Лауреатом влиятельной литературной премии «Ясная Поляна» в главной номинации «Современная русская проза» в 2019 году стал Сергей Самсонов за роман «Держаться за землю».
Роман — лаборатория времени. Писатель способен на соединение любых временных отрезков, на любые «странные сближения». Он сводит в одну точку людей, которым в реальности не суждено столкнуться, соединяет события в такой последовательности, что в настоящем начинает мерцать грядущее.
Писатель волен замедлить и ускорить время, перезапустить эпоху, начать своим романом новое летоисчисление не только литературы, но и жизни. Писатель способен добавить к суткам двадцать пятый час: час прозрения великого в малом, могучего — в немощном, сокровенного — в обыденном.
Писатель погружает время в пространство — и пространство само становится временем, рождает иное его измерение, вскрывает потаённые временные пласты. Сегодняшние воины хоронят после боя «своих мертвецов», а находят «кости и оружие собственных отцов». Кажется, копнёшь чуть глубже — и найдёшь шелом, кольчугу, сломанное копьё. Копнёшь ещё — и отыщешь следы первобытной стоянки, тлеющее кострище, не лишившийся деревянной рукояти каменный топор.
Разные времена соединятся, будто оголённые провода. Случится большой взрыв, после которого всё изменит свою природу, человек изменит свою сущность, в небе взойдут новые светила. Посреди жизни образуется воронка, что затянет в себя героев и предателей, врагов и друзей, дом и чужбину, жизнь и смерть… Этой воронкой станет роман.
Пространство романа Сергея Самсонова — земля. Но не та, что «благодарна оратаю», не та, по которой тоскуешь в долгих странствиях среди «вод многих», не та, на которой из Космоса видны материки и океаны.
Его герой — подземелье, чёрное чрево земли, не ведающее ни минут, ни дней, ни столетий. Время здесь меряется эрами, оно не знает различий между живым и неживым. Время затвердело каменным углём, протянулось пластами, подпирая ту землю, на которой растут деревья, по которой ходит человек, на которой строит он свои жилища. Но человек потревожил это косное время, погрузился в земную утробу с временем живым, надколол породу, укротил подземную тьму, чтобы рождать из неё надземный свет.
Укротители тьмы, шахтёры Донбасса работают, «как вельможи: только лёжа», протискиваясь в туннели-артерии сокрытого мира. Они, вынимая угольную опору из-под земли, берут всю её тяжесть на себя, становятся подземными атлантами. Подземелье запускает в человеке загадочные эволюционные процессы: глаза различают предметы в темноте, слух ловит малейший шорох, предвещающий обрушение. Здесь иная природа родства, когда брат тебе — тот, кто «даёт спину», тот, с кем ты спускаешься в шахту в одной связке. Здесь грань между жизнью и смертью истончается настолько, что каждый подъём из шахты — «реактивное воскрешение». Здесь человек обтирается о породу так, что с него счищается вся шелуха, остаётся ничем не прикрытая, не замаскированная душа — и уже не притворишься, не солжёшь.
У шахты — необъяснимый зов, неодолимое притяжение. Может быть, шахтёрский праотец был изгнан из рая за великий грех и погружён во мрак, чтобы трудом добыть искупление, чтобы, пройдя глубинными адскими тропами, вернуть человечеству Эдем. А может, напротив, праотцом был великий праведник, ушедший в шахту, как в затвор, чтобы вымолить спасение для мира.
Так или иначе, но этой тропой праотцев шахтёры идут в забой — не только на добычу, но и на поиск. Готовые добраться до ядра Земли, они крошат пласты, стремятся найти что-то невыразимое, неотмирное. Не случайно многие из них мечтали стать космонавтами, но желанная ракета в последний момент круто изменила направление, и вместо того, чтобы устремиться в бесконечное небо, буром вошла вглубь земли: «Есть горний край небесных руд, где красота — наш главный труд». В этом подземном космосе шахтёры упёрлись в породу небывалой твёрдости. Человеческих сил на её преодоление не хватает. В мир должна прийти неуёмная мощь, способная разрушить преграду.
И такая мощь приходит — война. То ли мировая, где пересеклись интересы, воля, стратегия и дипломатия сверхдержав. То ли локальная, где сшиблись конкретные страны и регионы. То ли гражданская, где схватились люди, говорящие на одном языке, но заложившие в слова неведомые друг другу и несовместимые смыслы. То ли война капиталов, в которой те, кто убил дракона, стерегущего золото, сами превращаются в драконов.
Война сдетонировала так, что в жизни открылись новые потоки времени. Если раньше шахтёры, добросовестно трудясь, поддерживая огонь в семейных очагах, были погружены в бытовое время, то теперь их подхватило время историческое. Отныне грядущее в большей степени зависит от них, а не от штабов и министерств, банкиров и политологов.
Бытовое время неторопливо, предсказуемо. Оно плавно течёт по венам жизни. Историческое время — сбивчиво, больно аритмией, оно, пульсируя, хлещет из пробитой аорты. Историческое время войны пытается вырвать с корнем всех, кто врос в родную землю до самой породы.
Война сдетонировала так, что сместила ту непреодолимую плиту на пути шахтёров. Но при этом образовались и адские разломы, накренилось всё мироздание. Эта плита примагничивает к войне самых разных людей. Внутри каждого идёт своя война — «смертельно тихая она». Каждый накопил в себе такие противоречия, которые разрешить можно только в Донбассе. Каждый герой романа — молекула войны. Эти молекулы связываются в кристаллическую решётку — и в мире появляется новое вещество, соприкосновением с которым всё проверяется на прочность.
Братья Петро и Валёк Шалимовы — потомственные шахтёры. Петро в своей силе подобен гоголевскому Остапу. Кажется, чтобы перевернуть землю, ему даже не нужна точка опоры. На войне с такой же исполинской мощью он будет мстить за своих малолетних детей. Валёк — поэт и художник. Он изображает чёрным углем светлые души шахтёров. Он — любимец шахты, она для него — живое существо, которое он каждый раз умоляет отвести погибель, помиловать братьев по труду. В мирное время Петро и Валёк столкнулись в любовном треугольнике, который разъединился только в пору войны.
Мизгирев — чиновник украинского министерства угольной промышленности, начинавший как инженер в шахтах родного города. Война заставляет его осознать прочность связей под землёй и зыбкость всего «на-гора»: «Там, наверху, никто мне на помощь поверхностных не приведёт, если я упаду, если буду тонуть. Там все от тебя разбегаются, чтоб ты их за собой не потянул. Там люди с тобой, пока ты идёшь вверх. Там люди составлены в пищевую цепочку, а здесь… Здесь нельзя жрать друг друга. Не какой-то моральный на это запрет, а физически просто нельзя, как есть звери, которые никогда не охотятся на подобных себе. Под землёй слишком многое надо делать совместно, а иначе раздавит вас всех. И теперь, на войне, то же самое…»
Лютов — русский офицер, прошедший Чечню. В России он случайно сбил ребёнка и бежал от возмездия на Украину, где уже воспламенился Майдан. По воле войны, на Донбассе Лютов возглавил батальон ополченцев, стал сражаться за их землю, как за родной дом: «Мы за огонь. Как в каменном веке. За женщин своих, за дома, за потомство. Я — да, из России пришёл, а они? На землю эту с Марса прилетели? Живут тут, родились, отцы их деды, бабки… их земля».
Криницкий — полковник украинской армии, ветеран Афганистана, тоскующий по Красной империи: «Был сызмальства заворожен красотою оружия, великолепием и мощью мчащихся по полигону, изрыгающих дым и огонь броневых мастодонтов из отцовского танкового батальона, парадами на Красной площади по телевизору, серебристо-стальными лимузинами маршалов, плывущих над чеканными рядами вооружённых сил СССР… циклопический Жуков, сокрушённые «тигры» фашистов под Прохоровкой, реактивное пламя «катюш», всесметающее огневое воздаянье Берлину».
Богун — командир украинского добровольческого батальона, сын спившегося советского офицера, в 90-е — главарь ОПГ, уже тогда изведавший дурман жестокой силы и безнаказанности: «Словно кто-то сказал надо всеми пацанскими, коротко стриженными для тюрьмы и войны головами: нужны ваши мышцы, животная сила, время делать так страшно, чтобы все понимали, на что ты способен ради собственной правды и жизни; кто умеет ломать, навсегда пойдёт вверх, остальные, кто гнётся и ломается, — вниз».
Артём — историк, реконструктор, раздираемый противоречиями в поисках украинской идеи и образа врага: «Единственная правда золотого века, украинского «Древнего Рима», которую он мог нащупать в глубине веков, была как будто неразрывна с изначальным миром русским: один благодатный, спасительный свет просиял тем славянам, пришёл из православной Византии, и потянулись к небу церкви, заострились и ликами стали бородатые лица… Короче, Киевская Русь. Единое в немеркнущем сиянии пространство, голубым своим куполом достающее Бога. Как же это делить? Объявить этот мир, этот свет лишь своим, украинским? Но ведь русские церкви такие же. Отделённые от изначальной Софии веками, километрами пустошей, реками крови, но по облику, духу такие же». Во время войны Артём столкнётся с врагом не на реконструкторском, а на реальном поле боя.
Все рассредоточились по краям смещённой плиты так, чтобы мир обрёл хоть какое-то равновесие.
Батальон ополченцев Лютова занял позиции в шахтёрском городке Кумачове. Его главная задача — через обходные пути шахты «Мария-Глубокая» зайти в тыл врага. Работа переплелась с войной, военное время потребовало стахановских норм и матросовских подвигов. Шахтёры создают новый род войск — подземные войска. Они чередуют отбойные орудия и убойное оружие. Они роют под землёй дорогу жизни, чтобы в конце исторического туннеля разглядеть свет.
Они появляются в расположении врага так, будто восстаёт сама земля. Та земля, за которую шахтёры держались, как за мать, с которой шахта их связала, как пуповина, — разверзается под врагом, становится для него могилой. Шахтёры же посмотрели на смерть, как на солнце, и не ослепли. Их взоры давно привыкли к смертоносному свечению. В их очах скопилась защитная угольная пыль. День шахтёра стал Днём Победы: над родной землёй вознеслось кумачовое знамя, распростёрся Покров Богородицы Марии.
Прокладывая путь в тыл врага, ополченцы прозрели сакральную цель шахтёрского ремесла: высвободить истину, придавленную угольными пластами и культурными слоями. Через разлом прежде непреодолимой породы в бытовое и историческое время хлынуло время археологическое — то, которое не знает человеческого лукавства. Чёрное в этом времени черно, как уголь, белое — бело, как снег. Справедливость справедлива безо всяких оговорок. Зло порицается безо всяких оправданий.
Под расколовшейся породой шахтёры нашли то, что так долго высвечивали коногонками, что предчувствовали, но чему не знали имени, — то, воплощение чего не представляли. Кристалл, сияющий множеством граней: «созрела новая порода, угль превращается в алмаз». Каждая грань алмаза — мечта русского человека. Мечта — свобода, открывшаяся не в «злате и булате», а в красоте Божьего мира. Мечта — благодать, ради которой нужно претерпеть. Мечта — преодоление ненависти: к раненому и обезоруженному врагу, к миру, к жизни, к себе за то, что научился ненавидеть. Мечта — рай, который нужно не искать, а беречь: мы не потеряли его, мы жили в нём, но только сейчас осознали это.
Шахтёры вынесли на-гора алмаз русской мечты. Алмаз мечты русского мира. Это сияющее чудо в трудовой угольной пыли, в смешанной с пеплом родной земле. Оттого оно стало ещё драгоценнее.
