам и там обсудим довольно подробно историю с футболистами Кокориным и Мамаевым, поговорим вообще о нравах и откуда в нас или в них это, и близки они нам или нет, или далеки от нас – вот эта история с шампанским на 250 тысяч евро, как сосчитали журналисты – они, правда, теперь оправдываются, говоря, что мимо проходили, просто так сидели, но на видео несколько другое. В общем, обсудим это чуть позже. А давайте, прямо с "Чемоданчика" и начнём, раз уж Вы заговорили. Вышел "Чемоданчик" – это комедия, политическая сатира по Вашему произведению. И, насколько я понимаю, это о современном?

Ю. П.: Да. Сюжет: как у президента России украли ядерный чемоданчик.

С. К.: Вы обещали отослать Путину приглашение. Вы послали ему?

Ю. П.: Я пригласил президента, когда мне в связи с юбилеем вручали в Кремле орден. Я в двух словах рассказал о чём это и пригласил. По-моему, президент заинтересовался, но пока никаких последствий не было. Во всяком случае, до конца сезона мы ждали, но не пришёл. Надо сказать, что эта вещь шла на аншлагах, и я обратил внимание – у меня же вообще много по стране идут пьес и за рубежом.

Мою пьесу поставили в Ростове-на-Дону, и ко мне подходили в перерыве, спрашивали: "Её же должны запретить?" Я говорю: "А с чего Вы взяли, что её должны запретить? – Ну, как же, но Вы так это всё остро". И в Театре Сатиры тоже подходили зрители. Я говорю: "Да нет, это вас обманывают". У нас просто наша либеральная интеллигенция как-то внушает, что власти жёсткие какие-то вещи. А любая власть совершает ошибки. Можно говорить из Вильнюса – вот тогда, это, понимаете, благородно, а если ты вроде как из Москвы, то же самое говоришь или даже ещё острее – это вроде как ты подручный Кремля – вот такая глупость.

С. К.: А что острее?

Ю. П.: Я считаю, что писатель, живущий в России, должен в России говорить о её проблемах. Зачем для этого ехать в Вильнюс?

С. К.: Ну, хорошо, что Вы хотели сказать? Главная проблема какая?

Ю. П.: Главная моя мысль – власть не должна совершать поступков, которые она не может или не хочет объяснить народу.

С. К.: Например?

Ю. П.: Например, если, скажем, у нас количество непонятно почему богатых людей зашкаливает вообще все разумные пределы и если неожиданно на всех дорогих яхтах по всему миру поднять флаг владельца, то есть страны, где он эти деньги получил, не скажу "заработал", то сложится впечатление, что российский прогулочный флот захватил весь мир – столько будет российских флагов. Почему это? Что эти люди сделали для страны? Что они вообще сделали? Это непонятно, и вот эти растущие раздвигающиеся ножницы между бедными и богатыми необъяснимы, и даже почему это происходит уже никто не пытается объяснить.

С. К.: Вы считаете, это главная проблема сегодня?

Ю. П.: Я считаю, это одна из главных проблем, потому что из неё вытекает очень многое, потому что для рывка, в том числе, и модернизационного, основной части населения – народу, говоря по-старому, необходимо ощущение того, что он живёт в справедливом обществе. А когда Дода привлекают за то, что он набросил себе 70 миллионов премии, но почему у него оказалась сама премия 200 миллионов никто не объясняет, возникает вообще вопрос: а что он своим телом дыру в плотине заткнул и тем самым спас от затопления город? Я не думаю, что за это, даже за такой подвиг такие деньги. Семья погибшего лётчика в Сирии, я думаю, получила раз в сто меньше. Действительно за подвиг. Вот это очень серьёзный вопрос.

С. К.: Хорошо пьеса идёт?

Ю. П.: Народ ходит.

С. К.: Народ ходит. Президент не пришёл.

Ю. П.: Я надеюсь, что ещё придёт.

С. К.: А дальше-то что?

Ю. П.: У литературы, у театра другой принцип общения и с властью…

С. К.: С вечностью.

Ю. П.: Нет. С вечностью это у Шекспира, у Толстого. У нас хотя бы со своим поколением разобраться. У нас другая задача – мы, как бы, писатели, и они не должны говорить, что должна делать власть. Это не наша профессия, но зато мы, как сейсмограф чувствуем, что делается неправильно и что народ раздражает больше всего.

С. К.: Вот Вы начали с того, что отсутствует связь, общение, объяснение, нет ответов на какие-то вопросы.

Ю. П.: Не то, чтобы отсутствует, но не такая связь, как хотелось.

С. К.: Вот то, что Вы сказали, это буквально в новостной повестке: пакет Яровой тот же самый. Сколько уже? Месяц продолжаются споры. Президент пока не подписал, он взял паузу. До сих пор нет информации: наложит он вето или ещё что-то, отправит ли на доработку.

Ю. П.: Вообще довольно много вещей происходит незаметно. Вот, например, сколько было разговоров, ломали копья по поводу ювенальной юстиции. Сколько всё – и вроде все сошлись на том, что нам не надо идти по этому западному пути, потому что если мы стараемся сохранить традиционные какие-то ценности, то переводить эту юридическую западную прагматику, когда ты за собственного ребёнка можешь в тюрьму сесть – это не наш путь. Мы пошли по линии усиления влияния церкви на общество. И вдруг – раз, и я выясняю, что это принято, оказывается, парламентом фактически. Как? Но это же очень важная вещь. Как это может так пройти незаметно? Повышение на копейку бензина вызывает гораздо больше.

С. К.: Это Вы про шлепки?

Ю. П.: Да.

С. К.: А что Вас там смущает больше всего?

Ю. П.: Меня смущает то, что западный опыт общества гораздо более, грубо говоря, ушедшего в сторону этой модели своей, и там постоянно из-за этого накладки получаются, а у нас – у нас же совершенно по-другому общество развивалось. У нас это вообще может привести чёрт знает к чему, никто же последствия не просчитывал. Но вот наша газета "Литературная" выступала категорически против.

С. К.: То есть наказывать детей нормально шлепком?

Ю. П.: Нет.

С. К.: Это вопрос.

Ю. П.: Ну, а как это? Не надо придумывать какие-то другие методы. Пороть не надо детей, да. От этого ушли, а шлепок никогда не помешает. Может, я говорю что-то неправильное, но, тем не менее.

С. К.: Возможно, грань тут просто сложно определить?

Ю. П.: В том-то и дело всё. Ведь это же мы на новом витке возвращаемся к этой бредовой идее вульгарного коммунизма, что дети должны быть собственностью государства. То, что все эти авторы теорий этого нового общества, когда отбираются дети, воспитываются и само собой.

С. К.: Я что-то не слышал, что при коммунизме за шлепок детей изымали из семьи.

Ю. П.: Нет. Я имею в виду о том, что такие идеи были в XIX веке, но естественно, никакому нормальному человеку это в голову не приходило, а так и осталось теорией.

С. К.: Поэкспериментировали.

Ю. П.: Поэкспериментировали, но мгновенно отказались. Точно так же, как экспериментировали с "Азбукой секса" и так далее, но от этого очень быстро отказались. А сейчас под совершенно другими, уже либеральными, возвращается к тому же, что государство имеет больше прав на твоего ребёнка, чем ты. Но это же неправильно, на мой взгляд.

С. К.: К Яровой.

Ю. П.: Да. Тут опять, как Вы совершенно справедливо сказали, всё дело в мере – в мере вещей. Вот я приведу такой пример. Скажем, человек, имеющий какие-то деньги, чтобы с комфортом съездить в Сочи на поезде, может взять себе на одного целое купе? Может. А вагон он может себе взять? В принципе, тоже может, если ему вообще людей не хочется видеть. А целый поезд он может взять? Ну, в принципе, тоже может, если деньги есть. Хорошо. Но тогда ведь можно взять и всю Северо-Кавказскую железную дорогу. В какой момент остановиться? И вот здесь как раз, мне кажется, что здесь должны решать специалисты, потому что, естественно, при том росте терроризма и опасности, и так далее, конечно, то прекраснодушие 90-х: стреляют на улице – ну, и стреляют. Настреляются и умный рынок всё решит. Мы же ушли от этого. Но с другой стороны, тогда, извините, зачем вы рушили советскую власть? КГБ в этом отношении следило гораздо в меньшей степени даже за диссидентами.

С. К.: Итак, если бы Вас президент попросил о совете, подписывать или не подписывать: что бы вы ему сказали по поводу "пакета Яровой"?

Ю. П.: Там ведь в чём ещё засада заключается – ведь Яровая вчера это попыталась объяснить.

С. К.: Хотела переложить на плечи правительства.

Ю. П.: Правильно. Что мы даём полномочия. Понимаете, но это типа как в своё время во время Крымского кризиса – можем, чтобы приняли участие военные соединения, но имеет право, но воспользоваться этим правом или нет?

С. К.: Это правда. Сегодня вечером было заседание экономического совета при президенте, там несколько любопытных заявлений сделал ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов. Первое заявление, которое я прошу Вас прокомментировать – он объяснил проблемы экономики слишком большим числом образованных людей. Говорит: у нас в России 80% населения имеет диплом ВУЗа – это не отвечает задачам экономики. Нужно сократить количество таких людей до 60% – таким образом улучшиться структура экономики, соответственно, выход из ситуации – это прикладной бакалавриат и ускоренное развитие сектора услуг. Как Вы считаете, есть доля истины в том, что говорит ректор "вышки"? Что плохо, что у нас столько образованных людей?

Ю. П.: Дело в том, что тут дело в словах, потому что речь идёт не об образованных людях.

С. К.: А о "корочках"?

Ю. П.: А о людях, имеющих бумажки об окончании, о том, какие ВУЗы давали эти бумажки и как они открывались в 90-е годы, когда идейные экономические соратники ректора этой самой Высшей школы рулили всей страной, мы знаем отлично. И кто заставлял устраивать эту гайдарономику и закрывать развитую в Советском Союзе сеть ПТУ, специальных училищ и так далее. Фактически людей поставили в такое положение, что проще было получить "корочки", чем нормальное, как раньше говорили, рукомесленное образование, чтобы что-то уметь делать реально. Они пришли сейчас к тому, чем я помню очень хорошо, когда я был комсомольцем, я помню – я как раз был учителем в школе рабочей молодёжи, и вот это была задача: людям дать именно рабочую специальность – специальность мастера, специалиста нижнего звена. На это бросались огромные ресурсы, и была эта структура создана. Но она же была разрушена со всем остальным. Ну, так у меня всегда просьба: вы, прежде чем говорить, что мы неправильно идём, начните с того, мы, мои единомышленники, люди, которые исповедуют мою философию политическую и экономическую, совершили ошибку. Мы просим нас просить за это и предлагаем пути выхода из ситуации, возникшей из-за нашей ошибки. Но ведь ни одна собака экономическая этого не скажет.

С. К.: Экономическая собака – Вы не могли бы их перечислить? Вы говорите, она не одна.

Ю. П.: Их много. Их свора целая.

С. К.: Кто это?

Ю. П.: "Имя им легион".

С. К.: Не хотите.

Ю. П.: Зачем я буду говорить? Мне ещё судиться не хватало. У них, конечно, юристы лучше.

С. К.: Да, хорошо. Следующее заявление Ярослава Кузьминова. Ректор ВШЭ предупредил о потере Россией креативного класса. Сегодня всё это звучало, все эти предостережения на Экономическом совете при президенте.

Ю. П.: А он был у нас, этот креативный класс?

С. К.: Да, говорит, был.

Ю. П.: Я не помню. Сколько я сталкивался с представителями креативного класса в разных сферах, мне в редакцию присылали акционеры креативных директоров, которые разваливали всё нормальное, что создавали мы, не креативные люди. Просто всё разваливали, потому что они креативные. Они говорили: "Вы работаете по старинке. Вот мы сейчас вместо нормального распространения вам сделаем аутсорсинг". Раз – наполовину тираж газеты упал. Или, допустим, я сталкивался с современными журналистами – креативный класс, да. Но они писать не умеют грамотно. Они не знают, что такое точка с запятой, что такое двоеточие. Это что – креативный класс?

Последним креативным классом у нас была советская техническая интеллигенция, научная, оборонная. Вот это был креативный класс, который за очень небольшие деньги и за весьма скромный социальный пакет создавал вещи уникальные. Между прочим, за гораздо меньшие деньги, чем на Западе. Вот это были креативные. А их потом заставили ездить с баулами, таскать из Кореи барахло, открывать какие-то времянки, чтобы перекрутиться и так далее. Вот это был креативный класс. Так что это какие-то фантазии, но не уровня Уэллса, даже не уровня Стругацких.

С. К.: Давайте несколько звонков примем от наших слушателей.

СЛУШАТЕЛЬ: Очень рад Полякова слышать. Но вот так и не понять, что то насилие, которое, допустим, было описано в повести "Сто дней до приказа", же берёт корни в этом воспитании: там – пинок, там – шлепок, здесь – подзатыльник. И поэтому люди – авария происходит – выходят с бейсбольными битами. А начинается всё вот с этого подзатыльника. Подумайте над этим.

С. К.: Это к вопросу о ювенальной юстиции, я так понимаю, реплика.

Ю. П.: Если бы проблемы такой не было, то естественно и не возникла эта история с этой ювенальной юстицией. Я, естественно, против насилия в семье – это однозначно. Но я против того, чтобы формализовать отношения между родителями и детьми.

Это очень плохо закончится. И я Вас уверяю, что на подзатыльники это всё абсолютно никакого влияния иметь не будет. Это просто будет возможность, даже в случае, если на человека надо нажать.

С. К.: Рычаг.

Ю. П.: Да, рычаг. Вдруг он в сердцах ребёнка – кто-то видел – и всё, и у него начинают отбирать ребёнка.

С. К.: Ещё один звонок от слушателя.

СЛУШАТЕЛЬ: Вам не кажется на самом деле, что сейчас такая ситуация, что Госдума, члены правительства, пытаются всячески удержать этот закипающий котёл, и придумывают это?

С. К.: Простите, "закипающий котёл" — что Вы имеете в виду?

СЛУШАТЕЛЬ: Уже достали они всех, и в уровне экономическом, и в интеллектуальном. Просто я отношу себя к той самой креативной массе.

С. К.: А чем удерживают "закипающий котёл"? Тогда так уточню.

СЛУШАТЕЛЬ: Потому что начинают придумывать идиотские совершенно законы.

С. К.: Нет. Какое-то противоречие есть, но сейчас прокомментирует Юрий Михайлович, как можно "удерживать котёл" ещё более идиотскими законами. Странно. Юрий Михайлович, Вы видите такую тенденцию вообще?

Ю. П.: Я понимаю мысль. Потому что надо вещи называть своими именами. При всём при том, что я в целом направление нашего движения разделяю – после 2001 года я как бы из глухой оппозиции к власти вышел, потому что 2001 года я просто был в ужасе от того, что в стране происходило.

С. К.: А Вы сейчас себя считаете оппозицией сейчас?

Ю. П.: Писатель всегда в оппозиции. Писатель к власти должен быть в оппозиции всегда, потому что власть – это насилие, она всегда совершает ошибки. К государству он может быть в оппозиции в крайних случаях. Я был, например, в оппозиции к государству Ельцина, Чубайса, Черномырдина и так далее.

С. К.: А к родине – никогда?

Ю. П.: А к государственности, к родине – само собой. К государственности, к самой российской государственности, этому тысячелетнему организму историческому нельзя быть никогда. А у нас всё наоборот. У нас же, как правило, либеральная интеллигенция государственность терпеть не может. С государством ладят, а власть – вы посмотрите на лица наших либералов, когда они очередной орден получают. Они же светятся. Если ты так не любишь власть, чего же ты светишься-то?

Я считаю, что надо говорить правду: да, сейчас у нас в связи с тем, что и темпы роста замедлились, и не сформировалось действительно эффективное чиновничество и полноценная политическая система, потому что вот та трагедия с расстрелом парламента в 93-го, а потом этих клоунских выборов 96-го года, которые сейчас пытаются представить вроде как ничего особенного не было – они, конечно, свернули нашу страну с построения какого-то демократического общества опять к такой модели достаточно авторитарной – это факт. Но раз уж нас свернули – я-то был против, я был на стороне Белого дома, и в 1996 году я, между прочим, работал в команде Зюганова, потому что я считал, что главная задача – это убрать Ельцина и его команду из политики. Мы проиграли, и они-таки нас свернули. Но вот раз уж вагон разогнали в эту сторону – надо как-то выходить из положения, и прежде всего, я считаю, надо решать что-то с этой социальной напряжённостью, потому что распределение национального богатства в стране не соответствует вообще представлению о здравом смысле.

С. К.: Мы ещё вернёмся к вопросу о социальном неравенстве. А пока я бы хотел несколько сообщений наших слушателей почитать сейчас: "Как, на Ваш взгляд, существует ли на данный момент времени в России реальная партия или движение, выражающее волю и потребности простого народа?"

Ю. П.: Я думаю, что в той или иной степени все партии пытаются её выражать до тех пор, пока они не включаются непосредственно в политическую борьбу и игру. А дальше они уже живут по законам политического поля. В принципе, мне кажется, что если бы у нас наше политическое поле не было так заформализовано и как бы уже "разлинеено", если хотите, то, наверное, какая-то новая, свежая партия, которая бы чётче это всё сформулировала, на которой не висели бы долги и грехи предыдущих периодов, и ошибок, мне кажется, она могла бы совершить прорыв.

С. К.: Нет такой партии?

Ю. П.: Вот такой, которая бы сейчас адекватно выражала – нет, потому что, ещё раз повторю, что всё это пытаются делать, но работает закон: "Рад бы в рай, да грехи не пускают". Все наши партии обросли за годы жизни в нашем сложнейшем политическом пространстве, а у многих уходит ещё в ельцинский период, когда вообще творился Босх такой, всероссийский – вот эти грехи-то, я думаю, они не пускают.

С. К.: Вы уже привели сравнение с футболом и больше всего сообщений сегодняшнего дня касалось, конечно же, этой ситуации: Мамаев и Кокорин за ночь потратили на шампанское в Монте-Карло 250 тысяч евро. Я уж не знаю, что они там праздновали – сейчас Кокорин оправдывается, говорит, что вроде бы это не они заказывали, но есть видео, как выносили эти бутылки. Есть, соответственно, свидетельства людей, которые это всё наблюдали, есть расчёты, сколько стоило это шампанское, есть уже и решение, что их переведут в дубль, что их оштрафуют: и Кокорина, и Мамаева. Есть петиция, которая появилась в сети. К нам сейчас присоединяется телевизионная студия Life и Юлия Караваева. Юлия, добрый вечер, мы как раз начали обсуждать футбольную историю с Мамаевым и Кокориным.

Ю. КАРАВАЕВА: Серёжа, я предлагаю вам принять участие сейчас в опросе, который проводит Life. Назову варианты ответов, но вам задачу усложню: не просто выбрать ответ, а обосновать почему. Итак, что же нам делать с Кокориным и Мамаевым? Три варианта ответов: "Исключить из сборной", "Понять и простить", "Ещё налить шампанского".

С. К.: Я бы предложил четвёртый вариант: не шампанского, а молока или рассола налить. Возможно, после вот таких бурных вечеринок рассол этот им пригодится.

Ю. П.: Я бы вообще пятый вариант предложил: ничего не делать. Потому что ничего такого, что не укладывается в совершенно обычное для нашей нынешней необычной жизни ситуацию, они не совершили. Что, мы знаем мало историй про то, как мажоры, дети наших миллиардеров, неизвестно откуда взявшихся, вытворяют за рубежом или носятся по "зебре", сбивают пешеходов и так далее? Это то же самое, как начинать какому-то княжескому сынку, которому просто как с куста староста привозит из деревни дармовые деньги, с крепостных набранные, и говорит: "Вот не надо в Париже, понимаешь ли, всех кокоток в ванную с шампанским загонять – это не хорошо. – Почему не хорошо? Там мужики у меня ещё наработают".

Ну, если людям за то, что они по полю бегают, сапёры по минному полю быстрее двигаются, чем наши футболисты по подогреваемому газону, и получают такие деньги – да я вообще удивляюсь, они ещё скромно себя ведут. Точно так же себя ведут наши эти гоп-стоп менеджеры, которые получают гигантские – я сегодня уже говорил про премию в 200 миллионов рублей – за что? Это одна из наших провальных областей – гидростроительство. И куда ни плюнь – там один крупный госчиновник отказывается свои деньги говорить, сколько он заработал. Говорит: "Меня неправильно поймут". Если тебя неправильно поймут, значит что-то неправильно с твоими заработками. У тебя это не совсем заработки. Сын другого вкладывает миллиард фунтов в экономику Британии. Где он этот миллиард взял? Естественно, из России. И этому никто не даёт нравственную оценку.

Ю. К.: Безусловно, интересная позиция. Спасибо, Юрий Михайлович.

С. К.: Да. Юрий Михайлович, Вы сейчас говорите: чему удивляться – такой вот лейтмотив Вашей речи.

Ю. П.: А чего они такого сделали?

Для них эти 250 тысяч как для учителя литературы, даже московского, две с половиной тысячи рублей. Ну что, учитель литературы московский не может выпить шампанского на две с половиной тысячи рублей? Может.

С. К.: Хорошо. Свалятся эти 250 тысяч евро на любого. А у них гонорары гораздо больше, чем 250 тысяч евро, как мы понимаем. И это наша национальная черта такая что ли или нет?

Ю. П.: Это не наша национальная черта.

С. К.: Вы много примеров привели сейчас, когда деньги, по сути, являются фактором развращения человека. Деньги либо власть.

Ю. П.: Особенно дармовые деньги. Понимаете, когда человек занимается серьёзным производством, серьёзным бизнесом – а такие у нас тоже люди есть – когда чиновник получает зарплату, но за эту зарплату он, как говорится, и ночует в своём кабинете, как, кстати говоря, и должен работать высокооплачиваемый чиновник. Не хочешь так работать – пожалуйста, есть вольные профессии. Иди писателем – сколько напишешь, столько заработаешь. Ему не до этих чудачеств. В том то и дело, что бесятся от денег незаслуженных. А вот почему у нас распределение национального богатство построено так, что у одних щи пустые, а у других жемчуг мелкий – я объясню. Потому что этот жемчуг ловят в щах этих пустых.

С. К.: Слушатель пишет: "Какая разница, как футболисты и сколько тратят? Почему до них докопались – это их деньги, они их заработали. Зависть человеческая в Вас говорит, Юрий Михайлович". Вы бы это шампанское сейчас тоже с удовольствием, небось".

Ю. П.: Нет. Меня невнимательно слушают. Я вообще не пью. Я-то как раз и сказал, что ничего им делать не надо. Они ничего особенного не сделали. Если им за их неумение играть платят такие деньги, что для них 250 тысяч евро – это фигня – о чём мы говорим? Это их деньги.

С. К.: А как они на фоне Исландии Вам?

Ю. П.: Ну, исландцы, во-первых, гораздо меньше получают. Я Вам более скажу: я как раз за границей был это время, и некоторые матчи я слушал в комментарии местных, на английском языке, на испанском – что-то я понимал, что-то, конечно, я не понимал, но я Вам хочу сказать, что самый вялый, самый наплевательский комментарий – такой, знаете, "бу-бу" – это был наших комментаторов, когда играли наши. У нас даже комментаторы уже не патриоты. Я вспоминал этот захлёбывающийся, срывающийся голос Озерова покойного, царствие ему небесное.

У нас спорт вообще лишился патриотизма. Это просто какая-то высокооплачиваемая и абсолютно безответственная тусовка. Я когда вижу по телевизору Мутко, мне хочется, чтобы его кто-нибудь в ворота забил, как мяч.

С. К.: Мутко во всём виноват, что ли?

Ю. П.: Нет.

С. К.: Нашли виноватого?

Ю. П.: Нет.

С. К.: В Мутко разве дело? А будь на его месте какой-нибудь другой?

Ю. П.: Не в этом дело. Дело в том, что любая отрасль персонифицирована, и если отрасль проваливается, не надо, конечно, как во времена суровые наркома отправлять на нары, но и продолжать с ним ставить эксперимент по руководству проваленной областью я бы не стал, но от меня же ничего не зависит.

С. К.: Давайте резюмируем, Юрий Михайлович. Что делать с Кокориновым и Мамаевым? Ничего, говорите Вы.

Ю. П.: Это их деньги. Они решили так отпраздновать свой позорный проигрыш, но это их право. Мы можем дать этому моральную оценку.

С. К.: Давайте пару звонков. Что делать с футболистами?

СЛУШАТЕЛЬ: Я согласен с вашим гостем. Это их заработанные деньги.

Ю. П.: Ничего не делать?

СЛУШАТЕЛЬ: Нет. С футболистами ничего не сделаешь. Нужно полностью менять систему, полностью разгонять РФС, создавать новое, Мутко – пенделя дать. Это их деньги заработанные. Вы же тратите, Сергей, на продукты – я ж не говорю, что Вы не то покупаете.

С. К.: Принято.

Ю. П.: По сути, правильно. Только избегая крайностей. Я считаю, что собака – это самое жёсткое слово должно быть в эфире. Жёстче не надо.

С. К.: Примем ещё один звонок.

СЛУШАТЕЛЬ: Мне кажется, пусть делают, что хотят. Не надо внимания уделять этим товарищам и всё. И, скорее всего, будет всё нормально, всё будет тихо.

С. К.: Вы хотите, чтобы они снова вышли на поле и представляли нашу страну на первенстве?

СЛУШАТЕЛЬ: Нет. Это не хочу, конечно. Но поменьше про них рассказывать, показывать – им же это интересно, мне кажется, вот они всё это и делают.

С. К.: А интересно: они думают о последствиях, когда ведут такой образ жизни публично? Как Вы думаете, Юрий Михайлович?

Ю. П.: Я застал советских спортсменов – я просто их знал по ЦК комсомола – некоторые были. И вот, помню, на каком-то международном соревновании наши выступили очень плохо, и потом я их встретил где-то на пленуме каком-то – на них было жалко смотреть. Было видно, что они страшно это переживают, что для них это не только профессиональная драма – для них это и гражданская, и человеческая драма, что они, как говорится, "облажались". Им было стыдно. Это как писателю написать плохую книгу, режиссёру снять плохой фильм. А если эти ребята свой проигрыш так лихо отмечают – у них там, за грудиной, ничего нет. Там, видимо, какая-то пульсирующая пачка евро. А без сердца спортсмена не бывает, как и писателя, как тележурналиста или радиожурналиста и так далее. Вот меня что убивает, а не деньги, которые они пропили – да Бог с ними. Хотя, лучше бы отдать малои