Открывая новую страницу противостояния России и Запада, следует оттолкнуться от уже не раз подтверждённого тезиса о том, что сетевые технологии на сегодняшний день стали реальным оружием, с помощью которого западные, в том числе американские, военные реализуют операции установления стратегического контроля над отдельными территориями и государствами. Для многих, и Россия здесь не исключение, это стало реальной проблемой. И именно военными ведомствами западных стран в прикладном аспекте активно используется такая новейшая сетевая технология, как меметическое оружие, с помощью которой на наших глазах реализуются стратегии перехвата власти и установления политического контроля над государствами и целыми регионами планеты. Драматическая турбулентность целых цивилизаций разворачивается на наших глазах в драму с участием многих народов и государств, а ведущие мировые лидеры лишь разводят руками – у них нет ответов на те сетевые вызовы, с которыми столкнулся мир. С одной из таких технологий, с помощью которых Запад с его цивилизационными подходами пытается переформатировать мир, стремясь поставить его под свой контроль, пора разобраться более обстоятельно.
Коротко о мемах
Меметическое оружие и ведущиеся с его помощью меметические войны — являются частным случаем новейшей сетевой технологии — memetic warfare — и представляют собой разновидность операций, относящихся к сфере сетевых войн, явления более широкого и уже ставшего обыденностью. Сами сетевые войны давно и успешно используются американским военным ведомством на евразийском пространстве, в том числе в странах бывшего социалистического лагеря, а также в арабском мире (серия цветных сетевых революций), а следовательно, представляют для нас прямую угрозу. Но меметическая война – это то, что является новейшим технологическим подходом к военным операциям даже для западных стратегов.
В основе данной технологии лежит концепция мемов, изначально предложенная американским учёным Ричардом Докинзом, основателем меметики (memetics), создавшим в итоге целую науку о мемах (memes). Ричард Докинз – американский психолог, этолог, позитивист и борец с религиями ввёл в лексикон термин «мем» ещё в 1976 году, открыв в дальнейшем целое научное направление – «меметика». Занимаясь генетикой, Докинз решил сопоставить структуру репликации человеческих генов и культурную среду, в которой единица культурной информации распространяется по аналогии с генами: «Новый бульон — это бульон человеческой культуры. Нам необходимо имя для нового репликатора, существительное, которое отражало бы идею о единице передачи культурного наследия или о единице имитации. От подходящего греческого корня получается слово «мимом» (в оригинале mimeme), но мне хочется, чтобы слово было односложным, как и «ген». Я надеюсь, что мои получившие классическое образование друзья простят мне, если я сокращу «мимом» (mimeme) до слова «мим» (meme).
Слово memes, которое некоторые транскрибируют по-русски как «мемы», прочно вошло в оборот, как, впрочем, и транскрипция «мимы», которая также вошла в тематическую литературу, так как в основе понятия лежит греческое «мимос» – «подражание»(англ. – memes). Отсюда memetics[1] – имитация, представление, сходство, создание подобия, иллюзия, стремление к тому, чтобы быть чем-то ещё. Соответственно, memetics как наука занимается исследованием мемов – термин, наиболее часто используемый для обозначения культурных идей, а также имитационных целей. Таким образом, мем — в меметике – единица культурной информации, распространяемая от одного человека к другому посредством имитации, научения, подражания и так далее. Сам Докинз так описывал это явление: «Примерами мемов служат мелодии, идеи, модные словечки и выражения, способы варки похлебки или сооружения арок. Точно так же, как гены распространяются в генофонде, переходя из одного тела в другое с помощью сперматозоидов или яйцеклеток, мемы распространяются в том же смысле, переходя из одного мозга в другой с помощью процесса, который в широком смысле можно назвать имитацией. Если учёный услышал или прочитал об интересной идее, он сообщает о ней своим коллегам и студентам. Он упоминает о ней в своих статьях и лекциях. Если идея подхватывается, то говорят, что она распространяется, передаваясь от одного мозга другому».
Докинз установил, что большинству – массам людей – хочется быть к чему-то причастными и иметь возможность подхватывать и распространять мысли, идеи, всё то, что Докинз определяет понятием репликатор, единица культурной информации. Распространение мема, его живучесть и вирусное распространение, собственно, и является главным показателем его качества. Сильный мем живёт и размножается, заражая всё большее количество людей, слабый мем умирает, не выживая в среде избыточной информации, как умирает слабый ген в агрессивной среде человеческого мира.
«Война идей» сетевого мира
Но прежде чем мем начинает жить своей жизнью, он должен быть порождён. Источником же порождения мема является среда Идей. Греческая философия определяет Идею как то, что человек видит внутренним зрением. Собственно, по-гречески Идея — это видимое, но видимое не глазами. В Традиции Идея — это и есть Бытие, которое поддаётся лишь внутреннему зрению, а не продукт создания человеческого разума. Человеческий разум — это инструмент для созерцания Идей. Идея первична по отношению к человеку, который её созерцает и передаёт другим (хотя в современном русском языке есть и понятие идея, понимаемое как порождение человеческого разума и обозначаемое созвучным словом). Таким образом, в традиционном представлении Идея — это и есть Бытие.
Модерн вынес Бога «за скобки», осуществив тем самым десакрализацию Идеи, спустился на уровень материи, открыв тем самым эпоху идеологий – некоего материалистического переосмысления Идей, их подгонки под очищенную от Традиции реальность современного (Modern) мира. Но, как и в парадигме Традиции, на отрицании которой и возник Модер, новая, современная парадигма также выстраивалась на идеалистических основах, но только не на основах Идей Традиции, а на базе идеологий Модерна.
Два с лишним столетия Модерна породили три политических теории – либерализм, марксизм и фашизм, которые и стали источников всех смыслов, начиная со сферы политики и заканчивая культурой и искусством. Собственно, весь период Модерна, вплоть до начала перехода в парадигму Постмодерна, был крайне идеологичен. Можно сказать, что весь этот период, особенно драматическое во всех смыслах XX столетие, стали временем, которое некоторые философы окрестили периодом войны идей. Таковыми в индустриальную эпоху и стали идеологии либерализма, марксизма и фашизма, которые вступили в непримиримую схватку не на жизнь, а на смерть. Что стало не только причиной самой кровопролитной войны за историю человечества, но и породило масштабные культурные слои, на своём уровне противостоявшие друг другу и претендующие на глобальное доминирование.
Собственно, именно в XX веке, когда либерализм и марксизм расправились с фашизмом и в мире установился глобальный ядерный паритет, поместивший человечество в состояние временного равновесия, и возникла идея о поисках новых форм противодействия, за пределами среды обычных на тот момент ядерных средств воздействия на противника. Именно тогда и начала развиваться меметика, пиком практической реализации которой, впрочем, стал уже период Постмодерна, плавно вступающий в свои права. Однако неизменным осталось главное – именно Идея в Традиции, идеология в Модерне и пришедшая им на смену идеологема в Постмодерне – являются источниками возникновения мемов – этих единиц культурной передачи или подражания, как их определял Ричард Докинз. А нынешняя война переместилась из среды индустриальной – среды пропаганды и грубого информационного воздействия в интересах идеологии — в среду более тонкого уровня – среду сетевую. В ней мягкая сила культурного контекста, искусства (в ткань которого оборачиваются нынешние военные стратегии) стали новой средой ведения боевых действий за права окончить историю «на своём аккорде».
Сегодня мягкая среда распылённого зрелища (Ги Дебор «Общество Спектакля») наносит удары по альтернативным однополярной идеологии постлиберализма цивилизациям. Война переместилась в сферу сетей, взяв на вооружение культуру и искусство. Удары по противнику наносятся уже не копьями и мечами, как в доиндустриальную эпоху, не танками и артиллерией, как в эпоху индустриальную, и тем более не баллистическими ракетами с ядерными боезарядами, но кажущимися на первый взгляд более безобидными мемами. Однако это по прежнему, как во времена традиционного общества, так и во времена индустриального Модерна, – именно война. Война Идей, цена победы в которой не только конец истории, но и наслаждение от созерцания «своего» конца мира.
Меметическое воздействие Запада
Являясь битами культурной информации, передаваемой и воспроизведённой во всех группах населения, мемы практически сразу, как были разработаны и описаны их создателем, стали использоваться Западом против нас. Школы по разработке и изучению мемов в большом количестве начали открываться в США уже в 60-70-х годах прошлого столетия, в самый разгар холодной войны. Когда стало понятно, что любое лобовое столкновение с идеологическим противником на военном уровне может привести к уничтожению не только противоборствующих идеологических лагерей – советского социалистического и западного капиталистического, — но и всего человечества. А это означало, что победить врага можно, только разложив его изнутри. И для реализации этой цели мем пришёлся как нельзя кстати. Ведущие западные специалисты в области культуры соединили свои усилия с ведущими военными стратегами, создавая лаборатории по формированию и заброске на территорию противника живучих мемов.
Несмотря на крайнюю утилитарность поставленных задач, создатели новейшего меметического оружия исходили из того, что мемы являются своего рода метафизическими, неосязаемыми сущностями, передаваемыми от ума к уму — либо в устной форме, с действиями, музыкой, либо повторными действиями через подражание[2]. Отсюда такие специальные акции культурного воздействия, подготавливаемые и реализуемые с привлечением специалистов из ЦРУ и других разведывательных служб, как «Операция Джаз» и вскоре последовавшая за ней «Операция Рок», направленные на подрыв и последующее разрушение доминировавшего в СССР культурного кода. Модные журналы, пластинки, продукция Голливуда, элементы западной культуры, одежды, манера поведения, повадки, бренды транснациональных корпораций – всё это было меметически «заряжено» культурными кодами и использовано для нанесения ударов по идеологическому противнику. Сюда же стоит отнести целые «мемплексы» — комплексы мемов, — представляющие собой своего рода идеологические залпы. К ним можно отнести западные религии, в целом масскультуру[3], кинематограф, мультипликацию и музыкальные направления.
Распространение мемов представляет собой частный случай того, что часто называется, в том числе и самими создателями, – информационными червями. Жизнь информационных червей проходит в среде имитации. Преимущественно в имитации культурных идей, или неких культурных формул, в представлении одного другим, или в создании сходства, того, что мы очень часто, в том числе в политике и культуре, определяем понятием «симулякр»[4]. То есть распространённый мем, по большому счёту, это не что-то подлинное, а нечто симуляционное, некая изначальная пародия, то, что выдаётся за культурный элемент, а не является таковым. Симулякрами западной культуры становились такие мемплексы, как, например, советские стиляги, а затем и хиппи, панки, рокеры и металлисты. Симулякрами также можно считать и последовавшие за «перестройкой» такие социальные явления, как «кооператоры», имитировавшие среду западного бизнеса, «рэкетиры», подражавшие западным гангстерам. Потребительские массы постсоветского обездоленного большинства, жадно впитывавшие рекламные ролики – такой же суррогат западной рекламной продукции, — пытавшиеся подражать, пародируя, жизни на Западе, в «развитом» мире.
Россия под меметической атакой: непонимание и беспомощность
Нынешняя российская действительность в плане интенсивности меметического воздействия и чувствительности к ней не сильно отличается как от советской, так и от перестроечно-постсоветской эпохи. Наступательная стратегия меметической войны описана во многих западных источниках, в основном именно военными специалистами. Так, в исследовании от 2006 года майор морской пехоты США Майкл Проссер анализирует связь сферы идей с переформатированием заданного общества в интересах США для последующего установления контроля над ним.
За основу мемов, создаваемых и используемых Западом, берётся цельное западное мировоззрение, созданное на основе парадигмы Модерна и трансформированное в контексте Постмодерна под более ликвидные сетевые форматы. Именно западная идеология либеральной глобализации зашифрована в большинстве мемов, создаваемых сегодня. Такие мемы, или мемплексы, влияют на формирование идеологем – неких изначальных квантов идеологии, которые, в свою очередь, складываются и формируют убеждения. Так как массы с точки зрения социологических законов, изложенных Вильфредо Паретто, не производят смыслы, а принимают их от элит, то они весьма податливы к квантам смысловой информации, поданной в формате мемов, что и навязывает им те или иные идеологемы, предопределяющие их убеждения. Сложившиеся в итоге меметического воздействия убеждения формируют политические позиции, которые, в сочетании с чувствами и эмоциями, в конечном итоге провоцируют те или иные действия, которые в совокупности формируют поведение сначала отдельных социальных групп, а затем и всего общества. Если переложить эту последовательность меметического воздействия, описанную Майклом Проссером, на конкретную ситуацию воздействия США на Россию, станут очевидны как предпосылки, так и последствия того воздействия, которое оказывает меметическая война Запада на российское общество.
Любая меметическая атака Запада, действуя в соответствии с указанной последовательностью, в конечном итоге имеет практическое воздействие, передавая изначальный идеологический код Запада российскому обществу, но делая это не в грубой пропагандистской форме, которая сегодня отвергается практически любым обществом, а в мягкой, завуалированной форме, заходя через культурное восприятие, непрямым образом формируя идеологемы, которые в конце концов складываются в убеждения, формирующие цельную идеологическую позицию, которая и становится движущий силой социально-политических изменений – через активное действие (политический активизм) или же через пассивное непротивление социальным трансформациям.
В качестве примера эффективности такого воздействия можно привести момент распада СССР, когда действия одной – активной части общества, направленные на демонтаж Советского государства, сопровождались молчаливой легитимацией со стороны пассивной части общества. И те и другие заранее, ещё до самих событий внутренней самоликвидации СССР, уже стали носителями мировоззрения, сформированного под воздействием серии меметических атак, осуществляемых в отношении советского общества в течение многих лет. А по итогам распада Советского Союза постсоветское общество уже было готово воспринимать новую – либеральную — идеологию Запада, ложившуюся на удобренную заранее почву сформированных посредством мемов и их комплексов убеждений. Неудивительно, что пришедший на смену советизму либерализм воспринимался некоторое время вполне органично, заставляя часть общества активно содействовать его насаждению, а другую часть – не сопротивляться социально-политическим трансформациям.
Как замечает майор Проссер, мемы связаны с нелинейным мышлением и его экстраполяцией в этику, что сказывается на трансформации общественного сознания в сторону изменения общественной морали, представлений о нравственности, допустимости тех или иных изменений, смещения табу, что в конечном итоге изменяет параметры общественного договора. А это, в свою очередь, под воздействием общественного запроса вносит корректировки как в законодательство, так и в основы государственного устройства, лишь отражающего в данном случае изменившиеся потребности и запросы общества.
С серьёзными последствиями такого воздействия столкнулось уже позднесоветское государство, когда массы, разлагаясь под воздействием меметических атак Запада, начинали выходить за рамки существовавших до этого момента социальных ограничений, нарушать идеологические установки, открыто попирать сложившуюся систему ценностей, переходить границы установленных табу и далее – действующих законов, бросая вызов и государственному, и общественному устройству. В этих условиях государственная идеологическая машина просто не справлялась с количеством возникших «прорывов» и сбоев системы, не понимая причин такой идеологической разбалансировки, ибо, как уже было сказано выше, мемы являются своего рода метафизическими, неосязаемыми сущностями. При этом осуществляющими атаку на центральную, формирующую всю общественную и государственную цельность идею, как это было с идеей советской.
Именно мемы, как мы видим, сначала подточили, а затем и разрушили советскую идеологию, что и привело к последующему распаду самого советского государства. То есть меметическая атака прямым образом связана с вопросом безопасности, а серия атак может разрушить государство. И если применение военной силы, заключает Майкл Проссер, никогда не может быть успешным на 100%, особенно когда речь идёт о России, почти всегда выигрывающей горячие войны, то меметическая война уже привела Запад к вполне конкретному результату, сделав его победителем в холодной войне, при этом сведя издержки до минимума. Мало того, ничего не мешает сегодняшнему Западу продолжать в том же духе, последовательно разрушая и добивая осколки постсоветского мира, захватывая и ставя под свой стратегический контроль его фрагменты без всяких последствий для себя.
Видимость «безыдейности»
Казалось бы, СССР разрушен, Россия отказалась от советской идеологии, и даже вписала в свою новую конституцию тезис о запрете любой идеологии в качестве доминирующей, но меметическая война против нас не только не закончилась, но всё более набирает обороты. Продукция Голливуда практически полностью заняла весь кинорынок. Российское телевидение – калька с западного, в основном американского, и всё более идёт на поводу у разлагающихся масс, требующих и далее пробивать одно дно за другим. Поведение и образ жизни элит – копия с элит Запада, вплоть до того, что и сама элита всё более перемещается на Запад в буквальном смысле – дома, деньги, жёны, дети, отдых, шоппинг – всё там. Российская шоу-индустрия – пародия на западную, а дети и подростки полностью погружены в гаджеты – неисчерпаемый источник западных меметических потоков, полностью сформировавших уже целое поколение «молодых россиян».
Объяснение вытекает из самой теории меметических войн. Суть в том, что Идея (идеология, идеологема) является неотъемлемой частью человеческого бытия. Некоей экзистенциальной основой «человека разумного». Тем, что, собственно, отличает человека от животного, выделяет из мира природы (натура) и перемещает в мир рассудочного существования (культура). Наша способность осмысленно подражать тому, что мы видим, и делать как другие – это то, что отличает людей от животных, которые подражают механически. Люди могут, глядя на то, что делается в зоне их внимания, сразу же скопировать произошедшее, уловив смысл и суть происходящего. Когда вы подражаете кому-то ещё, имитируете «нечто», то оно же передаётся тем, кто за вами наблюдает. Так это «нечто» может быть передано снова и снова, начав жить своей собственной жизнью – в этом случае передаваемое «нечто» и есть мем.
Иными словами, мир Идей, как созерцание «невидимого глазами», идеологий – как желаемого образа общественного устройства, движущего идеалистами и пассионариями, или идеологем, позволяющих мобилизовать общество в эмерджентные группы, – есть неотъемлемая данность человеческого общества. Причём разным обществам свойственен свой тип идей, отличный от других. Такая констатация заставила теоретиков меметических войн помыслить Идею как своего рода вирус, а сами мемы и мемплексы – как болезнетворные бактерии, разносимые от одного человека к другому. Это представление сформировало клинические подходы к оперированию мемами: к их распространению (заражению) и, соответственно, лечению. В этом смысле любая идеология представляется как болезнь, возникающая вследствие воздействия того или иного вируса, того или иного типа бактерий. Единственная особенность такой болезни заключается в том, что человека нельзя вылечить, но можно лишь заразить другой болезнью вместо той, что у него была.
Используя данную аналогию, при которой идеологии имеют те же характеристики, что и болезнь, можно разработать технологию борьбы с ними посредством своего рода вытеснения другой болезнью с помощью мемов как бактерий, её переносящих. Само заражение происходит в этом случае посредством тонкого – невидимого, — но при этом открытого контакта. Полное же избавление от вируса приводит к потере культурного уровня, а значит, и уровня мыслительного, рассудочного, то есть к потере рассудка и, собственно, человеческих свойств. Человек в этом смысле – это «мыслящее животное», и если он не мыслит, то он просто животное.
Взяв за основу данный подход, западные идеологи с помощью меметических атак вытеснили советскую идеологию, заменив её своей, либеральной. Внешне безыдейное нынешнее российское общество на самом деле стало обществом либеральным. Принцип меметической войны, таким образом, состоит в том, чтобы вытеснить «опасные» фрагменты сознания, содержащие «вражеские» мемы, своими, «менее опасными», более желательными. Для этого необходимо сначала убедить больного в том, что существующие культурные коды для него опасны, создав, таким образом, из них патогенные кластеры – представив их как некий «источник страданий». Для избавления же от этих «страданий» взамен существующих культурных и ценностных кодов на следующем этапе предлагают альтернативные, не приносящие страдания и фобии, но, напротив, приносящие радость, счастье, являющиеся источником развлечений, релакса и, в конечном итоге, разложения, что для масс всегда легко и приятно.
Советское общество, таким образом, было не уничтожено, но перезаписано. Культурно перепрошито в иное, теперь уже либеральное общество, – перестав быть устойчивым, «твёрдым» обществом, но став вместо этого не «безыдейным», а ликвидным, «влажным» обществом, перезаполненным иными, менее «болезненными» и «тоталитарными» мемами. Как только критический уровень насыщения новыми мемами достигает необходимого уровня, происходит отмирание нежелательных артефактов, меняется поведение человека и общества в целом. А учитывая схожесть вирусов – и советский марксизм и либерализм являются продуктами Модерна, с его материализмом, прогрессизмом и позитивизмом, — новый вирус перезаписывался на весьма благодатную основу, а значит, был записан уже с более высокой точностью, плотностью и долговечностью, что и обеспечило ему устойчивость и живучесть.
Меметическая наступательная инициатива
Если взглянуть на ситуацию с точки зрения меметической теории, то она представляется весьма критичной. Но не фатальной. Мало того, позволяющей нам самим использовать данную технологию, причём не только для излечения, но и для ведения встречных наступательных инициатив в сфере нашей меметической войны с Западом. Для этого необходимо (всего навсего) создать комплекс своих собственных, более заразительных и доброкачественных мемов и, используя разработанные методы привлекательной упаковки, тиражирования и распространения, направить теперь уже свой собственный вирус на нашего врага.
Задача не такая уж нерешаемая, особенно с учётом того, что «меметическая война – это соперничество за нарративы, идеи и социальный контроль на поле боя социальных медиа»[5], которыми буквально напичкано общество нашего глобального оппонента — Запада, сплошь испещрённого, тотально покрытого сетями всех возможных типов и при этом испытывающего серьёзный мировоззренческий кризис. Оставшись один на один с самим собой, либерализм лишился оппонента, а его «свобода (от)», больше не видя выходов для реализации, начинает «освобождать» западное общество от самого себя, ставя под вопрос любую коллективную идентичность – принадлежность к народу, нации, религии, полу, человеческому виду, в конце концов всё это признаётся тоталитарным и несвободным.
Есть и ещё одна предпосылка в нашу пользу – этностатика, — свойство любого общества возвращаться в своё изначальное, более устойчивое состояние[6]. А это означает, что как только количество и частота меметических атак начинает спадать, ослабевать и редеть, с этого момента начинается процесс самоизлечения – освобождения общества от чужих, не свойственных ему вирусов-мемов, и восстановление концентрации своих собственных ценностных констант. Учитывая то, что западное общество, как европейское, так и американское, – изначально консервативно, традиционно и этнично, — то открытие ему его же собственных, изначальных смысловых кодов и традиционных моделей может стать отправной точкой для освобождения его от своих собственных идеологических химер – либеральных чудовищ, порождённых сном европейского разума в эпоху Модерна. Дело за малым: нам самим необходимо проснуться к своей собственной Идее, избавившись от вируса Запада, сформировать собственные мемы и мемплексы и нанести ответный меметический удар.
[1] Хотя то же самое явление иногда определяется и как mimetics, т.е. в англоязычной литературе встречается как одно (memetics), так и другое (mimetics) написание. Таким же образом складываются и производные, например понятие Memetic Warfare так же распространено, как и Mimetic Warfare.
[2] Blackmore S. The Meme Machine // Oxford University Press, 1999.
[3] Фрэнсис Стонор Сондерс. ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны // Кучково поле, Институт внешнеполитических исследований и инициатив, 2014.
[4] Бодрийар Ж. Симулякры и симуляции // М.: Постум, 2017.
[5] Джиси Джеф. «Время воспользоваться меметической войной».
[6] См. Дугин А.Г. Этносоциология // М.: Академический проект, 2011.
