Исихазм происходит от слова «исихия» — молчание, тишина. Это направление монашеской аскетической практики, которое стало полноценной философией, даже метафизиков в XIV веке во время св. Григория Паламы, который описал эти практики и онтологические основания.
Суть исихазма — учение о нетварном фаворском свете. Для Паламы свет нетварен. Человек в своем сердце имеет возможность прикоснуться к неприкасаемому Богу, увидеть то, что нельзя увидеть. Этот парадокс нетварности фаворского света. Если невидимое может быть увидено, это переворачивает все представление о теологии.
В спорах с противниками, которые подчеркивали трансцендентность Божества, Палама отвечал: вы правы, что Бог невидим, запределен, мы не можем помыслить Его, поскольку Он абсолютен. Но когда мы говорим, что Бога нельзя понять — мы тоже Его определяем. Если мы говорим, что Бог совсем отдален от нас, мы поражаем Бога в правах. Не слишком ли это нагло с нашей стороны, утверждать даже негативные признаки? К примеру, что Он «абсолютно непознаваем». Бог непознаваем — но Он и не непознаваем. Бог настолько велик и совершенен, что если захочет, Он сможет стать познаваемым.Став человеком, Он стал явленым — Он ходил среди нас, был среди нас, а мы его отвергли.
Сам свет является нетварным — это принципиальное выражение Божественной абсолютной свободы. Бог непознаваем и не непознаваем. Когда он не непознаваем, Он может на высшем горизонте созерцания открыться христианину, аскету. Не где-то далеко — а в нас. Бог пришел в человеческую действительность, Он пришел для нас. Мы как христиане, если мы идем по пути аскезы, можем достичь этого высшего опыта.
Далее Палама описывает, что предлагает исихазм: умное делание. Необходимо перенести ум из головы в сердце. Голова — символ дискурсивного знания, обычного рассудка — там и пребывает наше сознание, а сердце принято считать сферой интуиции, чувств. Надо поменять это: перейти от работы интеллекта и прямой бытовой интуиции к новой форме мышления и бытия. Когда мы делаем сердце умным, то меняется и сам интеллект — он перестает быть подсчитывающим сознанием. Сердце видит мир непосредственно, глубоко, но слепо само по себе — поэтому становится территорией страстей. Надо преодолеть и рассудочность сознания, и эмоциональность сердца — в этом и заключается умное делание.
Когда сердце и ум сольются, мы можем (в качестве дара!) сподобиться дару созерцания нетварного света. Этот опыт радикально меняет все человеческое бытие — после этого человек не будет тем, что прежде.
Бог становится опытом. Его и наше бытие подходят вплотную. Это созерцание Бога внутри нас. Об этом опыте монахи часто не говорят: Паисий Величковский, например, считал, что мирянам об этом и знать не надо. Но постепенно старцы стали делиться с людьми этим опытом — потому что это сокровище столь великое, и столь колоссально философское наследие.
По сравнению с исихастом — человеком, который предпочитает молчание, погруженность в умное делание — великие мира сего представляются откровенным ничтожеством. Возможно, простецы ближе к этому опыту — нищета прекрасна, священна, спасительна — особенно когда она добровольна.
