Мир ждут серьезные мутации
Андрей Фурсов
Сможет ли Сирия остаться светским государством, почему за "арабской весной" не последует возрождения Ближнего Востока и насколько влиятельными остаются семейства Рокфеллеров и Ротшильдов, "Голосу России" рассказал директор Центра русских исследований Института фундаментальных и прикладных исследований МосГУ Андрей Фурсов.
Гость программы — Андрей Ильич Фурсов, директор Центра русских исследований Института фундаментальных и прикладных исследований Московского гуманитарного университета (МосГУ), историк, публицист.
Ведущий — Армен Оганесян.
Оганесян: Добрый день! У нас в гостях директор Центра русских исследований, известный историк, публицист Андрей Ильич Фурсов. Добрый день!
Фурсов: Добрый день!
Оганесян: Спасибо, что пришли к нам. Сирия по-прежнему в центре внимания. Как-то позвонил мне знакомый журналист и сказал: "Слушай, сложно. Мы же правильно делаем. С одной стороны, должны быть те, кто защищает Асада и Иран. С другой стороны, тех, кто критикует, трудно найти". У нас все специалисты по Ближнему Востоку критически настроены в отношении роли США, Израиля и всего, что мы унаследовали от Советского Союза, против империализма, против вмешательства в дела стран Ближнего Востока. Это остается официальной точкой зрения.
Как вы думаете, почему у нас так мало политологов, которые осмелились критиковать Асада? Их можно по пальцам пересчитать: Александр Шумилин, иногда Евгений Сатановский как эксперт может себе позволить, но у него более сложная позиция.
Фурсов: Мне трудно говорить за них, потому что я не политолог.
Оганесян: Какую сторону вы бы заняли?
Фурсов: Естественно, сторону Асада.
Оганесян: Почему?
Фурсов: Ситуация с Сирией очень интересная. Ситуация вокруг Сирии выявила, что США как государство и кластер транснациональных корпораций не тождественны самим себе. Соединенным Штатам, Обаме, администрации Обамы война на Ближнем Востоке сейчас совершенно не нужна.
У Обамы был другой курс — на постепенное установление отношений с Ираном. Но это не устраивает на Ближнем Востоке Саудовскую Аравию и Израиль, а в Соединенных Штатах это не устраивает военно-промышленный комплекс, нефтяников и тех, кого называют неоконами.
Здесь нужно сказать, Обама как слабый президент расставил сам себе ловушку. Все его разговоры по поводу "красной черты", под которой понималось применение сирийским правительством химоружия… Обама почему-то думал, что только правительство Сирии может применить оружие. Применили химоружие — это такая же провокация, как 11 сентября, как Тонкинский залив.
Обама оказался в непростой ситуации: чтобы сохранить лицо, ему нужно было наносить удар. Но здесь его не поддержали даже британцы. И он оказался в сложном положении. Тот ход, который предложила Россия, — это, безусловно, спасение для Обамы. Он может теперь не начинать войну и сохранить лицо. Сирия сдает химоружие международному сообществу. Таким образом, все оказываются довольны. Обама не воюет, не втягивается в эту войну. Те, кто пытался подтолкнуть его к этой войне, оказываются не в лучшем положении.
Что касается того, почему так мало людей на стороне США? После Ливии, Ирака, Афганистана, Югославии ситуация такова, что только очень проамериканские люди могут защищать Соединенные Штаты в этой ситуации. Ясно, что правда не на их стороне.
Оганесян: Давайте посмотрим с точки зрения большой конспирологии.
Фурсов: Я не специалист по конспирологии. Я не люблю этот термин. Я занимаюсь криптополитикой и криптоэкономикой, то есть тайной, закрытой политикой и экономикой. Реальная власть — это тайная власть.
Что касается конспирологии, здесь все зависит от того, как мы определяем этот термин. Если предполагается, что два-три человека могут составить заговор и изменить ход истории, — это одно.
Если же мы говорим о серьезных закрытых организациях, у которых в руках власть, информация и деньги, например, Коминтерн, — это заговор или нет? Организация в течение десятилетий планировала и организовывала восстания, революции, вела подрывную экономическую, финансовую, политическую деятельность. Это заговор или нет? Конечно, заговор, только с большой буквы.
Французская революция — это заговор? Конечно, заговор. Но заговор в широком смысле этого слова.
Оганесян: Вы обошли русскую революцию.
Фурсов: Я просто не назвал ее. Любая революция — это заговор. Ясно, что в любой революции есть очень много неприглядного: люди вступают в союз со злом, с противниками, и им не хочется признавать это. Любая политика — это тайная политика.
Обратите внимание: как только началась внешняя формальная демократизация западного общества с 1867 года, когда в Великобритании работяги получили право голосовать, реальная власть стала уходить из видимой зоны в невидимую. А в начале ХХ века сложилась ситуация, когда партии, правительство в значительной степени были функцией закрытых организаций (ложи, клубы). Это естественно.
Без таких структур, как закулиса, капиталистическая система себя не может воспроизвести, и вот почему. Закулиса снимает очень важное противоречие капитализма. Экономический капитализм — это единое, мировое целое. А политический капитализм — это мозаика, система государств. У буржуазии в Англии есть интересы в Германии, а у буржуазии Германии есть интересы во Франции. Чтобы реализовать их, они должны нарушить законы своей и чужой страны…
Голос России 17.09.2013
