Советский Союз эволюционировал в положительную сторону

Жорес Алферов

В. ПОЗНЕР: Добрый вечер. В эфире программа "Познер", гость программы сегодня – академик Российской Академии Наук, лауреат Нобелевской премии по физике Жорес Иванович Алферов. Добрый вечер.

Ж. АЛФЕРОВ: Добрый вечер.

В. ПОЗНЕР: Мы начинаем всегда программу с voxpopuli. Первый вопрос с сайта, Сергей Сергеевич Шадрин. Он спрашивает: "Что Вы чувствовали в тот момент, когда узнали, что стали лауреатом Нобелевской премии?"

Ж.АЛФЕРОВ: Это была, конечно, очень большая радость. Это случилось 10 октября 2000 года, и мне моя помощница сказала, телефон у меня в кабинете был занят, что звонит Шведская академия наук и просит меня к телефону. И первая мысль такая: сегодня вторник, а обычно Нобелевские премии присуждаются по средам. С этой мыслью я подошел к телефону, и главный ученый секретарь королевской нобелевской академии сообщил мне, что я – лауреат Нобелевской премии.

В. ПОЗНЕР: Хорошо. Давайте посмотрите на экран, сейчас будет вопрос с улицы.

ЗРИТЕЛЬ: Здравствуйте, Жорес Иванович. Хотелось бы узнать: Нобелевскую премию, которую Вы получили, Вы отдали институту, который Вас воспитал, на науку, продвижение России или оставили ее себе? Спасибо.

Ж. АЛФЕРОВ: 1/3 Нобелевской премии я отдал в фонд, который был создан для поддержки образования и науки.

В. ПОЗНЕР: России?

Ж. АЛФЕРОВ: Да, он сейчас называется Алферовский фонд поддержки образования и науки. Я сначала хотел просто эти деньги отдать научно-образовательному центру, который был незадолго до этого мною создан. Но мой сын Ваня сказал мне: "Нашему научно-образовательному центру нужно вообще… Твоей Нобелевской премии не хватит никоим образом. Давай лучше создадим фонд, и туда еще и другие дадут деньги, и этот фонд будет использоваться для поддержки и развития образования и науки".

В. ПОЗНЕР: Александр Яковлевич Аникиевич спрашивает: "Моральные, нравственные принципы коммунизма и православной религии наиболее близки по духу. Моральный кодекс строителя коммунизма и божьи заповеди – почти одинаково звучат по тексту. В годы Великой Отечественной войны именно Иосиф Виссарионович Сталин принял решение об образовании на территории нашей страны единственного до сих пор завода по производству атрибутики православной церкви. Почему в настоящее время проводится политика несовместимости коммунистической идеологии и православной религии?"

Ж. АЛФЕРОВ: Это вообще вопрос не простой для меня, конечно. Я как-то, шутя, говорил, что Иисус Христос был основателем первой коммунистической партячейки в Иерусалиме. Действительно, все это так. Но есть и некоторая разница. Потому что коммунистическая идеология совпадает во многом с христианской и с православной, но вместе с тем эта идеология основана на некоей научной теории, на принципах научного социализма и научного коммунизма. Ну и дальше мы уйдем вообще в область "Наука и религия", и об этом можно очень долго говорить – наука основана на знании, религия на вере.

В. ПОЗНЕР: Хорошо. Пожалуйста, посмотрите на экран – довольно любопытный вопрос.

ЗРИТЕЛЬ: Уважаемый Жорес Иванович, я бы очень хотел знать: как Вам живется сегодня в этой стране? Что Вы чувствуете, что ощущаете? Нет ли у Вас желания уехать отсюда куда-нибудь подальше?

Ж. АЛФЕРОВ: Живется в этой стране, безусловно, сегодня очень непросто. Материально, в общем, я живу совершенно нормально, потому как и Нобелевская премия, и многие другие международные премии. Но живется, конечно, очень тяжело. Что касается уехать — я как-то, шутя, сказал, что Россия – страна оптимистов, потому что пессимисты все уехали. И я отношусь к оптимистам, потому что я считаю, что у России будущее, безусловно, есть. И нужно за это будущее бороться.

В. ПОЗНЕР: Желания уехать у вас не было, никогда?

Ж. АЛФЕРОВ: Желания уехать не было никогда, даже в очень тяжелые, вначале 1990-х, когда мне делались очень выгодные с материальной точки зрения предложения. Вообще, первое предложение работать в США я получил в 1971 году.

В. ПОЗНЕР: А что это было за предложение?

Ж. АЛФЕРОВ: Я полгода был в США, у нас было очень хорошее соглашение о научном обмене между Академией наук СССР и Национальной Академией наук США. И согласно этому соглашению я полгода был то, что называлось, visiting-professor в Иллинойском университете.

В. ПОЗНЕР: В Иллинойском?

Ж. АЛФЕРОВ: Да, в Урбане, в Урбана-Шампейне я работал вместе с моим старым другом профессором Холоньяком. Согласно этому соглашению, последний месяц я объезжал США, посещая массу различных лабораторий. В это время американская наука переживала очень, я бы сказал, тяжелый период. Потому что Никсон вдруг объявил, что фундаментальная наука сделала так много открытий, что нам нужно сейчас заниматься только их приложениями. И поэтому были резко сокращены ассигнования на фундаментальные исследования, и началась безработица в американской науке. И я как раз приехал в такой университет, южнокалифорнийский университет в Лос-Анджелесе, сделал доклад на семинаре. И после семинара декан физического факультета профессор Шпитцер позвал меня на ланч, и еще были профессора, и он сказал примерно следующее: "Вы знаете, что сейчас происходит в нашей науке? И сегодня для нас чрезвычайно важны исследования, которые Вы ведете — фундаментальные базовые исследования, которые дают массу приложений. Поймите, здесь нет никакого политического бэкграунда, но я передаю Вам предложение нашего ректора пойти к нам на работу на 3 — 5 лет. Лучше на 5. Ну, если по каким-либо причинам…" В это время средняя зарплата профессора США, полного профессора была 25 тысяч долларов, и по поручению ректора он мне предложил 50.

В. ПОЗНЕР: Ух ты!

Ж. АЛФЕРОВ: Ну, и ждет от меня ответа. Я знал, что ничего из этого не выйдет, никуда меня не выпустят и все прочее. Я сказал: "Нет, не годится".

В. ПОЗНЕР: А если б выпустили бы?

Ж. АЛФЕРОВ: Я в это время бы не поехал просто потому, что я не мог оставить лабораторию на такой долгий срок. Он сказал: "А почему?" Я говорю: "Мало". Тогда он сказал: "55", я говорю "Мало". "60" — "Мало". "Больше мне ректор не разрешал. Под свою ответственность — 65". Я говорю: "Мало". "Сколько же вы хотите?" — я говорю: "Миллион" — "Вы шутите?" Я говорю: "Конечно".

В. ПОЗНЕР: Михаил Кактусов: "Жорес Иванович, в недавно опубликованном списке самых престижных заведений мира МГУ на 155 месте. СПбГУ – на 168 месте, а других там никогда и не было. И такая оценка должна быть нам не обидна, а лестна. Могу судить по своей области (медицина): Россия отстала не на годы, не на десятилетия, а навсегда. В этом году за открытие теломеров и фермента теломеразы в очередной раз Нобелевскую премию получили американцы. Гипотезу о существовании теломеров в 1971 году выдвинул Алексей Оловников. Но за идеи премий не дают, премию дают за научные работы. Жорес Иванович, Вы – коммунист. Ответьте, пожалуйста, почему ни в СССР, ни в сегодняшней России такая научная работа была не нужна? И почему при капитализме на прогнившем Западе ведется в массовом порядке буквально сотнями?"

Ж. АЛФЕРОВ: Я бы не хотел вести сейчас политическую дискуссию. Я, безусловно, коммунист по своим убеждениям, хотя я беспартийный человек. Но я хочу сказать следующую вещь. Основная трагедия сегодня нашей науки заключается даже не в низком финансировании. Основная трагедия заключается в том, что наука, ее результаты не востребованы экономикой и обществом… А наука в советское время была, безусловно, востребована. Она, может быть, по-разному востребована, играл большую роль военно-промышленный комплекс. Но Академия наук СССР, научные организации страны вели исследования по широчайшему фронту. Если говорить про Нобелевские премии, то, между прочим, среди лауреатов нобелевской премии 10 человек – это физики.

В. ПОЗНЕР: Да.

Ж. АЛФЕРОВ: И, значит, в физической науке не так плохо обстояли дела. В том числе Виталий Лазаревич Гинзбург и я получили Нобелевские премии за исследования, которые велись задолго до этого в советские времена. Поэтому я бы не привлекал сюда, вообще говоря, не хотел бы идти в политдискуссию на эту тему. Но я хочу сказать, что для того, чтобы… Я не считаю, что мы отстали навсегда. Поэтому в близкой мне области, в современной микроэлектронике, наноэлектронике мы отставали в советское время, в некоторых вещах мы были и впереди, и даже производство начиналось раньше. В некоторых вещах мы отставали на 2 — 3 года, сегодня мы отстаем на 15 — 20 лет. За эти последние 15 лет технология развилась необычайно, а мы, вообще говоря, теряли время. И даже в этой области микроэлектроники, наноэлектроники я не считаю, что мы отстали навсегда. И не считаю, что мы отстали навсегда в физиологии и медицине. Отстали навсегда – это если у нас нет кадров способных.

В. ПОЗНЕР: Они есть?

Ж. АЛФЕРОВ: А пока они есть, пока мы умеем готовить кадры. Да, МГУ – это непростая вещь. Скажем, в 30 лучших университетах в мировом рейтинге европейских всего четыре. При этом, эти четыре – это Кембридж, Оксфорд, Сорбонна и Цюрих. И понятно, что они выбраны не только по нынешнему университетскому уровню, но и с учетом исторической части здесь. Но! Ведь европейцы не считают, что они отстали навсегда.

В. ПОЗНЕР: Это правда.

Ж. АЛФЕРОВ: Вот. И мы не отстали навсегда.

В. ПОЗНЕР: Хорошо. Вы сказали, что не очень хотите говорить о политике. Посмотрите на экран, пожалуйста.

ЗРИТЕЛЬ: У меня вопрос такой: почему Вы пошли в политику? Зачем это Вам надо? Ведь все знают, что политика – это грязное дело. Неужели Вы думаете, что своим появлением Вы сделаете что-то лучше?

Ж. АЛФЕРОВ: Значит, так. Я уже упоминал моего старого друга профессора Ника Холоньяка, и еще очень давно он как-то мне сказал такую фразу: "Жорес, (потому что мы и тогда обсуждали массу политических проблем) запомни: allpoliticiansaresonsofbitches — все политики – сукины дети, — сказал мой старый друг, — и политика, очень часто мы знаем, далеко не чистое дело". Значит, Вы считаете, я пошел в политику? Я был народным депутатом СССР, избранным от Академии наук СССР. И я пошел туда для того.. уже тогда начались нападки и на Академию наук, и на нашу систему образования, и поэтому я и пошел туда, для защиты. В 1995 году я не хотел идти в Государственную Думу. Не хотел, прямо вам скажу. Потому что я уже очень много переживал. Для меня лично, если скажем пару слов про политику, для меня лично самая большая моя личная трагедия – то, что я переживаю всегда – это коллапс, развал Советского Союза. Вот это ужасная трагедия. Трагедия, которая привела к огромным экономическим потерям. Я готов говорить, хотя я не специалист в экономике, что мы потеряли в экономике страны. Любая страна. Если бы США разделили на 15 независимых государств, это была бы тоже экономическая трагедия и там.

В. ПОЗНЕР: Последний вопрос из voxpopuli совсем из другой сферы, Светлана Тарута спрашивает: "Как Вы оцениваете свои результаты в "войне" против курса православной культуры в школах?"

Ж. АЛФЕРОВ: Я вам могу ответить на этот вопрос, об этом тоже можно очень долго говорить. Как-то меня пригласили на один из первых конгрессов в Венеции "Будущее науки". Это было в 2003 или в 2004 году. Первое пленарное заседание этого конгресса было посвящено науке и религии. Там было сделано несколько докладов представителями всех основных религий. А потом выступил профессор Оксфордского университета и прочитал прекрасный доклад о том, что наука и религия – разные вещи. Наука основана на знаниях, религия на вере. Это, в общем, ради Бога, ученый может верить и в Бога. Но наука – это наука, религия – это религия. Школа у нас и церковь должны быть отделены, и поэтому когда я подписывал известное письмо, я имел в виду прежде всего то, что не может быть теология специальностью научной высшей аттестационной комиссии. И не может быть преподавания основ православной культуры в школе. Можно преподавать историю религий. Но это уже напоминает то, что называлось "Закон божий" в дореволюционные времена…

В. ПОЗНЕР: Давайте поговорим о Жоресе Ивановиче Алферове как о человеке… Говорят, что вы всегда были любителем красивой, эффектной жизни – не богатой, я повторяю, а вот такой, красивой жизни. Например, работая в Физтехе, Вы обедали только в ресторане гостиницы "Москва" на углу Вознесенского и Невского проспекта. Что на первые премиальные Вы приобрели "Москвич", потом "Волгу", потом Volvo. Говорят, что еще на Вашем 60-летии в Физтехе устроили настоящий парад. Всех вывели на плац, а Вы выехали на белом коне как маршал Жуков на Параде Победы. Это правда или это сказки?

Ж.АЛФЕРОВ: Ну, понимаете, тут и правда, и не совсем правда. Первое, насчет обедов в ресторане "Москва" — я обедал, в основном, в нашей столовой физико-технического института или в студенческой столовой Политеха. Но поскольку я работал очень поздно, часто до 24:00, до 01:00, жил я на Пушкинской улице, доезжал трамваем от Физтеха до Невского проспекта. И в это время уже магазины закрыты, а ресторан "Москва" работает до двух часов ночи. Я туда заходил, и могу вам сказать, это был 1953, 1954 год, я брал на ужин салат оливье, ромштекс, бутылку "Боржоми", чашку кофе, давал 10 рублей – это рубль после 1961 года – и получал сдачу. Поэтому моей крайне небольшой зарплаты младшего научного сотрудника в 1050 рублей хватало для того, чтобы ужинать в ресторане, когда я не успел поужинать в столовой.

В. ПОЗНЕР: Вы, на самом деле, тут говорите о политике…

Ж. АЛФЕРОВ: Да, теперь дальше.

В. ПОЗНЕР: Пожалуйста, да.

Ж. АЛФЕРОВ: Volvo я купил на свою премию в 1989 году, на международную премию в ФРГ. "Москвич" я купил в 1969 году, а до этого я последовательно проходил: я ездил до 1958 года на велосипеде, в том числе и на работу через весь Ленинград. Потом 7 или 8 лет на мотоцикле "Ява-350". А потом уже, будучи заведующим сектора и всего прочего и так далее… Теперь Парад. В 1988 году мы отмечали 70 лет нашему Физтеху. При этом мы впервые отмечали его точно тогда, когда было подписано постановление о его рождении, 23 сентября. 22 сентября поздно вечером я вернулся из отпуска, и утром я знал, что мы будем отмечать, я не знал, как мы будем отмечать. Утром ко мне в квартиру постучал сотрудник мой, ныне он член-корреспондент Академии наук Семен Григорьевич Конников и сказал: "Жорес, лошадь подана". Они придумали без меня замечательный парад в честь юбилея Физтеха.

В. ПОЗНЕР: А-а-а. Вовсе не ваш выбор?

Ж. АЛФЕРОВ: Вовсе не мой. Замечательный парад в честь юбилея Физтеха, и Сеня командовал парадом, он прекрасно ездил на лошади. А я поехал от дома в институт – я жил недалеко – верхом, сзади, все-таки, ехал мой водитель на всякий случай. Ну а дальше, все-таки, я – сын кавалериста, гусара. В общем…

В. ПОЗНЕР: Умели хоть как-то.

Ж. АЛФЕРОВ: Да. А дальше я принимал парад. Ленинградское телевидение снимало это. И в это время телевидение ФРГ приехало снимать некоторые наши работы для немецкого телевидения. И спустя несколько лет, оказавшись в командировке в ФРГ, я в номере включил телевизор и увидел себя на лошади…

В. ПОЗНЕР: Скажите, Вы сколько себя помните, всегда исповедовали коммунистические взгляды?

Ж. АЛФЕРОВ: Я помню, как я удивился, когда приехал на полгода в США. И я, вообще говоря, не говорил, какие я исповедую политические взгляды. Я работал в лаборатории, у меня были аспиранты. И потом Ник, с которым мы были старые друзья, мне вдруг говорит: "А ты знаешь, Жорес, все тебя считают коммунистом". Ну и хорошо! Значит, я не говорил им, что я коммунист, все прочее. Но, просто в беседе мои взгляды на разные проблемы, на разные вопросы были такие, что они обязательно решили, что коммунист.

В. ПОЗНЕР: Вот, послушайте. Как-то Вас спросили, какая страна мира или город Вам больше всего нравится, и Вы ответили так: "Город Петербург, страна – Россия, а еще больше – Советский Союз". И Вы добавили: "Меня удивляет то, как мы своими руками пустили под откос собственную страну. Конечно, это сделал кто-то другой, но мы-то не протестовали, мы-то не сопротивлялись". И дальше Вы как-то сказали: "У меня настроение испортилось 19 августа 1991 года, и с тех пор не поправлялось". В связи с этим я хотел задать Вам два вопроса. Во-первых, 19 августа 1991 года был путч, который должен был все вернуть. Так что у вас не мог быть плохое настроение, как мне кажется, Вы должны были радоваться тому, что, наконец, избавились от этого Горбачева и всего, что он делает, что возвращается советское время. 21 числа вы могли уже огорчаться, потому что было понятно, что они провалились. Не так разве?

Ж. АЛФЕРОВ: Конечно, не так.

В. ПОЗНЕР: Ну-ка?

Ж. АЛФЕРОВ: Вообще-то, я очень хорошо относился все первые годы к Михаилу Сергеевичу Горбачеву. 19 августа у меня испортилось настроение – я был в это время в Финляндии. Меня пригласила в Хельсинки одна из компаний, университет и мы поехали вместе с женой и сыном. Я узнал о путче, позвонила моя дочь из США – она работала там в это время в Стэнфорде, она биолог – и сказала: вы спите, а там происходит то-то, то-то и то-то. После этого я только включил телевизор, увидел CNN и прочие вещи. И я не мог поверить, что происходит у нас. У меня испортилось настроение 19 августа, потому что я почувствовал, что да, пропадает Советский Союз. И не важно, кто там победил, что и как – это был уже первый звонок, а, может быть, уже и не первый звонок.

Теперь, когда я говорю – я уже начал говорить – о том, что это помимо всего прочего огромная экономическая трагедия.

В. ПОЗНЕР: Это понятно.

Ж. АЛФЕРОВ: Это экономическая трагедия, из которой мы не можем выйти до сих пор. Ну а потом для меня лично — я не могу воспринимать моих друзей, моих знакомых из разных республик Союза как мигрантов, как чужих людей. Я могу сказать, после Октябрьской революции – это тоже трагедия, для народа революция всегда трагедия – появилось 2,5 миллиона эмиграции, 2,5 миллиона русских людей, живущих заграницей. А в 1991 году 25 миллионов русских оказались за рубежом. А вообще говоря, просто даже больше, наверное, 100 миллионов людей оказалось в чужих, других странах. Разделились семьи. Это гигантская трагедия.

В. ПОЗНЕР: Послушайте, Жорес Иванович, мой отец был сыном эмигранта. Семья покинула Советский Союз в 1922 году. И у него оставались романтические такие мечты о том, каким был революционный Петроград, он все помнил. И он жил за границей долго, очень успешно работал в киноиндустрии, стал человеком весьма преуспевающим. Не брал никакого гражданства – ни французского, ни американского – потому что он хотел вернуться в Советский Союз. И в декабре 1952 года он привез нас, свою французскую жену, меня, 19-летнего, моего брата. Если бы Сталин не умер через 2 месяца, моего отца посадили бы 100 процентов. И, скорее всего, с концами. Мою мать, наверное, тоже. Может, и меня, 19-летнего. Пашку – нет, Пашку, наверное, в какой-нибудь детдом.

Я понимаю, что это трагедия, когда страна разваливается, когда целый народ старался, верил, пытался что-то делать. Но когда посмотришь, что там делали с этим народом, когда посмотришь, сколько было диких страданий, сколько несправедливо убитых, посаженных, сколько людей бежало. Как можно мечтать о восстановлении этого? Я этого не понимаю.

Ж. АЛФЕРОВ: Простите, Вы не понимаете, да?

В. ПОЗНЕР: Не понимаю.

Ж. АЛФЕРОВ: Я могу Вам сказать, мой отец тоже провел некое время – мне об этом он уже рассказал после XX съезда партии….

В. ПОЗНЕР: То есть он сидел?

Ж. АЛФЕРОВ: Его выпустили довольно быстро… Я прекрасно знаю, что происходило, и тем не менее, я могу сказать, что страна вообще сделала необычайно много. Затем, я хочу сказать, Советский Союз и наша система эволюционировали в положительную сторону. И эта эволюция могла и должна была привести к сохранению и могучей промышленности, и науки. Я же был народным депутатом СССР. Я был, между прочим, в межрегиональной группе.

В. ПОЗНЕР: Да, я помню. Я же помню.

Ж. АЛФЕРОВ: Вот. И я вам могу сказать, вместе с тем я голосовал, как и очень многие, против шестой статьи. А вот сегодня я бы сказал так: наверное, нужно было оставить шестую статью и бороться нужно было за демократизацию партий. И это дало бы нам гораздо больше. Я вообще думаю, что, на самом деле, многопартийное… Вот для нас важнее, нам пример в этом отношении показывает и Китай, я и сегодня езжу в Китай довольно часто, практически каждый год. Там происходит очень медленная эволюция, она происходит. Она у нас была более быстрая.

В. ПОЗНЕР: Вы не знаете, сколько людей сидят в Китае, случайно, нет?

Ж. АЛФЕРОВ: Не знаю. А сколько людей сидит в современной России?

В. ПОЗНЕР: Я имею в виду, по политике. Я не имею в виду уголовный уровень.

Ж. АЛФЕРОВ: И я хочу сказать следующую вещь. Да, я — за демократическую страну. И вместе с тем я считал и считаю, что коммунистическая идеология и идеология советской власти, идеи социальной справедливости в конечном счете победят.

В. ПОЗНЕР: Я с вами совершенно согласен насчет идей – они замечательные идеи. Но в Советском Союзе, конечно, они были…

Ж. АЛФЕРОВ: Прочтите. Понимаете? Тут будем говорить так: прочтите. А социальная структура. Да, вот с моей точки зрения мы, действительно, нуждались в НЭПе, специфическом НЭПе в 1980-е годы. Но нам не нужно было делать ту приватизацию, которую мы сделали.

В. ПОЗНЕР: Это вопрос другой… Хорошо. Первое пленарное заседание Госдумы нынешнего созыва, Вы на правах старейшины открыли, и очень артистически, кстати – Вы это очень умеете – выступили, сказав, что главная проблема сейчас находится в устойчивом развитии планеты. Проблема бокала шампанского. Вы взяли в руки бокал шампанского.

Ж. АЛФЕРОВ: Причем, современный бокал.

В. ПОЗНЕР: Да, именно. Вы отметили, что 86% доходов мира принадлежит 10% населения, а, вот, тонкая ножка бокала – это все остальное население.

Ж. АЛФЕРОВ: 10% самых бедных, 1.4%…

В. ПОЗНЕР: Да, совершенно верно. И что главное, надо что-то с этим делать и надо это сломать. И Вы сломали, кстати говоря.

Ж. АЛФЕРОВ: Разбил его.

В. ПОЗНЕР: Разбили бокал. Красиво. Очень эффектно.

Ж. АЛФЕРОВ: Да. И сказал, что бокал разбить легко, а делать все гораздо труднее.

В. ПОЗНЕР: Да. А Вы знаете, как это сделать вообще на самом деле?

Ж. АЛФЕРОВ: Там вообще, в том числе и в этом выступлении, я сказал еще несколько вещей. Я сказал, что, во-первых, мы должны отказаться от плоского подоходного налога, так, как это везде.

В. ПОЗНЕР: То есть нам нужен прогрессивный?

Ж. АЛФЕРОВ: Безусловно. А затем я привел такой простой пример, обращаясь к Зубкову, который был на заседании, наш премьер-министр в то время. Я сказал, что когда-то в середине XIX века премьер-министр Великобритании мистер Гладстон, сэр Гладстон посетил лабораторию Фарадея и спросил у него: "А что мы будем делать с вашими открытиями, с вашим электричеством?" И Фарадей ответил: "Вы будете получать налоги". Я сказал Зубкову: "Если Вы по-настоящему поддержите науку, то с наших открытий в области нанотехнологий Вы будете получать налоги". И я считаю, что один из важнейших элементов, почему я до сих пор в Госдуме, почему я волнуюсь насчет бюджета будущего года, один из важнейших элементов вывода России из кризиса – это развитие, научно-технический прогресс, который основан только на достижениях науки. Это максимальная поддержка науки. Поэтому нужно здесь догонять, перегоняя. Для этого нужна максимальная поддержка науки в стране, и пока еще я считаю, наше научное сообщество может, вообще говоря, эту поддержку использовать и расплатиться стократно.

В. ПОЗНЕР: Жорес Иванович, как Вы думаете, что у вас общего с Биллом Гейтсом?

Ж. АЛФЕРОВ: Ну, я смотрю на это… Между прочим, я могу сказать, что интернет возможен в том числе благодаря волоконно-оптическим линиям связи, где стоит полупроводниковый лазер двойного действия.

В. ПОЗНЕР: Я понимаю. На самом деле, вот что. Его крайне заботит проблема образования, школьного образования. И Вас. Вот это у вас общее. Вы – противник платного школьного образования? Принципиально?

Ж. АЛФЕРОВ: Да.

В. ПОЗНЕР: Потому что?

Ж. АЛФЕРОВ: Потому что я считаю, что образование, возможность получения образования не должно зависеть от кармана родителей, а должно зависеть от способностей ребенка.

В. ПОЗНЕР: Вы – противник ЕГЭ.

Ж. АЛФЕРОВ: Я – противник ЕГЭ идейно, тоже по очень простой причине. По тому принципу, по которому существует ЕГЭ, можно сдавать экзамен по правилам уличного движения.

В. ПОЗНЕР: Можно: вот четыре ответа, нажми на правильный.

Ж. АЛФЕРОВ: Нажми на правильный, да. А – ну, я же пожилой человек, я помню как в мое время для того, чтобы поступить в хороший вуз, и золотая медаль этого не гарантировала, было обязательно собеседование.

В. ПОЗНЕР: Только не с золотой медалью – с серебряной.

Ж. АЛФЕРОВ: Нет, и с золотой, простите. И с золотой тоже.

В. ПОЗНЕР: У меня другая память совершенно.

Ж. АЛФЕРОВ: Ничего подобного. На физико-технический факультет МГУ, на ряд других факультетов в Ленинграде, в Москве.

В. ПОЗНЕР: Хорошо. Значит, Вы – атеист, да?

Ж. АЛФЕРОВ: Да.

В. ПОЗНЕР: Послушайте, что Вы говорите: "Когда делали атомную и водородную бомбу, наверное, дьявол помогал в этих работах. Но Бог не сопротивлялся, потому что делалось это в СССР с благими целями – чтобы не было монополии на ядерное оружие, и мы от холодной войны, слава Богу, не пришли к горячей. Но, вот, построить новое солнце на земле, то есть запустить термоядерный реактор – это, наверное, Богу не нравится". Ну, Жорес Иванович? Что ж такое?

Ж. АЛФЕРОВ: Слушайте, неужели Вы не понимаете, почему?.. Простите, неужели атеист не может говорить эти вот фразы? Атеист – Вы видите, он говорил. И я говорил в дискуссии, защищая наиболее эффективный, экономичный метод получения энергии, к которому человечество придет при образовании солнечной энергии.

В. ПОЗНЕР: Ну, хорошо. К сожалению, время наше быстро уходит. Вы как-то сказали и, видимо, теперь правительство тоже это говорит, что привычным лампочкам осталось недолго. Вы говорили так: "Придет хана им, благодаря светодиодам".

Ж. АЛФЕРОВ: Да.

В. ПОЗНЕР: А чему еще придет "хана", благодаря развитию высоких технологий – я не имею в виду что-либо другое. На Ваш взгляд?

Ж. АЛФЕРОВ: Ну, в том, что мне очень близко, я уже сказал об этом – солнечная энергетика, безусловно, будет основной.

В. ПОЗНЕР: Будет?

Ж. АЛФЕРОВ: Будет, безусловно. К концу XXI века.

В. ПОЗНЕР: Батареи солнечные?

Ж. АЛФЕРОВ: Солнечные батареи, прежде всего, как один из наиболее эффективных способов преобразования. Уже сегодня рекордный КПД в этой области – 40%, это гигантская цифра. Начинали в 1954 году с 6%. Я думаю, что очень многое – но я здесь не специалист – что очень многое произойдет, на самом деле, в бионанотехнологиях, в развитии понимания живого. Здесь у нас тоже, между прочим, есть замечательный… Я недавно слушал доклад, мне трудно его оценить, потому что там я не профессионал, Константина Анохина. Это внук Петра Анохина, понимаете?

В. ПОЗНЕР: Да-да, да, конечно.

Ж. АЛФЕРОВ: Да, генетика работает. Блестящий доклад. Я его сразу пригласил, чтобы он прочитал лекцию в нашем научно-образовательном центре. И я давно хорошо знаком с Владимиром Петровичем Скулачевым. Скулачев всегда вспоминает…

В. ПОЗНЕР: Мы учились на одном факультете.

Ж. АЛФЕРОВ: Нет-нет-нет.

В. ПОЗНЕР: Как?

Ж. АЛФЕРОВ: Вы?

В. ПОЗНЕР: Да, я. Ну, биофак.

Ж. АЛФЕРОВ: Да-да. А в 1973 году мы делали доклад на Президиуме Академии наук – я, а потом он. И наши доклады, то, за что я получил Нобелевскую премию, то, чем он занимается и успешно развивает сегодня, были сформулированы тогда. Эти люди у нас есть, это талантливые, по-настоящему, люди. Молодой Анохин – замечательно. Вот там произойдет много нового интересного, безусловно.

В. ПОЗНЕР: Хорошо.

Ж. АЛФЕРОВ: И то, что Владимир Петрович занимается не продлением жизни, а борьбой со старением, в том числе и, как говорится, начинающих пожилых людей, это тоже великолепно.

В. ПОЗНЕР: Я Вам задам последний вопрос… В 2001 году Жорес Иванович Алферов говорил так: "Последнее время, как только встаю, пою лишь одну песню "Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут". С какой песней Вы встаете теперь? Все той же?

Ж. АЛФЕРОВ: В общем, все той же. Я верю в положительные изменения, но они идут так медленно, что я по-прежнему встаю с этой песней…

программа «Познер» 2008 г

Жорес Алферов
Алферов Жорес Иванович (1930-2019) — выдающийся русский советский ученый, физик, общественный деятель. Лауреат Нобелевской премии. Академик Российской Академии Наук (РАН), вице-президент РАН, председатель Президиума Санкт-Петербургского научного центра РАН. Иностранный член Национальной академии наук (США), Национальной академии наук Белоруссии, почётный член Академий наук многих стран. Депутат Государственной думы РФ. Постоянный член Изборского клуба. Подробнее...